Сергей Антонов - Королева голод (сборник)

• Название: Королева голод (сборник)
• Автор: Сергей Антонов
• Жанр: Ужасы и Мистика

Путешествия в прошлое и будущее, в параллельные измерения и потаенные уголки обычного мира, вампиры, суккубы и маньяки-убийцы, каннибализм в блокадном Ленинграде и взрыв на ЧАЭС – именно такие темы предлагает рассмотреть автор своему читателю.

---

– Никаких договоров! Я отменяю свое предложение! – учитель направился к двери. – Вон отсюда!

В последний момент он почувствовал неладное, успел обернуться, но не смог уклониться от удара. Пресс-папье описало в воздухе плавную дугу и, с хрустом врезалось в висок Ладыгина. Через мгновение его испуганные глаза стали пустыми, как окна дома, в которых погас свет. Руки, тщетно искавшие опору, безвольно обвисли и учитель рухнул на пол. Сергей Викторович наклонился над упавшим и, стараясь не испачкаться в крови, вытащил заветную коробку, которая оказалась на удивление тяжелой. Орудие убийство заняло свое место в портфеле.

К ощущению триумфа примешивалось опасение неурочного появления третьего, причастного к тайне человека, но Купцов все же удержался от соблазна взглянуть на пергамент. Буквы и цифры на нем были написаны витиеватым, тонким, как паутина почерком. Пытаясь разглядеть их получше, профессор прошел в комнату и нащупал на стене выключатель. Вспыхнула единственная лампочка без абажура. Сергей Викторович с изумлением смотрел на сдвинутую к стенам мебель, которая была сплошь уставлена свечами разного диаметра и высоты. Единственное окно комнаты закрывала плотная занавеска из черной ткани, а общую картину дополняла вычерченная на полу пентаграмма, в центре которой лежал толстый фолиант с блестящими застежками.

Увиденного оказалось достаточно для того, чтобы убийца поспешил покинуть квартиру, в которой занимались черт знает чем.

Однако бегству помешали пергамент и коробка. Они стали нагреваться и уже обжигали пальцы. Купцову удалось отшвырнуть коробку, а пергамент прилип к пальцам, как расплавленный полиэтилен. Сергей Викторович с трудом оторвал горящие ошметки, чувствуя, что вместе с ними лишился и части кожи на ладони. Дуя на обожженное место, он услышал шаги в коридоре. С приветливой улыбкой на залитом кровью лице в комнату вошел Ладыгин.

– И очень жжется? – с деланным сочувствием поинтересовался учитель и смахнул повисшую над глазом серую кашицу мозга. – Это конечно не адский огонь, но, судя по вашему лицу, определенные неудобства доставляет. Не молчите профессор, это, по меньшей мере, невежливо!

– Вы живы?! – попятился Купцов. – Поверьте, я не хотел…

Иннокентий Васильевич прошел мимо Сергея Викторовича сел на корточки в центре пентаграммы и уперся руками в пол, сделавшись очень похожим на паука.

– Я знаю. Вы не хотели убивать несчастного учителя. Понимаю! Состояние аффекта, временное помутнение рассудка и так далее. Вот только как быть с бронзовой статуэткой, свет моих очей Сергей Викторович? Мои познания в юриспруденции давно устарели, но мне кажется, что сфинкс как-то не вписывается в картинку непредумышленного убийства.

– Но ведь убийства не было! – профессор никак не мог оторвать взгляда от измазанных в крови очков, повисших на ухе собеседника. – Я, конечно, переусердствовал, но, к счастью все обошлось. Не так ли? Если вам плохо, можно вызвать неотложку!

– Здесь не телефона, – Иннокентий Васильевич взялся за дужку очков двумя пальцами, посмотрел на них так, словно видел впервые и отшвырнул в сторону. – И санузел в этой убогой квартирке совмещенный, и из окон здесь открываются весьма безрадостные пейзажи. Дрянь, в общем, а не жилье.

– Вы хотите денег! – в душе профессора затеплилась искорка надежды. – Сколько? Мы сможем договориться!

– Что касается договоров, то вы гражданин Купцов, помешали мне с Иннокентием реализовать одно небольшое соглашеньице. Ради него бедному геометру пришлось отравить собственную матушку. Ей было за восемьдесят и, поэтому вскрытия не делали. Никто так и не узнал о лошадиной дозе мышьяка в желудке старушки. Сыночек продал прекрасную квартиру, наскреб деньжат на поездку в Каир, установил-таки прямую связь с врагом рода человеческого, а взамен получил удар по башке! Разве это справедливо?

– Вы… дьявол? – губы профессора дрожали, а мочевой пузырь собирался освободиться от своего содержимого. – Этого не может быть!

