Людвиг Тик - Странствия Франца Штернбальда

• Название: Странствия Франца Штернбальда
• Автор: Людвиг Тик
• Издательство: Наука
• Жанр: Поэзия
• Год: 1987

---

Франц невольно вспомнил.

13* …Открывшийся вид восхитил их, и взгляды их устремились на вьющийся среди зеленых полей Рейн, то исчезающий за холмами, то снова появляющий из-за них, потом поглощаемый тенью и лесами и, наконец, сверкающий на солнце далеко-далеко на последнем повороте; Франц воскликнул:

14* Штернбальд сказал:

— Как я рад, что сподобился увидеть этот памятник немецкого искусства и немецкой высокой души. Сколь громко звучит на весь мир имя Эрвина, и сколь глубоко чувствуем мы бессмертие человеческого духа, созерцая это монументальное здание. Для того чтобы выразить такое величие, недостанет любого иного знака, иного искусства, недостанет даже бесконечной мысли; это совершенство симметрии, дерзновеннейшее аллегорическое творение человеческого духа, эта протяженность вширь, во все стороны, и устремленность в небо; выше собственных пределов; бесконечное и внутренне упорядоченное; необходимость противостояния частей, из которых каждая разъясняет и завершает другую, так что одна существует ради другой, а все вместе — для того, чтобы выразить немецкое величие и красоту. Собор можно сравнить с деревом и с целым лесом, но, если захотеть, в этих всемогущих каменных громадах с их бесконечными повторениями можно увидеть и многое другое. Это сам человеческий дух…

15* …— Такие речи мне приятно слышать.

— И разве, — продолжал Штернбальд, — эти каменные громады вызывают в нас ужас или содрогание, словно египетские пирамиды? Прошу позволить и простить мне, пожалуй, чересчур смелое сравнение. Подобно тому как господь, вечный и бесконечный, облекся в любовь, чтобы не навести на нас ужас и быть понятным нам, подобно тому как сын божий жил среди нас — друг и дитя, и верующий христианин находит у него пристанище и утешение даже в страхе пред безмерным образом бога-отца, так и здесь любовь — посредник, благодаря которому это величие снова растворяется в цветке, в растении, в сиянии и веселой, сладостной игре. Куда ни кинешь глаз, где бы ни блуждал он, везде видишь эту нежную шутку, везде качаешься на волнах — волнах роз и бутонов, и арок, и образов, твердый камень, скалы словно растворяются в музыке и благозвучии. Отсюда и происходит непонятное: мы застываем, будто перед чудом, перед грезой, и вместе с тем это исполинское здание парит перед нами как веселая шутка неба. В камне провидим мы славу небесную, и даже скала переломила жесткую свою природу, чтобы пропеть «Осанну!» и «Свят! Свят!»

— Все это ваши фантазии, — сказал Больц. — Но что правда, то правда: эти здания, которые, пожалуй, есть только у немцев{70}, обессмертят имя нашего народа. Собор в Вене, незавершенное гигантское сооружение в Кёльне, Страсбургский собор — это самые яркие звезды; а как прелестен небольшой собор во Фрейбурге — в Брейсгау, не говоря уже о многих других, как, например, в Эсслингене или Мейссене{71}. Быть может, когда-нибудь мы еще услышим, что всему, чем обладают в этом роде Англия, Испания и Франция, положили начало немецкие мастера. В Италии, правда, вы не встретите ничего подобного, потому что итальянцы, которые отвергают все чужое, считают образцами готического, или немецкого, стиля только незрелые грубые нагромождения камня в Милане и Пизе, или, что еще хуже, нелепое здание собора в Лукке{72}.

— Однако же настала пора нам разлучиться…

16* …Большинство их трудится в тишине. Возможно, скоро наступит время, когда подлинному высокому искусству придет конец, ибо уже сейчас о нем больше болтают — вместо того чтобы работать, у великих мастеров перенимают не глубокомыслие, а склонность к бесплодным умствованиям, отнимающим силы, или поверхностную, пустую игру мыслями, баловство искусством; либо же возникает ложный энтузиазм и обман — они унижают все истинно благородное.

Они разошлись…

17* …ко всем относится благожелательно. Но только мне кажется, что он не принадлежит к сословию, в чьи одежды облачается, потому что слишком независим и мужествен его облик.

— Жаль, — продолжает Штернбальд…

18* …о котором он упомянул; странное любопытство овладело мною, и мне больно, что пришлось так с ним расстаться, потому что бывают такие события, из которых, если услышишь о них рассказ, извлечешь себе урок на всю жизнь.

— А на мой взгляд, — сказал Рудольф, — рассказ и есть рассказ, и хорошо, что дело не дошло до него; я и в книгах никогда не мог терпеть, если в ответ на подобный вопрос или еще по какому-нибудь ничтожному поводу кто-нибудь начинает рассказывать историю или новеллу, и в то мгновение, когда этот человек приготовился рассказывать, у меня на душе было так, словно я читаю такую книгу.

