Виктор Конецкий - Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

• Название: Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография
• Автор: Виктор Конецкий
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-91181-077-8

Виктор Конецкий — любимый писатель нескольких поколений российских читателей. Он автор романа-странствия в восьми книгах «ЗА ДОБРОЙ НАДЕЖДОЙ», куда вошла путевая проза «Соленый лед», «Ледовые брызги», «Среди мифов и рифов», а также повести «Завтрашние заботы», «Третий лишний» и многое другое. Конецкий — автор книг «Камни под водой», «Кто смотрит на облака», «Эхо».

Конецкий — соавтор блистательных сценариев к ставшим культовыми кинофильмам, и среди них — «Полосатый рейс», «Путь к причалу», «Тридцать три».

В конце жизни Конецкий задумывал подготовить книгу на основе материалов своего архива, но замысел этот так и не был осуществлен.

Настоящая книга — попытка исполнить волю писателя. Попытка создать его посмертную «ненаписанную автобиографию».

Большая часть книги состоит из ранее не публиковавшихся рассказов, отрывков из дневников Конецкого, а также переписки и литературных заметок разных лет.

Вторая часть книги — это монтаж из отзывов писателей, критиков и читателей на прозу и сам «феномен Конецкого».

В приложении впервые публикуется литературный сценарий кинокомедии «Через звезды к терниям».

---

Резиновый шланг злобно, по-змеиному запульсировал.

— Семена купите в первом же порту за свою валюту, — сказал Саг-Сагайло.

И в тот же миг мощная струя из шланга ударила его в лоб и сбила с ног. Старпом исчез в экзотических зарослях.

— Мистика! — заорал Ниточкин, бросаясь к барахтающемуся в зарослях начальнику. — Давайте руку!

— Тише! — приказал старпом, — Черт! Они жалят! Хуже крапивы!

— Мистика! — обреченно пробормотал еще раз Ниточкин.

— Ерунда! Дурацкие совпадения! Никакой мистики на свете нет! — хладнокровно сказал старпом. — А сполоснуться в такую жару только полезно…

— Господи, Эдуард Львович! А ведь это и есть крапива! Эта она под тропическим солнцем так вымахала, да?

В кабинете шефа замерзли окна, едва проглядываются сквозь них мохнатые от инея деревья в институтском саду.

Шеф и Василий Никифорович сидят с телефонными трубками.

Доносится далекий голос Татьяны Васильевны:

— Папа, а у нас тропический шторм! Красота ужасная!

— Как себя чувствуешь?

— Отлично! Я уже не укачиваюсь!

— А объекты?

— Милы и добры, как морские свинки!

— Даже после катаклизмов и конфузов?

— Бывают повышенные тона, излишняя эмоциональность словоупотреблений, но я не обнаруживаю черт агрессии! Ты слышишь, папа?

— Вы дурно работаете! Мои расчеты показывают, что…

— Обождите, братцы! — сказал шеф в трубку. — Привет, Таня! Вы там не забывайте: несовместимость объектов — это все очень интересно, но главное — исследование поведения всей группы…

Ливень, вой и стон ветра, штормовой океан. Среди этого хаоса судна почти не видно. Только ходовые огни пляшут пляску святого Витта. Брызги взлетают до радиоантенн.

В радиорубке Татьяна Васильевна, Диоген и Маркони, который с наушниками на висках колдует у своего приемопередатчика и с пулеметной скоростью стучит на пишущей машинке.

Доносится голос Василия Никифоровича:

— А как со скрытостью наблюдения? Объекты не подозревают его?

«Профессор Угрюмов» резко кренится градусов на тридцать.

Диоген не удержался на ногах и полетел сперва в один конец рубки, а потом прямо на Маркони.

Татьяна Васильевна усидела, невозмутимо затянулась папиросой и решительно сказала в трубку:

— Нет! Пока нет! Я закрываю связь, папа!

Маркони отпихнул Диогена, взглянул на его белое, страдальческое лицо и заорал:

— Иди спать, очкарик! Сейчас мне за шиворот котлету выпустишь!

В радиорубку заглянул Петя Ниточкин, заорал:

— Маркони, мне ничего нет?

— Нет! Отдай Гришке Айсбергу! — Радист сунул Пете бланк радиограммы.

Ниточкин прочитал ее и заулыбался лукавой улыбкой, подмигнул радисту и заорал камбузнику:

— Диоген, отнеси капитану!

— Я сейчас не могу, мне не…

— Срочно! — приказал Маркони и подмигнул Пете.

В рубке склонился над штурманским столом капитан Кукуй. Он вглядывался в карту. Ему что-то не нравилось в ситуации. С мокрого капюшона плаща стекали капли. Лицо Фаддея Фаддеича напоминало людей с полотен Брейгеля-старшего — суровое и собранное. Затемненная лампочка над картой качалась, перебрасывая по морщинам капитанского лица тревожные тени.

Диоген вошел в штурманскую и положил перед капитаном радиограмму. В ней говорилось: «НЕ ЗАБУДЬ КУПИТЬ СИНГАПУРЕ БЮСТГАЛЬТЕРЫ РАЗМЕР СПРОСИ РАДИСТА ЦЕЛУЮ ТВОЯ МУМУ».

Капитан долго шевелил губами, потом вытащил из-под плаща очки, нацепил их, потом снял.

— Купить бюстгальтеры? — спросил он Диогена страшным, заговорщицким шепотом. — Это тест? По Солли — Розенкранцу — Айсбергу?

