Мина Полянская - Я - писатель незаконный (Записки и размышления о судьбе и творчестве Фридриха Горенштейна)

• Название: Я - писатель незаконный (Записки и размышления о судьбе и творчестве Фридриха Горенштейна)
• Автор: Мина Полянская
• Жанр: Публицистика

---

______________

* 28 марта 1922 года в здании берлинской филармонии во время кадетского собрания отца Набокова Владимира Дмитриевича Набокова застрелили два монархиста. "... Мой отец заслонил Милюкова от пули двух темных негодяев, и, пока боксовым ударом сбивал с ног одного из них, был другим смертельно ранен в спину ("Другие берега"). Выпущенный тогда впервые сборник стихотворений "Горний путь" он посвятил памяти отца, предварив его эпиграфом - строкой из стихотворения Пушкина "Арион": "Погиб и кормщик и пловец".

Что же касается Цветаевой, с ее особым личностным отношением к Германии, называвшей ее "Vaterland" ("Но как же я тебя отрину, Моя германская звезда), то она и вовсе не была ею замечена. Десять недель, которые Цветаева провела в Берлине летом 1922 года явились для нее "световым ливнем". Еще до приезда ее, весной 1922-го года берлинским изательством "Геликон" были опубликованы два ее сборника - "Разлука" и "Стихи к Блоку". Находясь в Берлине, Цветаева подготовила к изданию сборники "Психея" и "Ремесло" и второе издание поэмы "Царь-девица", которые были напечатаны в в 1922-1923 году. В Берлине Цветаевой был создан цикл стихотворений "Земные приметы", эссе о Пастернаке "Световой ливень" и эпистолярный рассказ "Флорентийские ночи". Находясь в Париже, Цветаева перевела на французский язык этот рассказ, предлагала его многим французским издательствам, однако издатели не желали даже с ней разговаривать. И лишь в 1981 году итальянская исследовательница и переводчица Серена Витале привезла рассказ из Москвы он хранился у дочери Цветаевой Ариадны Эфрон - и опубликовала его во Франции и Италии. В 1922 году Мандельштам с грустью писал о "деликатном отношении", о равнодушии "мировых городов" к литературе.

Спустя полвека ситуация писателя-эмигранта мало изменилась. Недоверие к пришельцу осталось незыблемым. За год до приезда, в 1979 году роман Горенштейна "Искупление" был переведен на немецкий язык и опубликован в Берлине весьма солидным издательством "Люхтенгарт". Однако талантливого романа оказалось недостаточно. Необходимо было авторитетное слово. А где же взять такого безусловно авторитетного человека, который мог бы поручиться за талант, свое веское слово сказать, к которому бы прислушались? Такой человек к счастью нашелся - им оказался все тот же рыцарь литературы, во имя нее неоднократно пострадавший, Ефим Григорьевич Эткинд. Горенштейн познакомился с Эткиндом еще в Вене осенью 1980 года, когда жил в пансионе на Кохгассе* неподалеку от Собора святого Стефана.

______________

* Горенштейн жил в Вене по адресу Кохгассе 36, апартамент 23, второй этаж.

Вена произвела на писателя гнетущее впечатление. Обилие и изобилие магазинов, которое восхитило Бродского (его, как мы помним, встретил американский профессор-славист Карл Проффер и тут же, в аэропорту, предложил престижное место в университете в Анн Арборе штата Мичиган) произвело обратное действие. Горенштейн увидел неприветливый город без зелени, без деревьев, без скамеек на улицах, однако же увешанный колбасами. Витрины, у которых они с женой стояли с одномесячным ребенком на руках и смотрели на красоту пирожных под "злыми взглядами австрийских хозяев", не радовали. Вот Бродского, получившего приглашение Проффера, магазины радовали: "Я очень ясно помню первые дни в Вене. Я бродил по улицам, разглядывал магазины. В России выставленные в витринах вещи разделены зияющими провалами: одна пара туфель отстоит от другой почти на метр, и так далее... Когда идешь по улице здесь, поражает теснота, царящая в витринах, изобилие выставленных в них вещей. И меня поразила вовсе не свобода, которой лишены русские, хотя и это тоже, но реальная материя жизни, ее вещность. Я сразу подумал о наших женщинах, представив, как бы они растерялись при виде всех этих шмоток".

Горенштейн писал: "Вена - полигон, плацдарм эмигрантской интеллектуальной элиты. Тут будущие "голоса" разучивали свои политические и литературно-общественные арии, тут формировались "новые американцы", тут "солисты дуэта", поднаторевшие на газетной комсомолии, начинали свой "Посев", которым впоследствии буйно заросли газетные поля эмиграции и, как ряской, радиопотоки"*.

______________

* Как я был шпионом ЦРУ, 2000, 9.

