Джеймс Олдридж - Горы и оружие

• Название: Горы и оружие
• Автор: Джеймс Олдридж
• Издательство: Известия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1975

Роман опубликован в журнале "Иностранная литература" №№ 1-3, 1975

Из предисловия

...То же сознание высокой чести, та же совестливость, что бросила когда-то знаменитого поэта-аристократа лорда Байрона в ряды греческих крестьян, боровшихся за свою свободу, бросает геолога Мак-Грегора в горы Курдистана, где нищий и гордый народ, живущий на богатой нефтью и природным газом земле, борется за свою свободу...

Борис Полевой

---

— Итак, бронировать вам место? — спросил клерк.

— Да.

— На какое число?

— Если можно, на пятницу.

— До пятницы у нас с вами три дня...

За три дня Кэти, быть может, поймет правильность его действий. И уж за три дня представится удобный случай сказать ей о поездке.

— На пятницу место, думаю, будет, — сказал клерк и задал обычные вопросы: гражданство, фамилия, имя, адрес. — Есть ли иранская виза?

— Есть, — ответил Мак-Грегор. Назвал себя. Адреса в данный момент не имеет, укажет его завтра, когда зайдет за билетом.

— Если завтра, то с утра приходите, — сказал клерк. — На полдень здесь назначена большая манифестация, все улицы будут забиты. Сегодня — коммунисты на площади Бастилии, а завтра будут манифестировать голлисты здесь, на Елисейских полях. И на этот раз решится, кто в нашем хозяйстве босс.

Мак-Грегор поблагодарил и ушел. Вернувшись домой, он услышал голос Кэти, оповещавший из кухни тетю Джосс:

— Сейчас я сама займусь ленчем.

Мак-Грегор торопливо предупредил в холле Эндрью:

— Я еще не говорил маме, что уезжаю в Иран, так что ты молчи пока.

— А ты скажи ей не откладывая.

— Нельзя, — покачал головой Мак-Грегор. — Она сейчас и без того расстроена.

— Тебя хочет видеть Таха, — сказал Эндрью. — Он сегодня днем будет участвовать в манифестации, которую проводят ВКТ с профсоюзами. У него к тебе дело. Я знаю, где Таху искать, пойдем вместе.

— Хорошо, — сказал поспешно Мак-Грегор, видя, что из кухни выходит Кэти.

Кэти словно чутьем угадала, о чем у них разговор.

— Ты на сегодняшнюю демонстрацию не пойдешь, — сказала она сыну.

— Но ведь сегодня и завтра — решающая конфронтация. Все прежние не в счет.

— Ги предостерегал меня вчера: ты якшаешься с Тахой, с курдами, с иранцами. Если тебя поймают, как поймали Сеси, то, как и ее, выдворят из Франции. И я теперь пальцем о палец не ударю. Понесешь наказание полностью.

Эндрью наклонился, поцеловал мать.

— Не тревожься, мама. Я не так красив, как Сеси, и не привлекаю такого внимания.

— Я с ним пойду, — сказал Мак-Грегор.

Кэти поглядела на мужа с подозрением и за ленчем подчеркнуто молчала.

По дороге на площадь Бастилии Эндрью читал вслух газету. Сегодня, говорилось там, один из решающих для Франции дней. Даже Кон-Бендит тайно переправлен опять во Францию. «Но все студенты, включая кон-бендитовское «Движение 22 марта», бойкотируют сегодняшнюю манифестацию ВКТ, — читал Эндрью, — поскольку профсоюзы отвергают лозунги студентов».

— Нет, студенты бойкотировать не станут, — сказал Мак-Грегор. — Профсоюзы им больше нужны, чем они профсоюзам.

— «Передают, — продолжал читать Эндрью, — что де Голль покинул вчера Париж в 11.30 утра, а в Коломбе у себя появился лишь в 5.30 вечера. Никто не знает, где он провел день. Армия уже взяла Париж в кольцо и ждет».

Дойдя до бульвара Бомарше, они остановились — путь преградили густые колонны демонстрантов, двинувшиеся уже от площади Бастилии к площади Республики с пением «Прощай, де Голль, прощай».

— Постоим здесь, дождемся курдских студентов, — сказал Эндрью, — Они где-то ближе к хвосту будут, и с ними Таха.

Транспаранты и знамена служили как бы пояснениями к шествию, сжатыми и четкими. Длинен был перечень манифестантов: шли медики, учителя, шли парижане... Наконец, дождались Тахи; выйдя из рядов, он подбежал к Мак-Грегору и Эндрью и за руку потянул их в колонну.

— Нет, — сказал Мак-Грегор.

— Но у нас ведь с вами разговор есть, дядя Айвор. А где безопасней вести разговор, чем в колонне?

Демонстранты приняли их в свою гущу. Здесь шли курды, персы, арабы, даже турки, и всеми средствами скрывали свою чужеземность, ясно отпечатанную на лицах. Эндрью тут же растворился среди знакомых. Прошагали мимо афиши Зимнего цирка, и кто-то выкрикнул: «Де Голля — в цирк!» Все засмеялись, но Таха и не улыбнулся — не для улыбок он здесь шел.

— Вы когда едете? — спросил он Мак-Грегора.

— В пятницу.

— Послепослезавтра?

— Раньше не могу, — сказал Мак-Грегор коротко.

— Значит, с отцом, с кази увидитесь в понедельник или вторник.

— Если не будет задержки.

— Кто же вас задержит?