Диоген тоже надел очки и вылупился на капитана:

— Какой тест? Я не расслышал, — переспросил он.

— Я вот тебе сейчас расскажу, разгильдяй! — сказал капитан грозно и замахнулся на камбузника штурманской линейкой, но не удержал улыбки.

— Я… я… — начал было оправдываться Диоген и схватился за рот.

— Беги на подветренный борт, салажонок! — приказал капитан и крикнул вдогонку: — И не переживай, со всеми бывает!

В кабинете шефа шло обсуждение разговора с Татьяной.

Профессор ходил по ковровой дорожке, глухо стуча палкой.

— Мы обязаны вызвать, проявить взаимную агрессию объектов. Только тогда мы узнаем, что ее порождает, и вскроем нарыв…

— Что предлагаете?

— Есть идейка, есть подлая, есть! — сказал профессор. — Мы переведем объекты в качественно иное положение. Мы изменим их социально-служебное положение. Комбинация сейчас: «матрос — первый заместитель лидера». А мы Кукуя — долой, Сагайлу — капитаном, Ниточкина — штурманом… И совершенно иная мера ответственности за общее дело, новые психологические соотношения.

— Я чего боюсь, — сказал шеф, — что отрицательные эмоции у этих ребят копятся, но ведь мы не всегда сразу реагируем на происходящее… Реакция зреет, зреет — и вдруг качественный скачек, взрыв и…

— Так это нам надо!

— …и — гипертония! Это нам надо?

— У этих волкодавов гипертония? — засмеялся профессор.

— Вот что, без морских специалистов нам не обойтись. Свяжись с пароходством, доложи в кадрах о нашем подозрении на возможность полной несовместимости объектов. А тогда пусть они решают… Да, ты, кажется, статейку где-то тиснул об уникальном эксперименте? Не торопись… Наука-то наша еще только попискивает, еще только рождается. Ведь все мы в нее черт-те откуда пришли. Ты каких наук доктор? — исторических, тьфу, экономических! — захохотал шеф. — Я, будь оно неладно, философских, да еще по античности специализировался. А Татьяна твоя — физиолог, прости ее Господь…

— Потому науку нашу и надо изо всех сил пропагандировать! Заинтересовывать ею молодежь. Я вот на своей деревяшке десять раз в неделю на общественных, как говорится, началах черт-те куда болтаюсь, лекции молочу. — Он взглянул на часы. — И сейчас к киношникам опаздываю…

— И они нашей наукой заинтересовались? — с интересом спросил шеф и захохотал, как когда-то в начале. — Ну, сплошное кино. А с лекциями сократи. Поезди-ка, пожалуйста, по родственникам объектов. Какие-нибудь интересненькие детальки биографий собери: из детства, из семейной обстановки… Анкеты анкетами, а…

— Давно сам думал, — сказал профессор и трахнул себя палкой по протезу.

Очевидно, ему это нравилось.

Над длинным столом в кают-компании возвышался гипсовый бюст профессора Угрюмова. Его лоб был огромным. Борода — тоже.

За столом сидели: капитан, старший механик, Гриша Айсберг, второй штурман, Ниточкин и боцман.

Перед каждым лежал опросный лист.

Сагайло расхаживал в торжественной тишине вдоль стола.

— Я собрал сюда командиров, как наиболее сознательных респондентов. Перестаньте ерзать, Ниточкин! На вопросы отвечать только «да» или «нет», — говорил старпом, — Начинаем анкетирование по форме номер тринадцать.

В кают-компанию проскользнула Татьяна Васильевна и стала у самого дальнего окна, стараясь быть возможно незаметной. Она курила «беломорину» и смотрела на дельфинов, которые резвились за бортом.

— Читайте ваш вопрос, товарищ капитан! Ну! — приказал старпом.

Старый капитан мизинцем потряс в ухе и с полным удивлением спросил:

— Ты это на кого рычишь, а?

— Согласно вашего приказа старший при анкетировании здесь я! — отрубил Сагайло. — Читайте!

Фаддей Фаддеич вздохнул и послушно прочитал:

— «Как вы считаете: нужна ли человеку в космосе ветка сирени?»

— Да или нет?! — еще грознее рыкнул Саг-Сагайло.

Фаддей Фаддеич поднял на своего подчиненного глаза и прошипел:

— Я тебя в порошок сотру! В сумасшедший дом! На всю жизнь!

— Прошу всех заслушать выдержку из инструкции, — ледяным тоном произнес Сагайло и, вытащив конверт с печатями, зачитал: — «Моряки с высоким баллом негативной экспрессивности могут быть понижены в должности или вообще списаны с судов флота».

— Гм, — сказал Фаддей Фаддеич, почесал затылок и углубился в вопрос о сирени и космосе: ни понижаться в должности, ни списываться ему еще явно не хотелось.

Осторожно вмешалась в происходящее Татьяна Васильевна:

— Товарищ Саг-Сагайло прав, конечно, но я бы хотела напомнить и о тех требованиях, которым должен отвечать наш метод, — это добровольность предоставления информации… — Она несколько принужденно засмеялась и продолжала: — Я как-то тут говорила, что наш брат интервьюер должен быть иногда вежливым, как продавец из дамского магазина, иногда пронырливым, как дипломат, иногда обворожительным, как Одри Хэпберн, но все эти качества несколько…

— …несвойственны моему старпому, — мрачно продолжил капитан Кукуй.

— Ясно. Простите, Фадцей Фаддеич, — сказал Сагайло, сбавляя тон. — Боцман Загоруйкин, читайте вопрос номер сорок!