Петер Розай - Мужчина & Женщина

• Название: Мужчина & Женщина
• Автор: Петер Розай
• Издательство: Фантакт
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-85976-048-5

Австрийский писатель, доктор юриспруденции Петер Розай (р. 1946) — автор более 20 прозаических произведений, двух поэтических сборников, многих пьес и радиопьес. Лауреат нескольких литературных премий.

«Мужчина & женщина» (1984) — история одного развода, маленькой частной трагедии, кусочком мозаики вошедшая в цикл «15 000 человеческих душ» — многоплановую панораму страстей и страданий современного общества. Этот цикл из шести книг создавался П. Розаем с 1980 по 1988 год и занял особое место в творчестве писателя.

---

Это видно, сказала Сюзанна.

В ярко освещенной комнате она почувствовала себя еще раскованнее, сразу же села за столик у дивана, где лежал развернутый журнал и стояли бутылки и рюмки.

Вы читали?

Не то, чтобы читал, так.

Потом она увидела таблетки. Одна красная, другая желтая. Они лежали на столе.

Что это у Вас, спросила она и взяла в руку коробочки с таблетками.

Может, включить музыку, спросил мужчина из глубины комнаты, где он что-то готовил.

Снотворное? — Сюзанна засмеялась: Вы разрешите и мне попробовать?

Мужчина сказал ей, как принимать таблетки: сперва две красных, потом одну желтую.

Она запила их шнапсом.

Это подействует быстро. Мужчина сидел рядом, внимательный и счастливый.

Когда утром Сюзанна переходила через дорогу к своему дому, уже светило солнце.

Пустым, ярким и ровным светом освещало оно безлюдную улицу, весь спящий поселок. Какие свежие повсюду краски!

Небо ясное до самого низа, до земли, темная синева, и только на горизонте оно кажется чуть-чуть светлее.

Сюзанна сразу же прошла в свою спальню. Было слышно, как рядом спокойно дышит спящий ребенок. Она еще раз вышла в коридор, чтобы послушать. Ребенок вызывал у нее зависть. Ее охватила радость: мой ребенок! Стоя около кровати, она стала стягивать чулки.

Часть II

Пришло время подробнее рассказать о Мюраде. Вот уже год, как он работает в адвокатской конторе, и работа в светлых, приветливых помещениях ему нравится. В конторе работает еще несколько молодых адвокатов. Все они хотят сделать карьеру. Мюрад к этому не стремится. Вот почему ему без труда удается всем нравиться, он ни у кого не стоит на дороге.

Внешне мы должны представлять себе Мюрада гладким, чистым и энергичным, под блестящей скорлупой его наполняла искрящаяся уверенность. Его выбритое лицо, с несколькими морщинками возле рта и носа, сияло. Лишь на глубине эту гладь рябила усмешка. Его волосы всегда были гладко зачесаны; он выглядел так, как будто бы только что принял душ. Только губы были сухими, с трещинками. Втайне ему приходилось признать, что стоило ему хотя бы недолгое время провести на людях, и он чувствовал, как его ботинки становились внутри влажными от пота.

О его адвокатской работе мы расскажем позднее.

Было начало лета, и кусты сирени в саду Мюрада расцветали только теперь, с некоторым опозданием. Лучи солнца едва проникали в сад, и голая земля разбухла от дождей, которые часто шли в это время года. Только что прошел ливень. Мюрад, все еще в костюме, который он носил на службу, стоял у окна и смотрел в сад.

Между крышами домов сверкал кусочек светлого, чистого неба, к которому тянулись бледно-фиолетовые кисти сирени, словно они были лишь отражениями небесной синевы. На горбатом пригорке поблескивал нежный налет мха: темные, мерцающие иголочки.

В почтовом ящике лежало письмо от Сюзанны: Мюрад, скрестив руки на груди, прислонился к окну и радостно вдыхал свежий прохладный воздух. Глазные яблоки Мюрада ощущали его: застывшая, светло-голубая смола.

Письмо он не выбросил сразу же, как делал это обычно; под настроение он вскрыл его и прочитал:

Она все такая же!

Счастье находишь только тогда, когда ищешь что-то совсем другое, а не это самое счастье. Его находят только походя: Так было написано в письме.

Теперь оно лежало в мусорном баке.

Мюрад усмехнулся:

Громкие слова!

Я доволен тем, что живу.

И все же, когда он читал это письмо, у него было такое ощущение, как будто бы он плывет на корабле в открытом море и слышит удары колокола, доносящиеся с острова, который уже давно скрылся за горизонтом.

Чуть позже он прохаживался в халате по своей просторной, со скрипящими полами квартире, держа в руке полный стакан шнапса. Он выработал у себя привычку никогда не пить на людях, в ресторане, и пил только вот так, наедине с собой. Ему казалось, это его укрепляет, придает сил. Костюм, рубашку и галстук он повесил на стул, под него же поставил ботинки.

— Он хорошо чувствовал себя в своей квартире.

