Виктор Конецкий - Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

• Название: Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография
• Автор: Виктор Конецкий
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-91181-077-8

Виктор Конецкий — любимый писатель нескольких поколений российских читателей. Он автор романа-странствия в восьми книгах «ЗА ДОБРОЙ НАДЕЖДОЙ», куда вошла путевая проза «Соленый лед», «Ледовые брызги», «Среди мифов и рифов», а также повести «Завтрашние заботы», «Третий лишний» и многое другое. Конецкий — автор книг «Камни под водой», «Кто смотрит на облака», «Эхо».

Конецкий — соавтор блистательных сценариев к ставшим культовыми кинофильмам, и среди них — «Полосатый рейс», «Путь к причалу», «Тридцать три».

В конце жизни Конецкий задумывал подготовить книгу на основе материалов своего архива, но замысел этот так и не был осуществлен.

Настоящая книга — попытка исполнить волю писателя. Попытка создать его посмертную «ненаписанную автобиографию».

Большая часть книги состоит из ранее не публиковавшихся рассказов, отрывков из дневников Конецкого, а также переписки и литературных заметок разных лет.

Вторая часть книги — это монтаж из отзывов писателей, критиков и читателей на прозу и сам «феномен Конецкого».

В приложении впервые публикуется литературный сценарий кинокомедии «Через звезды к терниям».

---

И. Н. Карясова

Москва. 31.05.95

Надо сказать, что при чтении ваших книг меня давно мучит вопрос об искренности и откровенности, о факте и вымысле. Насколько же совпадает Виктор Викторович путевых заметок с их автором. По-моему, Вам удается пока балансировать на черте, переходить которую нельзя. Я знаю один только срыв. Речь шла о треугольнике: Степан — молодая особа — и вы. Там Вы выдали женщину, что делать нельзя. Вы сами это знаете. Я тогда очень сердилась на Вас, но подумала, что, может быть, Вы поставили себя в вымышленные обстоятельства или Ваш лирический герой не 1:1 к автору. Если это выдумано, то Вы себя очернили. С этим приходится сталкиваться. Возьмите «Волшебный рог Оберона» Катаева. Из обломков разбитой жизни выглядывает препротивная физиономия маленького эгоиста, который не смог вырасти в бравого прапора 1-ой Мировой, а уж тем более не смог стать большим писателем. По-моему, нельзя переходить черту, за которой ты для своего читателя, который тебя любит, — подлец. Это ведь ужасное расстройство. Я тогда не читала Вас несколько лет. Впрочем, все это очень субъективно воспринимается. Читатель очень разный.

Читала «Мореплаватель» Олега Базунова в «Новом мире». Акварельные краски в описании Крюкова канала смутно напомнили мне мою ленинградскую юность…

Л. Нежинская

Киев. 1995

К стыду своему должен признаться, что книги Конецкого вошли в мою жизнь гораздо позже, чем у моих сверстников. Объяснение этому (но не оправдание) достаточно простое: приехав из Барнаула в 1966 году в Ленинград после средней школы «учиться на штурмана» в знаменитую «Макаровку», Ленинградское высшее инженерное морское училище (ЛВИМУ), первые годы своей курсантской жизни в столичном городе все свое свободное время я тратил на его изучение. Будущая жизнь моряка не предполагала длительного пребывания на берегу, это было ясно даже провинциалу, и я уже тогда старался взять от земной жизни максимум возможного. Да и уверенности в том, что останусь плавать в Балтийском пароходстве, тоже не было никакой. Надо ли напоминать послевоенному поколению, что такое иногородний и что такое прописка в Ленинграде? Так и получилось: по окончании училища по распределению поехал в Архангельск, где и проработал 20 лет.

В годы учебы имя В. В. Конецкого впервые всплыло в курсантских разговорах после выхода его книги «Соленый лед». Говорили, что это один из тех писателей, кто пишет о море совершенно нетрадиционным языком. Говорили, что юмор его произведений таков, что долго не можешь отдышаться от смеха, читая о похождениях его героев… Вышедшие к тому времени на экраны фильмы «Полосатый рейс», «Путь к причалу» и «Тридцать три» по сценариям Виктора Викторовича были просмотрены не единожды, но разве в том возрасте нас интересовали такие подробности, как фамилия сценариста? В лучшем случае мы знали фамилию режиссера, поставившего фильм, да актеров — исполнителей главных ролей.

Прошло достаточно много лет, прежде чем мне удалось прочесть «Завтрашние заботы». И попалась эта книга мне именно в арктическом рейсе из Архангельска в Игарку. Тогда меня поразило не просто совпадение обстановки нашего реального рейса с той, которая была в книге. Впервые в моих руках была повесть, написанная про современную жизнь моряков торгового флота, — тема, которую настолько редко затрагивали тогда писатели и журналисты, что можно было по пальцам одной руки пересчитать более или менее значимые и правдивые произведения об этом. По силе произведенного впечатления «Завтрашние заботы» можно было сравнить, пожалуй, лишь с «Тремя минутами молчания», которые, к слову, также случайно попали мне в руки.

