Владимир Елистратов - Рассказы

• Название: Рассказы
• Автор: Владимир Елистратов
• Жанр: Юмористическая проза

---

— Что же, Саныч, так одного Чапая и вертели?

— Зачем… Нет. Всё вертели. Всё хорошо шло. И про Штирлица, и про Шарапова с Жегловым. Иногда, конечно, до маразма доходило. У негров очень хорошо Пугачева шла…

— Концерты, что-ли?..

— Нет. Фильм: «Женщина, которая поёт». Сам-то фильм они вообще не смотрели. А шли ради одного момента. Как школьники на «Анжелику». В Мозамбике, помню, главный их, сизый такой, как баклажан, Нгонго, подходит ко мне и говорит: ты крути сразу то место, где вашу Аллу мужики на руки поднимают, и сделай стоп-кадр. Общественность так требует. Ладно. Крутанул. А там они ее вкусно так, обстоятельно пальцами под ляжки цапают. Она наверху сидит, а они ее под ноги руками держат. Секс, какой-никакой. Неграм утешение. Это сейчас «даст ист фантастиш» на каждом углу. А раньше… намекнули — спасибо. Неграм, опять же, много не надо. Негры, они скорострельные. Сидят, стонут: «Давай ещё!» Я снова прокручиваю. Ещё! Я опять. Ещё! Не вру: двадцать пять раз этот момент провертел. Негры довольные были, такие томные с сеанса шли, как после парилки. Ты, кстати, ещё поддай, чтоб потечь пошибше…

Я поддал. Печка страстно шепнула какое-то проклятье, — и жар волнами прокатился по нам с Санычем. Сначала по голове, потом по спине — и засел прохладным гвоздиком в копчике.

— Хмм… Да, чего только не было, — сказал Саныч. — И фильмы, и эта… пропаганда. Ухохочешься, ёлкина гжель. Садимся на фуру и распространяем литературу. Вон, прямо в рифму заговорил.

— А фура-то зачем?

— А как же. Скажем, речь Леонида Ильича Брежнева на двадцать таком-то съезде. Двенадцать тонн.

— Что — двенадцать тонн?

— Двенадцать тонн речей. Пятьсот пятьдесят пачек брошюрами. Садишься — и едешь с безменом по всем населенным пунктам. Где-нибудь в Моголии… Город Ихэ-Джаргалант — пятьдесят киллограммов Леонида Ильича. Город Цэнхэр-Мандал — шестьдесят пять. Джиргаланту-Кобдо — двадцать. И так далее. Насмотрелся я видов в Монголии. Красивая страна! Закаты — не веришь, что на яву. Красотища: горы, озера, степь. Спасибо Леониду Ильичу. Если б не он — не увидал бы я таких закатов. Снится мне до сих пор Монголия.

— А ещё что снится?

Саныч помолчал.

— Разное… А все больше — пыль.

— Пыль?

— Да, та самая, деревенская жирная пыль. По которой в детстве ходил. Идешь, как по пуху, босиком. Я если мокро, месишь её теплую, голыми ногами. Хорошо. Чавкаешь ей, хлюпаешь. И всё впереди. Вся жизнь. Учителка снится, та, что про «Лягушку-путешественницу» с нами читала. Её Валентиной Сергеевной звали. И фамилия у неё была красивая — Дальнева. Валентина Сергеевна Дальнева. Дальнева, Дальнева — а дальше города Арзамаса так и не была. Жаль её.

— Так — судьба…

— Судьба. Конечно. А я вот везде был. Хорошо, конечно, грех жаловаться. А вот Валентина Сергеевна нигде не была. Гляжу я на шарик на наш — как пес на обглоданую косточку. Вот тебе и судьба. А ты ещё покатаешься. Катайся, милый, катайся, полируй шарик-то.

Помолчали.

— Давай, поддай по последней, да заканчивать пора. Завтра с утра в Хельсинки ехать, а оттуда в Дели лететь. Тоже — не ближний свет.

