Джеймс Олдридж. - Дипломат

• Название: Дипломат
• Автор: Джеймс Олдридж.
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Современная проза
• Год: 1953

Прогрессивный английский писатель Джеймс Олдридж знаком советскому читателю не только как автор талантливых художественных произведений, но и как активный борец за дело мира и безопасности народов.

Является автором романов «Дело чести» (1942 г.), «Морской орел» (1944 г.), политической пьесы-буффонады «Сорок девятый штат» (1946 г.).

Предлагаемые в этом издании «Лорд Эссекс» и «Мак-Грегор» представляют собой первую и вторую книги романа-трилогии «Дипломат».

---

– Не сомневаюсь, – заметила Кэтрин.

– Да. Теперь вам будет легче прийти в нормальное состояние, – сказал он. – О, я прекрасно понимаю, как вы к нему относились. Мне самому Мак-Грегор всегда нравился. Я даже и сейчас сохранил к нему если не уважение, то симпатию. Но видите ли, Кэти, между нами и Мак-Грегором лежит целая пропасть. Наш мир несовместим с его миром, сколько бы мы ни тешили себя иллюзиями, что можно пренебречь различием в происхождении. Этим пренебречь нельзя. Это есть, и именно поэтому мы с вами не такие же люди, как мак-грегоры. Любые отношения между вами и мной естественны. Любые отношения между вами и Мак-Грегором противоестественны. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю. Я уже не так молод, Кэти, но во всем остальном мы с вами примерно равны, я в этом уверен. Я немало женщин знал на своем веку; были среди них и очень красивые и очень умные, даже слишком умные; но я никогда не встречал женщины, которая вызывала бы во мне и уважение, и восхищение, и чувство нежности одновременно. То есть до вас не встречал. Я знаю, в этом споре вы пошли против меня, потому что вы упорно верите в то, что мир становится иным. Но я не считаю, что вы в самом деле пошли против меня. Я думаю, что вы пытались пойти против самой себя, и вам это не удалось. Вы стоите на определенной общественной высоте, Кэти, и вы не можете сойти с этой высоты. Если вам мало собственного примера, чтобы убедиться в этом, – взгляните на Джона Асквита. Ведь он совершенно погубил себя. Неужели вы не понимаете, что нельзя изменить свою природу. Любая попытка отказаться от своего места в обществе и от связанной с ним ответственности неизбежно приводит к гибели, как это и случилось с Джоном. Кэти! Мы с вами прекрасно понимаем друг друга, прекрасно друг к другу относимся; не пора ли нам сделать из этого какие-то реальные выводы? Вы уже должны были убедиться, что я – единственный человек, способный удовлетворить все ваши запросы. Мы оба люди незаурядные, и мы это знаем. Кое в чем наши взгляды могут не совпадать, но я не исключаю возможности компромисса. Я умею видеть и понимать мир, но я знаю, что ваше восприятие и понимание даже острей моего. Все же и здесь я могу быть вам полезен. Правда, Мак-Грегор своим вероломным поступком сорвал результаты моей иранской миссии, но вес и уважение, которыми я пользуюсь в дипломатических сферах, от этого ничуть не поколебались. Поймите, Кэти, я именно тот человек, который вам нужен, потому что я могу оценить ваши стремления и дать им конкретную почву. Я и только я, Кэти! Подобно вам, я стою выше обыкновенных глупых людских неудач. Мое достоинство и мое благородство неуязвимы. Нас с вами счастливо объединяет наше превосходство над другими людьми. Вы должны оценить все эти преимущества, Кэти. Я не могу допустить, чтобы вы о них забыли. Я не могу допустить, чтобы вы пренебрегли тем естественным сродством, которое существует между вами и мной. Что было, то прошло, а теперь постарайтесь, дорогая, увидеть меня таким, каков я есть. Я сумел найти себе место среди выдающихся людей Англии. Я прославил свое имя в истории, как немногие сумели прославить. Трудно найти в Англии более благородный титул, чем титул лорда Эссекса, и более долговечный в своем благородстве. Все это важные обстоятельства, Кэти, и нам с вами следует о них серьезно подумать. А еще важнее то, что я ведь имею право на вас. Вы сами дали мне это право своим поведением. Чего бы я ни ждал от вас, Кэтрин, я ничего не требовал и ничего не получил; но настал момент, когда каждый из нас должен измерить глубину своей привязанности к другому. Речь идет о союзе, который был предопределен с самого начала. Решайте же, Кэти. Лучше меня вы для себя никого не найдете. Вы должны понять это. – Он перевел дух, встал и посмотрел ей прямо в глаза. – Я уезжаю в Вашингтон, очень скоро, через два-три дня. Мы можем совершить все формальности здесь или там, как вы захотите. Но вы нужны мне, Кэти. Нужны сейчас, немедленно.

