Виктор Конецкий - Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

• Название: Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография
• Автор: Виктор Конецкий
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-91181-077-8

Виктор Конецкий — любимый писатель нескольких поколений российских читателей. Он автор романа-странствия в восьми книгах «ЗА ДОБРОЙ НАДЕЖДОЙ», куда вошла путевая проза «Соленый лед», «Ледовые брызги», «Среди мифов и рифов», а также повести «Завтрашние заботы», «Третий лишний» и многое другое. Конецкий — автор книг «Камни под водой», «Кто смотрит на облака», «Эхо».

Конецкий — соавтор блистательных сценариев к ставшим культовыми кинофильмам, и среди них — «Полосатый рейс», «Путь к причалу», «Тридцать три».

В конце жизни Конецкий задумывал подготовить книгу на основе материалов своего архива, но замысел этот так и не был осуществлен.

Настоящая книга — попытка исполнить волю писателя. Попытка создать его посмертную «ненаписанную автобиографию».

Большая часть книги состоит из ранее не публиковавшихся рассказов, отрывков из дневников Конецкого, а также переписки и литературных заметок разных лет.

Вторая часть книги — это монтаж из отзывов писателей, критиков и читателей на прозу и сам «феномен Конецкого».

В приложении впервые публикуется литературный сценарий кинокомедии «Через звезды к терниям».

---

В моей следующей книге я попытаюсь в какой-то степени исследовать проблемы, о которых речь шла выше. Разумеется, исследовать как литератор.

Это будет художественное произведение со своей фабулой, со своими героями. Их прототипы — люди, с которыми я не раз встречался в море. Но наряду с ними в книге будут жить и вымышленные персонажи, судовой журнал будет перемежаться придуманными событиями, — в общем, получается переплетение документа и вымысла. В этом особенность будущей книги, жанр которой я пока затрудняюсь определить. Она будет состоять из двух частей. Первая часть называется «Ранние воспоминания амфибии», вторая — «SOS на Фонтанке». Рано или поздно я опять уйду в плавание, где и буду продолжать работу над этой книгой.

Труд. 1973. 18 марта

Из дневника

Моряки, конечно, видят ничтожно мало, но больше, нежели увидишь, сидя на Петроградской стороне. Конечно, рассказать что-либо о городах и странах моряки не могут и не умеют, но они видят МИР ЦЕЛИКОМ, это общее ощущение виденного мира у них есть и остается, но передать его другим еще труднее, нежели рассказать о конкретном городе, или стране, или порте.

И я отдаю себе отчет, что пишу книгу последнего моряка на этой планете, — эта профессия, в обычном ее понимании, приходит к концу, вернее, уже пришла. И о ней надо петь лебединую песнь…

Т/х «Новодружеск», 1974

Счастливых литературных миль

Студенты Ленинградского института водного транспорта пригласили к себе в гости писателя-мариниста Виктора Конецкого. Состоялась интересная беседа. Наш внештатный корреспондент — старший инженер этого института Д. Каралис попросил В. Конецкого ответить на некоторые вопросы.

— Виктор Викторович, вы — штурман дальнего плавания и являетесь членом Союза писателей СССР. Кем вы считаете себя в первую очередь — моряком или литератором?

— Эти понятия для меня неразделимы.

— Как вы относитесь к термину «писатель-маринист»? Не считаете ли вы его несколько ограничивающим круг читателей? Ведь писатель пишет о людях вообще, кем бы они ни были по профессии — инженерами, рабочими, колхозниками или учеными, он раскрывает их характеры, а не описывает их трудовую деятельность…

— Вообще-то, если литературные критики пойдут и дальше по этой тропе изобретательства словосочетаний, то на свет божий явятся «писатели-аэронисты», «писатели-геологисты» и тому подобное. Но на мой взгляд, море все-таки заслуживает такого выделения в силу своей исключительности. Человек по природе своей — существо сухопутное, и этим объясняется необычность положения, в которое он попадает при освоении морской стихии. Хотя известно, что Джозеф Конрад приходил в ярость, когда его называли маринистом. Поймите, я люблю людей и корабли, а не море, говорил он. Просто большинство моих героев — моряки, потому что я сам был моряком. Но с другой стороны, писать можно только о том, что ты знаешь досконально. И вторжение в морскую тематику требует от автора знания моря.

— Виктор Викторович, ваши кинофильмы выдержали испытание временем. Их и сейчас можно увидеть на экранах. Не думаете ли вы продолжить так успешно начатую работу в кинематографии?

— Недавно я закончил работу над сценарием комедийного фильма, который будет называться «Через звезды к терниям». Группа ученых инкогнито отправляется на теплоходе в долгий рейс, чтобы исследовать психологическую несовместимость двух членов команды. Эти люди тянутся друг к другу, симпатизируют друг другу, и в то же время, как только начинают вместе работать, все у них идет шиворот-навыворот, получаются казусы. И вот ученые тайком изучают эту ситуацию. Причем им ясно, что работа этого психологически несовместимого дуэта добром не кончится, произойдет авария. Но они не вмешиваются, потому что этого требует наука…

— Не встретимся ли мы в этой картине с героем ваших юмористических рассказов Петром Ниточкиным, который так полюбился читателям?

