Виктор Конецкий - Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

• Название: Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография
• Автор: Виктор Конецкий
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-91181-077-8

Виктор Конецкий — любимый писатель нескольких поколений российских читателей. Он автор романа-странствия в восьми книгах «ЗА ДОБРОЙ НАДЕЖДОЙ», куда вошла путевая проза «Соленый лед», «Ледовые брызги», «Среди мифов и рифов», а также повести «Завтрашние заботы», «Третий лишний» и многое другое. Конецкий — автор книг «Камни под водой», «Кто смотрит на облака», «Эхо».

Конецкий — соавтор блистательных сценариев к ставшим культовыми кинофильмам, и среди них — «Полосатый рейс», «Путь к причалу», «Тридцать три».

В конце жизни Конецкий задумывал подготовить книгу на основе материалов своего архива, но замысел этот так и не был осуществлен.

Настоящая книга — попытка исполнить волю писателя. Попытка создать его посмертную «ненаписанную автобиографию».

Большая часть книги состоит из ранее не публиковавшихся рассказов, отрывков из дневников Конецкого, а также переписки и литературных заметок разных лет.

Вторая часть книги — это монтаж из отзывов писателей, критиков и читателей на прозу и сам «феномен Конецкого».

В приложении впервые публикуется литературный сценарий кинокомедии «Через звезды к терниям».

---

— Всюду клин, разговор у нас… Счастье — оно есть?

— Есть семейное счастье. Или когда солдат бежит и орет «За Родину!», он в этот момент сумасшедший, но счастливый. В своей жизни счастливого человека я не видел. Это мгновения какие-то, и только.

Неделя. 1998. Янв. № 2[33]

Привыкшие к бассейну боятся океана[34]

Виктор Конецкий — офицер, в чьих устах старинное «честь имею» не формальность. Виктор Конецкий — писатель, чья репутация не омрачена приспособленчеством и компромиссами. Он известен мрачным взглядом на вещи и морскими солеными шутками, способностью к железной дисциплине и безбрежным загулам, беспощадным языком и острым чувством справедливости.

Некогда весь мир обошла фотография: митинг на Дворцовой площади 20 августа 1991 года, рядом с Собчаком на трибуне двое — Лихачев и Конецкий. С тех пор многое изменилось… В последние годы Конецкий не дает интервью, избегает публичности, живет в тени. Почему? Объясняя, он говорит тихо и медленно (только что вышел из госпиталя), но внятно и жестко.

— Тогда нас всех вели наивные, как показало минувшее десятилетие, надежда и вера. Не могу сказать, что у меня в те дни не было вовсе страха, но ожесточение было сильней.

За три года до этого Конецкий первый и последний раз написал «на высочайшее имя» — письмо Михаилу Горбачеву. Оно содержало пять абзацев, три из которых начинались со слов: «Мне не понять…»

За год до того Конецкий написал заявление о выходе из КПСС, членом которой был с 53-го года. Этот документ, обозначая эпоху, открывает личность: «Хватит — пора выдавливать из себя раба. Говорят, если порядочные выйдут, мерзавцам будет полное раздолье. Именно это соображение руководило мною 37 лет. Свой долг верного пуделя я выполнил честно. Но больше разделять общество андреевых, лигачевых, полозковых не хочу… Желаю товарищам по партии мужества, М. С. Горбачеву — долгих лет и юмора».

— А сейчас, если б понадобилось, вы бы написали прямое письмо Путину?

Виктор Викторович качает головой. Он из тех, ныне немногочисленных, литераторов, кто никогда не испытывал жаркого соблазна дружить с властью. Начальство любого ранга, как широко известно, предпочитал посылать в сугубо конкретном направлении — как лично, так и с трибун. Отвечать на мой прямой вопрос он почему-то начинает издалека, из 52-го года.

— …Сталина я видел близко за год до смерти. Наш батальон курсантов Высшего военно-морского училища прошел на параде лучше всех, и по традиции в Георгиевском зале Кремля для нас накрывались столы. Мы стоим возле столов, и вдруг через весь зал с пустым фужером в руке прошел Сталин. Старый человек — шел, ничего уже не видя вокруг. Это было ошеломляюще. У нас у всех чуть… выкидыш не сделался оттого, что мы увидели великого вождя. Сегодня и вспоминать это противно.

А с Путиным меня судьба свела, когда он награждал меня орденом «За заслуги перед Отечеством» в апреле прошлого года. Меня потрясло его рукопожатие, никак не думал, что у дзюдоиста может быть такая мягкая рука при столь жестком взоре. Такой был у моего отца-прокурора, когда он ругал нас с братцем за то, что мы написали в колодец. Выработал на допросах.

Вопросы высокой политики для нас по-прежнему закрыты. Но даже допуская, что из Кремля видно намного дальше, чем с этого дивана, все равно не могу понять некоторых вещей. Бремя, которое возложено на Путина от лица народа, огромно. Но где его команда? Время идет, а рядом с президентом Волошин, Лесин, Павловский, на которых клейма негде ставить. На черта нам был этот бронированный поезд с этим авторитарным ничтожеством внутри (Ким Чен Ир, — Т. А.). Для кого был поставлен спектакль? Такое нельзя было и вообразить себе десять лет назад, после провала путча. Как и старый новый гимн, принятый без референдума.