Может быть, жизни отдельных людей сплетены между собой теснее, чем я думал! Искренняя, исполненная любви назойливость.

Его прежняя мания счастья продолжала теперь жить в Сюзанне: Как жадно хотел он счастья. Или для нее это только игра? Ему в угоду? Прежде любая мелочь напоминала ему о прошлом, хотя было ясно, что это лишь случайные встречи со старыми пристрастиями или антипатиями: Стоило ему, например, увидеть стоящую где-нибудь у берега лодку, как он уже катал в ней, сидя на веслах, Сюзанну и Альмут.

Предположим, что скрещенье людских судеб, действительно, существует: Он готов был признать это явление до тех пор, пока оно облегчало и скрашивало жизнь.

Перейдя в прихожую, он на мгновение увидел в большом настенном зеркале свое отражение, неотчетливое и расплывчатое:

Да! Все правильно!

Он закашлялся.

Пусть где-то на дальнем участке его жизни Сюзанна или кто-нибудь другой, кому охота, отчаянно свистит, заложив два пальца в рот.

В громадной пустыне.

Мюрад достал из шкафа бутылку коньяка, чтобы отметить этот день, аккуратно открыл и выпил несколько глотков. Затем он оделся и вышел.

Приятно было чувствовать себя в городе своим! — По ярко-голубому небу плыли серые, рваные облака, напоминавшие морскую пену: Там, наверху, была буря. Из глубины широкой аллеи, по обе стороны которой стояли высокие массивные здания, все еще ярко светило, но уже почти не давая тепла, заходящее солнце. В это время — было шесть часов — на тротуарах и улицах кипела жизнь: Когда Мюрад высокомерно закрывал глаза, смеясь, но не разжимая губ, — прохожие и машины начинали плясать перед ним, как пестрые, вибрирующие цветные пятна в каком-то неопределенном, но тем не менее весело освещенном пространстве.

Он шел вдоль широкого, залитого солнечным блеском озера, где вода казалась серой только в тех местах, куда падала тень. У берега была устроена маленькая пристань. На рейде стояли белоснежные прогулочные теплоходы. Со всех сторон водоем окружали предприятия и торговые дома, над которыми парили чайки.

Над строгими фасадами всплывала порой светло-голубая дымка, как вуаль, под которой угадываются нежные, по-летнему светлые ресницы. — Мюрад услышал далекий звон колоколов, доносившийся со стороны главной городской церкви, чей купол возвышался над городом и служил его опознавательным знаком. Мюрад на секунду остановился и посмотрел на часы.

У него были знакомые или друзья, с которыми он обычно встречался по вечерам. Он не готовил еду дома и потому был вынужден бывать на людях.

Теперь началась улица, которую он любил больше всего: Без единого деревца или куста, простая, светло-серая мостовая, до отказа заполненная чужими людьми; в конце этой улицы его уже гостеприимно поджидал портал знакомого ресторана:

В этот момент он снова почувствовал какое-то бесконтрольное нарастание уверенности: Словно мощная, не терпящая никакого сопротивления морская волна, целая водяная гора, явилась она из безмерной, головокружительной глубины и покатилась вширь и ввысь, такая прекрасная и величавая, что он замер от удивления, оглушенный той невероятной мощью, какая поместилась в его тесной груди.

Войдя в ресторан, он пригладил рукой волосы. Прямо против него за столиком в нише сидел Берт, архитектор, или, может быть, он был директором рекламного агентства. Мюрад поздоровался с ним кивком головы.

Полы ресторана были сколочены из старых палубных досок, и, глядя на них, Мюрад всегда испытывал чувство абсолютной безопасности, как будто с ним ничего уже не могло случиться.

Бухта Предназначения.

Пока они ели, Берт рассказывал историю, которая произошла с ним в отпуске. Мюрад слушал охотно, это было просто; ему было все равно. Глаза Берта: Когда он, ища сочувствия, широко раскрывал их, рот Мюрада улыбался; когда он их сощуривал, сосредоточившись на какой-нибудь подробности рассказа, Мюрад мягко барабанил пальцами по столу. Берт рассказывал. Он плавал в бухте, которую показал ему кто-то из местных. Там была одна-единственная лодка, стоявшая на якоре довольно далеко от берега. Маленькая весельная лодка, белая, с красным днищем. Так как море было чистое и прозрачное, Берт мог видеть всю лодку: всю лодку; так, будто бы она, никем и ни к чему не привязанная, свободно парила в вечности, само спокойствие и совершенство.

Вас выселили из квартиры? Я имею в виду: вашу мебель выставили на улицу? Мюрад старался как можно отчетливее формулировать свои вопросы, когда говорил с клиентами. Такая склонность к точности объяснялась попросту тем, что она позволяла, как только суть дела была закреплена в ясных словах, сразу же о ней забыть.

Оказавшись беззащитным перед лицом мира — так записал он однажды в своем дневнике, — будь то по причине греховной слабости или остроты сознания, запрещающей сдавать позиции, я нуждался в том, чтобы все силы своего воображения направить на создание спасительных образов.