— Да, Ниточкин один из главных героев этого фильма. Второй герой — Саг-Сагайло. Если вы помните, психологическая несовместимость этих моряков обнаружилась еще в книге «Среди мифов и рифов».

— Имя Петра Ниточкина, с которым хорошо, даже когда кошки на душе скребут, уже стало нарицательным среди моряков. Некоторые утверждают, что это действительно ваш старинный приятель и, дескать, сейчас он плавает на каком-то судне в Черноморском пароходстве и все такой же весельчак и, как всегда, с ним случаются забавные истории.

— Нет, Петр Ниточкин образ собирательный. Хотя толчком к появлению этого героя действительно послужил друг моей юности. Но потом жизненные пути Ниточкина и его прообраза разошлись. Ниточкина я «списал» из рядов Военно-морского флота и затем отправил его работать в торговый, а его прообраз остался военным моряком. Сейчас он уже адмирал. Когда во время наших встреч я упоминаю фамилию Ниточкина, он сразу переводит разговор на другую тему…

— Что бы вы пожелали будущим морякам, тем, кто сейчас еще учится?

— Толково учиться и много читать. В плаваниях подчас приходится попадать в ситуации, о существовании которых и не подозреваешь. Моряку необходимо знать очень многое — от математики до Корана. Это не шутка. Дело в том, что в большинстве восточных стран Коран имеет силу юридических законов. И мы попадаем порой в неловкое положение, когда просим разгрузить судно по овертайму в какой-нибудь магометанский праздник.

— И традиционный вопрос: каковы ваши творческие планы?

— Сейчас я готовлю книгу путевых заметок — продолжение «Соленого льда» и «Среди мифов и рифов» («Морские сны». — Т. А.). Буду продолжать серию веселых рассказов Петра Ниточкина. А вообще-то, времени на литературную работу у меня остается очень мало. Скоро я ухожу в плавание…

Водный транспорт. 1974. 2 мая

Мой Пушкин[24]

Мы как-то любим горечь и тяжесть скорби, которая переполняет нас и щемит наши души в этот день. Возможно, это потому, что через искренность и неподдельность своей скорби воистину в этот день причащаемся вечных истоков и ценностей России.

У каждого есть мать. Каждый нормальный человек любит мать ровной сыновней любовью. И кажется, что сила любви и мелодии ее не могут измениться, не могут стать глубже и сильнее. Кажется, что ты любишь мать так, как дало тебе небо, со всей своей способностью к этому чувству. Но вот мать умирает. И тогда оказывается, что ты любишь ее с еще большей силой и с каким-то иным, мучительным, но прекрасным качеством чувства.

Даже своей смертью мать обогащает твою душу и углубляет твою связь с миром, с его бесконечностью и красотой. Пушкин рождается, живет и умирает при каждой самой мимолетной встрече не только с произведениями его гения, но просто с его именем. И его трагический конец каждый раз углубляет нашу любовь к нему. И непонятно, как может чувство делаться все интенсивнее и прекраснее без конца. Но так происходит.

Такого обновляющего влияния личной смерти на жизнь других, какое оказывает сама физическая гибель Пушкина на русского человека, у других народных поэтов в других странах не знаю. И потому инерция скорби в этот день только способствует нам для размышлений о самих себе и судьбе нашей Родины в современном мире.

Есть две напасти, две главные опасности, которые, вообще-то, две стороны одной медали: одиночество человека в мире и угроза рационализма во всех областях человеческой жизни, включая жизнь нашего духа. Тысячелетиями мы верили в то, что рано-поздно Мудрость сможет — в идеале — научиться управлять человечеством. Теперь, незаметно для самих себя, мы усвоили другую формулу: Знание управляет человечеством. Знание абсолютно и бесповоротно взяло власть, отодвинув интеллект, который, очевидно, не сдал экзамен на аттестат зрелости. Разум был, конечно, определяющей силой, открывшей, например, атомную энергию. Разум натолкнулся на занятный факт природы, опознал и объяснил его, получил ЗНАНИЕ. Знание быстро оперилось, обрело самостоятельность, оторвалось от породившего его интеллекта и пошло метаться по миру в виде атомной бомбы. Мир в Мире, т. е. отсутствие войны, определяется уже не самим разумом, а наличием этой бомбы, страхом перед полным взаимным уничтожением. Конечно, чтобы реализовать страх в миролюбивую политику, нужен Разум, но это уже подлаживание под существующую ситуацию, под диктатуру факта. Таким образом, зачастую не мудрость, а факт-знание управляет судьбой мира сегодня. Факты — это информация. На каждом перекрестке слышишь: «Дайте мне информацию!», «Мне не хватает информации!», «Что делать с потоком информации?!» Почему-то не слышно: «Дайте мне мудрую мысль!», «Мне не хватает разума!», «Что делать с избытком мудрых мыслей?»