Я поддал.

А наутро мы полетели с Санычем в Дели. Вон, прямо стихи получились. Индия — хорошая страна. В Индии мы День Победы отметим. И пыль — грязь там такие же, как у нас, в городе Арзамасе. Только вот босиком по ним лучше не ходить… Живо кеды надуешь. Босиком-то только по родной грязи ходят.

Кузя, блин!

Мы очень часто путешествуем вчетвером: моя жена, я, мой друг Дрюня и его жена Лена. Такая у нас сложилась компания.

Лена — девушка очень хорошая. Она почти всегда молчит и улыбается. И очень любит своего Дрюню.

Девичья фамилия у Лены — Кузькина, и поэтому Дрюня, то есть Андрей, у которого совсем другая девичья фамилия — Покусаев, называет свою жену Кузей. Точнее так: «Кузя, блин». Хотя Лена Кузькина давно уже Лена Покусаева, всё равно она остается «Кузя, блин». Два эти слова как-то незаметно срослись в одно, примерно как «плащ-палатка», «штык-нож» или «диван-кровать», и по отдельности в дружной семье Покусаевых не употребляются.

«Кузю, блин» Дрюня поминает ежеминутно. Например:

— Я тебе, Кузя, блин, говорил, а ты, Кузя, блин, не слушала!

Или:

— Сидим вчера в ресторане, а Кузя, блин, ничего не ест. Я её спрашиваю: «Ты чего, Кузя, блин, ничего не ешь?» А Кузя, блин, отвечает: «Худею». Вот, Кузя, блин!..

Живут они вместе уже давно, и Дрюня, или Дрюшок, Дрюшкевич и т. п., так свыкся с Кузей, блин, что вспоминает о ней даже тогда, когда её нет рядом. Идёт по улице, споткнётся — «Ой, Кузя, блин!» Выпьет кружку джина (Дрюша всё пьёт из своей любимой баварской пивной кружки) — поморщится, помотает головой и опять помянет Лену хриплым шепотом: «Хот… Кузя, блин…плохо пошла!» Любит Дрюшок свою Кузю, любит, блин.

Так вот, мы часто путешествуем вчетвером. С Дрюней и Леной путешествовать очень весело, потому что Дрюня — большой затейник и шалун. Чего-нибудь с ним обязательно произойдёт.

Например, он очень любит говорить по-английски, хотя языка английского не знает.

Пришёл он как-то в ресторан (дело было в Таиланде) и говорит:

— Виноу. И салатоу.

Хозяин не понимает. И он, надо сознаться, не виноват. А у Дрюшка уже жилы на шее пухнут и глаза кровью наливаются. Это нехороший признак: парень он долгопрудненский, конкретный паренёк. В Долгопе непонятливых не привечают. Там на тех, что без смекалки, сердятся. Не в моде там нерасторопность, в Долгопе-то. Не в чести.

— Виноу, понял?! И салатоу, Кузя, блин!

Не понимает таиландец Дрюню. Ну что ты будешь делать! «Салатоу» — ещё так сяк, смог додуматься, межеумок. А «виноу» — ни в какую. Ситуация, конечно, из рук вон. Но Дрюня тоже не виноват, просто он помнит из своей «средней школы с матуклоном», что многие английские слова заканчиваются на «оу». Типа «гоу». А другие на «инг», вроде «спиннинга». Но к вино «инг» как-то не лепится. «Вининг» — это как-то… не так. «Вининг» — это явно не само вино, а когда его квасят. «Вининг» — это пьянка. А под вино нужно «оу». Не надо Дрюню путать! Вино — это «виноу». Турист — «туристоу». Это ж так просто! Чего тут непонятного?.. Кузя, блин! Тем более, что, например, в Испании или в Италии дрюнино «виноу» шло на раз. А эти монголоиды тормозят.