— Десять лет назад вы сказали: «Сегодня быть в стороне от политики невозможно». Сейчас думаете иначе?

— Хочет или не хочет писатель, он все равно во всем участвует. Стояние в стороне от политики — тоже политика. На площадь я больше не пойду, но раздражает и возмущает меня многое.

Проблема Курил, например.

Нам принадлежит одна шестая планеты, а что мы на ней творим? Я был на Курилах — не острова, свалка нечистот. Раньше Курилы прикрывали фланг приморской армии, на них стояла дальнобойная артиллерия. Сегодня, в век ракет, нам эти острова до лампочки. Но Путин твердо настроен не отдавать их Японии. «Наше!» Ни пяди земли врагу! А поставьте себя на место японцев, которые сидят друг на дружке верхом. Они бы из этих Курил сделали цветущий сад…

Или Северный морской путь. Мы его освоили, превратили в нормальную магистраль, шлялись там, как по кухне. Это стоило дорого — вдоль него со времен Челюскина и Седова сплошные могилы. Туда вломлено средств и человеческих жизней немерено. И когда сегодня идет речь про «северный завоз», я думаю: чего мы-то осваивали сорок лет? Ныне из Красноярска на Диксон доставляют продукты самолетами и поездами, а иностранные лодки шуруют по всему Северному пути…

А «Курск»? Чудо будет, если операция по подъему обойдется без жертв. Говорю как профессиональный спасатель. На аварийно-спасательную службу у нас уже лет пятнадцать денег нет, а на подъем астрономические средства найдем. Приказ главнокомандующего.

Между тем в день Военно-морского флота впервые в Неву не вошел ни один корабль — нет топлива. Развал нашего флота — самая большая трагедия моей жизни.

…За спиной Конецкого во всю стену карта Мирового океана. По ней синим проложены маршруты, помечены имена кораблей и годы плаваний. Только по Северному морскому пути Конецкий прошел не менее двадцати раз и трижды вокруг света…

И еще на стенах — множество пейзажей, радостные краски на них будто живут отдельной жизнью: «Если б не война, я стал бы художником…» Но он стал писателем.

— Сегодня, казалось бы, легче пишется. Но люди моего поколения привыкли за десятки лет к сопротивлению. Когда есть сопротивление — есть и преодоление. И вдруг оказывается: перед тобой нет препятствий — пожалуйста, заходи. А тебе, как ни странно, не хочется.

Время совершенно другое, а я остался в том, своем. И не жалею об этом. Уверенности от того, что сделал к семидесяти годам, у меня нет, но есть благодарность судьбе за то, что не бросил моря. Море — стихия, а стихия требует правды. И в литературе море помогало мне держаться ближе к правде. А среди новых — вы мне назовите хотя бы одного писателя, которого бы признала страна. Пелевин, что ли?

— Как, по-вашему, изменилось общество за десятилетие от путча до Путина?

— Стало очевидно главное: нет у нас объединяющей идеи для будущего. Чтобы сформулировать такую идею, нужны мозги не полковника, а философа. «Да здравствует великая Россия!» — это не идея. От великой территории до великой России — дистанция огромного размера. Мы — многонациональная страна, обязаны уважать и мнение чеченцев. Если не уважаем, сползаем к чистому национализму.

В последнее время многие, слишком многие потеряли или вовсе не нашли свою звезду. Причина ясна: нас долго держали в бассейне со стоячей водой, где каждый имел свою «дорожку». Теперь каждый, попав в «океан», должен выплывать сам. Но парадокс — у великого народа отсутствует чувство простора! Ощущение огромности мира и своего в нем достойного места. Нас засасывает ущербная психология собственного величия на фоне удручающей зависимости от других стран.

Конецкого издают и переиздают, скоро выйдет его семитомник, но нельзя сказать, что он с успехом вписался в нынешние обстоятельства. Его пенсия 1460 рублей, а самый высокий гонорар — 15 тысяч. Об изданиях и переизданиях в России и за границей узнает случайно. Высылкой книг, тем более денег, новые русские издатели себя не затрудняют.

— А что делать (в усталом взгляде Конецкого вспыхивают искры острой иронии) — литературный агент или адвокат с меня последние штаны снимет, на лекарства не хватит. Зато ночного стука в дверь не боюсь, а было время — боялся.

В моем поколении я остался почти один. Считаю, не кокетничая, что зажился: все мои однокашники и по флоту, и по литературе уже концы отдали. А я торчу, как пень.

— Это уж не в вашей, Виктор Викторович, власти…

— Я, знаете, из верующей семьи. Когда уходил в училище, матушка мне зашила в китель образок Николы Морского и сказала: «Выкинешь, прокляну!» Всю жизнь я с ним проплавал.

Среди моряков во все времена было очень много верующих — даже в сталинские. Недаром говорят: «Кто в море не бывал, тот Бога не знавал». Море и небо неразрывно связаны. И человек, каким бы он ни был, когда-то чувствует потребность посмотреть на звезды. А они лучше всего видны с корабля.