— Иранцы, стоит лишь им узнать, с какой целью еду. Кто угодно может задержать. Даже и в Европе. Все тут сейчас насторожились, Таха.

— Никому пока не известно, зачем вы едете.

— Выведают непременно. Сам знаешь.

— Это верно. — Таха помолчал, дожидаясь, пока студенты впереди кончат скандировать лозунги. — Мы узнали, что те ящики с оружием выгрузят в турецком порту седьмого июня и что ильхан будет встречать грузовики десятого числа в долине Котура, но не там, где я думал, а у летних пастбищ. Так что Затко нужно туда прибыть к девятому июня.

— Но насколько достоверны ваши сведения? — спросил Мак-Грегор. — Я не хочу везти кази сомнительную информацию. Ты тщательно проверь.

— Наши турецкие друзья подтверждают.

— А может быть, намеренно дают ложные сведения?

— Нет. Они нам не лгут.

— Хорошо, верю тебе. Но как удастся Затко добраться до Котура? Это ведь почти на самой турецкой границе, и ему придется пройти вдоль целой цепи пограничных постов.

— Ему просто надо будет взять Кемийским хребтом, по турецкой территории.

Мак-Грегор отвел от себя рукой плещущий в лицо флаг.

— Затко слишком слаб теперь для такой дерзкой операции. А другого выбора нет?

— В том-то и дело, — сказал Таха. — Но это еще не все. Я вот что хотел вам сообщить. В Тулон сейчас пригнали еще три вагона с оружием и боеприпасами. Доставили из Бельгии для ильхана. И все вместе повезут на этом судне.

— От них такого трюка и следовало ожидать, — горько прокомментировал Мак-Грегор. Переждав, когда доскандируют, допоют призывы, он спросил Таху: — А ты когда поедешь?

— Завтра или послезавтра.

— Но как ты доберешься?

— Не беспокойтесь, дядя Айвор. Доберусь и сразу же свяжусь с отцом. Вы только постарайтесь убедить их, чтоб десятого были у Котура. А дальше уж отец будет знать, что делать.

Возле ресторана «У Женни» шествие остановилось, возник затор. На балконе небольшого дома появился человек с 16-миллиметровой кинокамерой и навел ее на иностранных участников манифестации. Мак-Грегор поднял глаза — камера была нацелена именно на него с Тахой.

— Salaud![37] — крикнул кто-то.

Таха метнулся в подъезд, как ныряющий за рыбой зимородок; человек с камерой и не успел заметить. Таха взбежал на второй этаж, выскочил на балкон, и после короткой борьбы пленка, выхваченная из камеры и засвеченная, повисла с перил, точно серпантин. Не успели снова тронуться, как Таха невозмутимо вернулся в ряды, встреченный одобрительными возгласами.

— Вам же постоянно грозит опасность, — сказал Таха, переводя дух. — Остерегаться надо, дядя Айвор.

— Ты уж молчал бы...

— Что ж, молчу, — пожал плечами Таха. — Но Эндрью я предупреждал — Эндрью должен бы оберегать вас.

— А я тебя предупреждал, чтобы ты не впутывал Эндрью, — сердито сказал Мак-Грегор.

— Никто его не впутывает. Но если с вами что-нибудь случится по его недосмотру, разве не будет он потом каяться всю жизнь?

— Со мной ничего не случится. Во всяком случае, в Париже.

Они достигли уже площади Республики — конца маршрута. «Служба порядка» в зеленых нарукавных повязках размещала прибывающих на площади, стараясь сбить двести тысяч участников в сплоченную массу. Кругом зазвучали призывы Народного фронта, затем пение, и над пением снова взлетали скандируемые лозунги и язвительные выкрики в адрес президента.

— Вот что... — Вынырнувший откуда-то Эндрью тронул отца за рукав. — Пойдем-ка, а то застрянем надолго.

Таха остался, сказав, что побудет еще, послушает «дас-а-бас» — по-курдски это означает «новости», а буквально «шум и говор». До отъезда, сказал Таха Мак-Грегору, он еще наведается к ним. Мак-Грегор с Эндрью протиснулись из поющей толпы на обочину. Из чьего-то транзистора донеслось до них, что Мендес-Франс наконец-то сел на белого коня: объявил, что если де Голль уйдет завтра в отставку, то он, Мендес-Франс, готов будет внять призыву нации.

Эндрью засмеялся, но задерживаться у радио не стали. Проталкивались дальше сквозь тесноту на тротуарах; за спиной глохли обрывки новостей: «Сегодня де Голля видели прогуливавшимся в парке в Коломбе... Наготове стоял вертолет. Пилот в защитной форме держал в руке карту... Но по какой причине...»

— Завтра французы вынут затычку из бочки, — произнес по-французски Эндрью, когда они вырвались наконец из пыли и давки проспектов, сходящихся к площади.

«Завтра, — подумал Мак-Грегор, — придется сказать Кэти о поездке».

День начался не с этого. Мак-Грегор прежде дождался звонка из Лондона, от Сеси. «Доехала благополучно. Так все это глупо...» Позавтракали. За столом затем Мак-Грегор просмотрел газеты этого судьбоносного для Франции дня. Де Голль вернулся в Елисейский дворец; федерация левых сил созывает совещание без участия коммунистов; по мнению коммунистов, не может быть возврата к политике третьей силы или к правлению мага-чудотворца. Эндрью прочел вслух из «Комба», из вложенных туда полос «Канар аншене[38]», что последним, решающим шагом явится выбор между де Голлем и коммунистами. Все же прочие, по существу — лишь союзники первого или вторых.