Словом, никому неизвестно, чем бы закончился весь этот стремительно назревавший кровавый «салатоу», если бы не подоспели мы.

Зато уже после это случая Дрюшок твёрдо запомнил слово «вайн» и уверенно заказывал где-нибудь в Китае или Эмиратах:

— Вайн и котлетоу. Гарнира не надоу.

А то, помню, приехали мы в Афины, залезли на Акрополь. Ходим, смотрим. Парфенон, Эрехтейон, храм Ники Аптерос… Чудесный вид сверху на театр Диониса. Хорошо! Только Дрюша ходит тревожный какой-то. Я его спрашиваю:

— Ты чего, Дрюнёк? А? Что случилось-то? Не хандри. Ты отвлекись! Смотри, красота-то какая! Парфенон… Колоннада какая!..

— Да нет, всё нормально, — говорит Дрюня. — Столбы хорошие, ровные. Просто я вайна два литроу забульбенил и две тарелки каких-то гадоу морских сожрал. Чего-то мне плохоу. До ветроу бы мне… А то позоринг будет.

— Так в чём же проблема-то? Проблемы-то нет. Тут у них с этим делом не то, что в Москве — культурно. Порядок везде. Как в ленинской комнате. Не степь, Европа. Иди с Богом, отметься.

Дрюня и пошёл отмечаться. А мы ходим, наслаждаемся античностью, дышим героическим воздухом Древней Эллады. Вдруг смотрим: стоит Дрюшок. В Пропилеях. Жевалки гуляют, руки дрожат. Держит Дрюня какое-то малорослое лицо греческой национальности чуть ли не за шиворот говорит ему с выражением:

— Я же тебя, грек, как друга, по-зарубежному спрашиваю: уэа уборная, комрад?! А? Уборная… Понял? Отхожее местоу! Сортир, понимаешь? Писинг я и по-крупному очень хочу, Кузя, блин!.. Кабинет задумчивости где?.. Ну, куда царь пешком ходит, пенёк ты афинский…

Ах, как вовремя мы нашли Дрюню! А то позоринг был бы на всю Элладу.

Правда, потом, когда он узнал, что над входом в мужское «отхожее местоу» написано его имя, он долго возмущался. Хорошо, конечно, что по-гречески Андрей — мужчина. Но зачем же его на сортире писать?..

Да, Дрюня — большой затейник. С ним не пропадёшь. И не потеряешься. Потому что его «Кузя, блин!» — великая вещь, из любого лабиринта выведет.

Однажды решили мы, опять же, вчетвером, полететь на остров Крит. Сказочный остров, зеленый. А главное — там находится знаменитый Кносский дворец, тот самый мифический Лабиринт, где обитал Минотавр.

Приехали мы в Кносс. Красотища неописуемая! Решили разбрестись на часок. Договорились встретиться в условленное время «там, где р;ги». Так Дрюшка сказал. Имелись в виду знаменитые каменные бычьи рога — символ, так сказать, крито-минойской древней цивилизации. Там, у «р; гов», начинаются всё экскурсии. «У р; гов» — это по-кносски что-то вроде «у памятника Пушкину».

Приходим мы с супругой ровно через час «туда, где р;ги» — нету Кузи с Дрюней. Ладно. Ещё побродили, поглядели на росписи, на изумительной нежности растительный и животный орнамент, на сцены тавромахий — это те самые игры с быками, где удивительно пластично изображены гимнасты, прыгающие через быков, на воинов с лабрисами — топорами с двусторонним лезвием, тоже символом критской культуры, на женские портреты, равных которым, думаю, по изяществу в древнем мире не было. Хорошо! Опять пошли к «р; гам». Нету Дрюни. И Кузи тоже нету. Куда они могли деться? Заблудились, что ли? Кносский дворец, он, конечно, не очень большой. Это вам не Амстердамский аэропорт и не ГУМ, но, что ни говори, всё-таки лабиринт.