Перед ними была тропинка…

19* …богиня и ее прислужницы. Тут уединение, зелень, скалы и деревья сливаются с величественной красотой обнаженных юных тел: пожалуй, можно ввести в картину Актеона{73}, тогда в ней будет отражен чудесный страх и небывалая радость, ты сможешь изобразить звериную ярость и кровожадность псов Актеона, и таким образом самые противоречивые мотивы соединятся в единую картину прекрасной, необходимой связью.

— Или еще, — сказал Франц, — здесь в чащобе бездыханное тело прекрасного юноши, а над ним в глубокой скорби друг и возлюбленная — Венера и Адонис; или же прелестный мальчик убит свирепыми разбойниками: темно-зеленые тени, под ними ослепительные юные фигуры, свежая трава, сквозь деревья пробивается солнечный луч, высвечивающий лишь лицо или какую-нибудь отдельную мелкую деталь, вдалеке, словно окутанные грозовыми тучами, вепрь или разбойники, все вместе предоставили бы…

20* …среди них были и те, что прежде проскакали мимо них. На холме повыше сидел изумительной красоты юноша в охотничьем костюме из зеленого бархата, разноцветные перья покачивались на его фиолетовой шляпе, короткий меч висел на роскошной перевязи, украшавшей благородную грудь; это он спел первую песню. По манере держаться, красоте и росту юноши Франц догадался, что это переодетая девушка; когда она встала, стройная, с лицом, разгоряченным охотой, она была подобна богине лесов. Охотники вскочили, все отдыхающие вдруг пришли в движение и окружили девушку, подбежали и собаки, которые до того лежали, тяжело дыша, у ног охотников или в прохладной тени дерев. Зазвучал призыв охотничьих рогов, и все собрались в обратный путь. Ржали кони, которых слуги привели из лесной тени. Теперь она заметила…

21* …стали рьяно поддерживать Флорестана. И Штернбальд тоже шутки ради вмешался в спор, чтобы подсобить другу.

22* …разговор принял иной оборот. Пошли речи о кузенах, тетках, братьях и сестрах — немецких, итальянских, французских, тысячи имен назывались, множество генеалогических таблиц было развернуто и разъяснено, и, наконец, выяснилось, что соперники состоят в родстве…

23* …и направился в дворцовый парк. Здесь к нему присоединился тот самый охотник, который в лесу красивым звучным голосом спел ответ на песню, то был молодой дворянин, который занимал одну из почетных должностей при дворе, имя ему было Арнольд. В выражении его лица было нечто унылое и страдальческое, и за столом он не принимал участия ни в шутках, ни в спорах. Вместе с Францем он бродил по тенистым аллеям, и они доверительно беседовали о сегодняшней охоте, о путешествии Штернбальда, о красоте графини.

— А вот и она сама! В липовой аллее! — внезапно вскричал юноша с живейшим чувством. — Смотрите, как богатое одеяние облегает ее благородную фигуру, пурпурное платье и золотые пряжки мерцают в зеленом полумраке, и вот уже луч из ее небесных очей летит ко мне, чтобы пригвоздить меня к месту, но сегодня, хотя бы сегодня, я желаю насладиться горестной свободой.

С этими странными словами он неожиданно покинул изумленного художника. Нарядно одетая дама, которую он сначала было не узнал, с приветливой улыбкой шла ему навстречу по аллее, она очень мало походила на юношу-охотника, которого Франц видел утром. Она обратилась к нему с ласковым приветствием, взгляд ее и речи были восхитительны, после краткой беседы она удалилась. Франц в раздумье прислонился к искусно сделанному фонтану, приятно освежавшему воздух…

24* …погружаемся в самих себя и повседневную обыденность.

— Разумеется, — сказал Штернбальд, — но пусть это не делается лишь ради того, чтобы поиграть с собственной душой, ибо эти настроения и впечатления лишь тогда прекрасны и плодотворны, когда золотым своим ключом отмыкают кладовые нашего духа и являют нам сокровища, нам самим дотоле неведомые. Так возникает богатая и многосторонняя жизнь, доверительное и благотворное общение с самими собой, и нам удается избежать замкнутости и нищеты духа, которая начинается тогда, когда мы своенравно и строптиво отвергаем все, так что под конец ничто уже не может нас ни тронуть, ни привести в восторг; нет, человек не должен говорить: «вот так я никогда не буду ни думать, ни чувствовать!», но не должен он также и расточать попусту восторги своего сердца, просто чтобы убить время, иначе он точно так же, а то и скорее, оскудеет духом на этом пути. По этой причине мне не понравился и конец твоей сегодняшней застольной; возможно, до меня вообще не доходит легкомысленная шутка, если в ней нельзя в то же время усмотреть чего-то глубокомысленного и серьезного.