Ефим Григорьевич Эткинд случайно оказался почти соседом - он жил в одной из квартир Венского университета, в который был приглашен читать лекции. При первой встрече знаменитый ученый, литератор и поэт-переводчик показался Горенштейну совсем молодым, хотя ему было уже 62 года. "Содержания беседы не помню, - писал Горенштейн, - но если говорить о моей биографической жизни, то это исходная точка нашего с Ефимом Эткиндом сюжета была безусловно важна для моего нового биографического времени".*

______________

* Ф. Горенштейн, Беседы с Ефимом Эткиндом, Зеркало Загадок, 2000, 9.

Это и в самом деле была исходная точка, поскольку Эткинд по возможности старался помочь Горенштейну пробиться сквозь дебри литературных препон. (Напомню, что Эткинд написал о творчестве Горенштейна статью "Рождение мастера".) Много лет спустя на смерть Эткинда Горенштейн откликнулся эссе "Беседы с Ефимом Эткиндым", которое ни в коем случае не желал называть "некрологом".

"И вспоминаю последнюю встречу у меня на квартире в Берлине осенью 1998 года. Я по просьбе Ефима читал финальную сцену "В книгописной монастырской мастерской" из моего многолетнего труда "Драматические хроники времен Ивана Грозного". Ефим остался очень доволен финальной сценой. Я помню его слова: "Хорошо, очень хорошо". Был доволен и я. Не то, что я был ориентирован на чужое мнение. В целом я хвалю и ругаю себя сам. Но в данном случае был многолетний, давящий на меня труд, и был Ефим Эткинд, вкусы которого я, несмотря на те или иные разногласия, высоко ценил. Потому так обрадовала меня его похвала и даже подумалось: теперь и Ефим взял на себя тяжесть многолетнего моего труда, облегчая мне ношу.

Я пишу "Ефим", ибо сам Ефим Григорьевич попросил так себя называть, хотя нас разделяло солидное временное пространство. А теперь нас разделяет солидное географическое пространство. Где эта земля Элизиум - Елисейское поле Гомера? Если верить Гомеру, то на западном краю Земли, на берегу Океана. И теперь уж придется беседовать с Ефимом Эткиндым только там, на гомеровских Елисейских полях. Эти беседы нужны мне, ибо уход Ефима Эткинда из наших краев - большая для меня личная потеря."*

______________

* Там же.

Рекомендация Эткинда возымела действие. В девяностых годах издательством "Ауфбау" было опубликовано семь книг Горенштейна, издательством "Ровольт" - три. Среди них произведения, написанные уже в Берлине на Зэксишештрассе: повести "Улица Красных Зорь", "Последнее лето на Волге", пьеса "Детоубийца", рассказы, а роман "Летит себе аэроплан" издавался на немецком языке три раза. О Горенштейне тогда много писали во влиятельных немецких газетах и журналах, попеременно называя его то "вторым Достоевским", то "вторым Толстым".

Впрочем, выполнив свой "план" по Горенштейну, немецкие издательства как-то разом, без переходов и постепенностей, как будто бы сговорившись между собой, перестали его публиковать. "Я теперь по-немецки, очевидно, кончил издаваться. Издал десять книг - и хватит. Они теперь некоего Акунина вместо меня издают. "Aufbauferlag" с его владельцем. Он же - торговец недвижимостью. Глянул случайно в какую-то книжечку - "Анекдоты для идиотов" называется. Название точное. Только писано тоже мало того, что графоманом, так ещё и идиотом. Больше я им никогда ничего не дам".*

______________

* Из письма Ларисе Щиголь 26 июня 2001 года.

Впоследствии Горенштейном заинтересовался издатель из Бонна Эрнст Мартин. Между ними завязалась даже переписка, но и она заглохла. В одном из последних писем Горенштейн предлагает Эрнсту Мартину издать сборник его рассказов. "Прошло много времени с тех пор, как я получил от вас последнее письмо, - пишет он шестого июня 1999 года, - По многим причинам работа над моим романом займет много времени.* Я спрашиваю себя однако, почему бы не издать некоторое мои рассказы? Почему нет? Между тем, по количеству рассказы мои могут составить двухтомник. Сборники моих рассказов дважды издавались издательством Ауфбау - в 1991 году и в 1997 году под названием "Улица Красных Зорь" и "Муха у капли чая". Оба сборника были хорошо восприняты как читателями, так и прессой. Я уверен, что новый сборник будет иметь не меньший успех. Он отличается присутствием гофмановского элемента. Он мог бы быть издан в немецком, австрийском или швейцарском издательстве, или же в Вашем издательстве "Искусство и коммуникация". Томас Решке** хотел бы эти рассказы перевести. Если Вы сочтете необходимым, то можете предложить прочитать эти рассказы для оценки их специалисту по русской литературе, для того, чтобы он выразил свое мнение."

______________

* Горенштейн говорит о своем последнем романе "Веревочная книга".

** Томас Решке, один из лучших немецких переводчиков, перевел роман Горенштейна "Место" и считал его вторыми "Бесами".