В том рейсе я и дал себе слово постараться перечитать все, что было написано Конецким. Судовые передвижные библиотеки мало располагали к этому (все мало-мальски интересные книги загадочным образом в рейсе куда-то исчезали), поэтому все надежды были на ближайший отпуск. Но судьбе угодно было поступить со мною по-другому.

1 мая 1982 года теплоход, на котором я работал старпомом, шел из Бремена в Ленинград с грузом труб большого диаметра в трюмах и на палубе для строительства знаменитого в те годы трубопровода Уренгой — Помары — Ужгород. Северное море штормило, волна была попутной, и теплоход все сильнее и сильнее раскачивало, создавая реальную угрозу для палубного груза: войди мы в резонансную качку, никакие крепления не выдержали бы возникающих нагрузок. Но до мыса Скаген оставалось не более двух часов хода, а после поворота судно входило в пролив Каттегат и было бы прикрыто берегом и от качки, и от ветра. Это желание побыстрее уйти от шторма, видимо, и оказалось решающим для капитана. Он не стал сбавлять ход для выхода из опасной зоны резонанса, и очень скоро наступили последствия такого решения: при очередном сильном крене крепления труб на крышке одного из трюмов полопались, и все трубы с этого места посыпались за борт.

С приходом в Ленинград, как и положено, капитану порта был подан морской протест и оформлены все необходимые документы. Я уходил в плановый отпуск и сдал все дела новому старшему помощнику капитана. Уже дома через несколько недель узнал, что приказом по пароходству капитану и мне, как отвечающему за крепление палубного груза, был объявлен выговор и с каждого из нас была удержана треть заработной платы. Обычная практика тех лет, типичный случай: сколько подобных воспоминаний у любого из штурманов, кто дослужился хотя бы до старшего помощника капитана. Но не типичным оказалось время событий. Это был, напомню, 82-й год, когда шла очередная волна наведения порядка в стране. Днем на улице, в магазинных очередях, в других общественных местах, даже банях, проверяли, на каком основании люди в рабочее время не на рабочем месте. Тогда же были созданы транспортные прокуратуры, которые были призваны навести порядок на всех видах транспорта…

Вот под эту волну было заведено и уголовное дело по нашему происшествию. Следствие шло всю осень и зиму, все это время мне, как одному из участников события, пришлось жить в гостинице для моряков (а попросту, в общежитии) и почти ежедневно ходить в прокуратуру на допросы. Опрашивались все члены экипажа, имеющие хоть малейшее отношение к погрузке, проводились очные ставки, делались какие-то расчеты. Только к весне 83-го года стало ясно, что обвиняемым буду я один. Основным документом обвинения был акт экспертизы крепления палубного груза, сделанный капитанами рыболовного флота из Мурманска…

Судебное заседание было назначено на ближайший понедельник. Была среда. Мне хватило остатков мужества не впасть в панику и обдумать ситуацию. Спасти меня могла лишь настоящая экспертиза, которую в той ситуации мог бы сделать лишь один человек — сам автор «Правил перевозки…» Но для этого нужно было лететь в Ленинград, в институт, где он работал, и там уже попытаться объяснить ему что и как. На руках у меня была подписка о невыезде, но гораздо более серьезной проблемой в то время была сама возможность улететь из Архангельска. Билеты были дешевыми, но их было не достать. Выход был один — помощь кассирш из агентства «Аэрофлота», у которых иногда оставались билеты из брони обкома КПСС или их возвращал кто-то из пассажиров. Мне повезло: к закрытию агентства билет был у меня на руках. От какой-либо материальной благодарности моя благодетельница категорически отказалась (в те годы такие еще встречались, и не только в Архангельске), но согласилась выпить по рюмке коньяка, только у себя дома. Настроение мое было к тому времени таким, что было уже все равно где и с кем пить, хотелось просто напиться от безысходности, и я, не раздумывая, согласился.

Пока хозяйка хлопотала на кухне, от нечего делать взял с полки первую попавшуюся книгу и наугад раскрыл ее. Взгляд уперся в главу, которая называлась «Середина жизни», после чего сразу следовал эпиграф из Данте: «Земную жизнь прожив до половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во мгле долины». Затем автор писал о том, что он, как и Данте, в свои 35 тоже оказался в критической жизненной ситуации, и о том, как он выходил из нее. Я посмотрел на обложку книги: Виктор Конецкий.

Потрясенный, я перечитал начало главы несколько раз. Ведь именно в этот день, когда было предъявлено обвинение и жизнь для меня просто померкла, когда казалось, что уже ничто не может спасти от позора тюрьмы, и не оставалось практически никакой надежды (ну что можно было сделать в оставшиеся до суда два рабочих дня?), именно в этот день мне исполнилось ни много ни мало 35 лет! И у меня тоже была середина жизни, и я тоже «очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь».

Глава была дочитана до конца, но с этого момента я был уже не один в этом мире со своими проблемами. Незнакомый мне человек своей историей вдохнул в меня ту надежду, которой мне так тогда недоставало. Не знаю, как это объяснить, но одиночества и безысходности в душе уже не было.