– Как и коэффициента сжатия пространства. Поверьте Ловцу Человеков, более удачливому, чем все рыбаки из Галилеи, вместе взятые и, не прикидывайтесь шлангом, профессор. Вы уже поняли, что имеете дело с тем, кто защитил свою докторскую диссертацию значительно раньше вас! – существо, управлявшее мертвым телом Ладыгина, встало и, роняя на пол капли сгустившейся крови, двинулось в коридор. – На сегодня достаточно пустой болтовни!

– Я могу искупить свою вину? – Купцов отчаянно цеплялся за последнюю соломинку надежды.

– Вне всяких сомнений! И сделаете это незамедлительно, – ноги трупа подкосились, и он начал оседать на пол. – Полагаю, что в ванной есть все, что Вам понадобится для искупления.

Сергей Викторович открыл указанную дверь, на ощупь отыскал на пластмассовой полочке бритвенный прибор Ладыгина, вынул из него лезвие и спокойно закатал рукав сорочки.

Брызнувшая из вены тонкая струйка крови ознаменовала начало перехода Купцова в миры, обитатели которых не понаслышке знали о коэффициенте сжатия пространства и чувствовали пресловутое сжатие на собственной шкуре.

Эхо войны

Два старых партизана расположились на живописном склоне оврага, чтобы отметить премию, врученную сельсоветом по случаю годовщины победы, но гульнуть в узком кругу не удалось.

– С праздничком вас, дорогие ветераны! – из зарослей кустов высунулась рыжая голова колхозного водилы и, по совместительству тонкого ценителя самогона Дениса Бурканова.

– Нигде от него не спрячешься, – усмехнулся Матвей Кречет. – Нос у тебя, Динька, винцо за версту чует.

– Верно, Захарыч, – Бурканов бесцеремонно уселся между стариками, по-молодецки выхлебал поднесенный стакан и выудил из кармана смятую пачку «Астры».

– Председатель наш нынче не в себе, лучше на глаза не попадаться. Того и гляди, без выходного пособия уволит.

– И правильно сделает. Таких, как ты от колхозного добра подальше держать надо, – констатировал Василий Михайлович Морозов.

– Я тут вообще не при делах. Он из-за коров злится. Ночью паре буренок кто-то горло перегрыз. Прямо в стойле. Волки, что ли?

– Последнего волка в наших местах лет двадцать назад видели, – покачал головой Кречет.

– Тогда, хрен его знает! – Денис самовольно наполнил второй стакан. – А тут еще и менты, да саперы шастают. Черные копатели ночью подорвались – все трое насмерть.

– А где рыли-то?

– Да в старой дубовой роще.

Бурканов не заметил, как напряглись лица стариков, и продолжал таинственным полушепотом:

– Они не просто на ржавые гранаты напоролись. У каждого пацана на груди знак особый выцарапан. Буква английская, сам видел. Теперь маньяка-душегуба искать будут.

– Что за буква? – нахмурился Матвей Захарович.

Бурканов поднял сухую ветку и, сопя от усердия, вычертил на земле уродца, лишь отдаленно напоминавшего «дабл-вэ».

Старики одновременно встали. Морозов кивнул на две нераспечатанных бутылки вина.

– Хватай Денис, пока я добрый, и проваливай. Мне с Захаровичем поговорить надо.

Когда шофер испарился вместе с дармовым угощением, Кречет промокнул застиранным носовым платком вспотевший лоб.

– Думаешь, Вебстер?

– А ты?

– Мы ж этого урода в сорок четвертом угробили!

– Ага. И зарыли в той самой роще. Шевели мозгами!

* * *

– Я учился обращению с партизанами в Аусшвице, – стальной череп на фуражке Клауса Вебстера очень гармонировал с его мелово-бледным лицом. – Каждый день мои ребята будут расстреливать по десять человек. Так будет продолжаться до тех пор, пока я не узнаю точное местонахождение твоего отряда или … пока в деревне не закончатся жители.

– Сволочь, ты… Не солдат даже! – Матвей поморщился: каждое слово вызывало приступ боли в скуле, рассеченной ударом сапога.

– СС гораздо эффективнее действующей армии при решении таких деликатных проблем, как наша. Именно поэтому я предпочитаю служить здесь, но… Поверь мне на слово: перед тобой не просто офицер элитного подразделения победоносной армии рейха. То, что могу сделать я, страшнее пыток и самой смерти.

– Что же может быть страшнее?

– Вечная жажда и бесконечное скитание в ночи, друг мой. Я сделаю так, что твоими спутниками на этом пути будут только полная луна и ваши полесские гадюки.

– Очень поэтично. Герр полковник случайно не родственник Гейне? – до войны Кречет преподавал местным ребятишкам литературу, но не удивил Вебстера своей эрудицией.

– Будет куда поэтичнее, когда все это ты испытаешь на собственной шкуре. Впрочем, я передумал. Тебя расстреляют в первой десятке. Думаю, что после этой акции в вашей вонючей деревеньке найдется много желающих организовать мне встречу с бродягами из леса. А церковь сожгут сегодня вечером. Вместе с попом. Пастырю не пристало путаться с блудными овцами, которые подались в партизаны.