Кэтрин думала о том, как жаль, что она пила терпкое красное вино, задремала и проснулась от того, что позвонил у парадной двери Эссекс. Как жаль, что Мак-Грегора нет и неизвестно, где он, и нельзя даже представить себе, что вот здесь, в этом кресле, сидит и тревожно ждет ее ответа не Эссекс, а Мак-Грегор. Никого у нее не осталось, она одна.

– Что мне вам ответить? – сказала она. – Это не так легко решить, Гарольд.

– Но я не могу ждать, – почти с отчаянием настаивал он. – Мне нужно, чтобы вы решили сейчас же, сегодня же. Я знаю, если вы не решите сегодня, то вы не решите никогда.

– Я право, очень польщена, Гарольд. Я вас достаточно знаю, чтобы оценить это.

– А мне не нужно, чтобы вы были польщены! И не нужно, чтоб вы уклонялись от прямого ответа.

– Нет, нет, – сказала она. – Если бы я хотела отказать вам, Гарольд, я бы не постеснялась это сделать сразу. Но я в самом деле не знаю, что ответить.

– Ну, хорошо, я подожду, – сказал он.

Кэтрин встала, запахнула плотней свой халат и налила Эссексу еще коньяку. Она и себе налила немножко, хотя вообще не любила коньяк. Но ей хотелось почувствовать вкус чего-нибудь горького и неприятного, чтобы хоть на миг вернуть себе здравый смысл и ощущение жизни, и мира, и связи вещей.

– Зачем вы едете в Вашингтон? – Не так уж важно было это знать, но она хотела услышать собственный голос, надеясь, что это ей поможет.

– Дело довольно щекотливое, – сказал он. – Оно касается в первую очередь составленного американцами плана финансовой помощи Европе. Эссексу тоже стало легче, когда он услышал свой голос с его привычными деловитыми интонациями. – Америка дает доллары, а мы обеспечиваем руководство. Это грандиознейшее предприятие, Кэти. За всю мою дипломатическую карьеру у меня не было такого ответственного назначения.

– И сколько вы там пробудете, в Вашингтоне?

– Три-четыре месяца, не меньше.

– Мне представлялся случай поехать в Вашингтон, – сказала она и вдруг услышала резкий, продолжительный звонок внизу у подъезда. – Я отказалась, потому что Джейн убедила меня, что это непатриотично.

– Если вы поедете со мной, тут ничего непатриотичного не будет.

– Да, пожалуй, – сказала она. – Извините меня, Гарольд, там кто-то звонит. И если вы не очень торопитесь, я уж заодно пойду оденусь.

– Пожалуйста, я могу подождать, – сказал он, и, оставив его в библиотеке, она пошла открывать дверь.

Она включила лампочку у подъезда, повернула холодный медный запор и отворила дверь. В резком пересечении света и тени стоял Мак-Грегор, смущенный, промокший, мрачный Мак-Грегор, без пальто, с непокрытой головой. Он стоял и не двигался с места, пока она, топнув ногой, не сказала: – Ну, входите же! Мне холодно так стоять. – Мак-Грегор вытер ноги о дверной коврик и вошел.

– Вы всегда являетесь слишком поздно, – сказала она, запирая за ним дверь.

– Слишком поздно – для чего? – спросил он.

– Не знаю, – сказала она. – Почему вы так долго не приходили ?

– Не все ли равно?

– Нет, не все равно. – В мраморном, похожем на храм холле было темно. Только через узкое стекло вверху над дверью проникал столбик света от наружной лампочки. Он ложился длинной неяркой полоской до самого подножия лестницы.

– Простите меня, – сказал Мак-Грегор. Он стал вытирать с лица капли тумана несвежим, смятым в комок носовым платком. Потом тем же платком вытер руки, как машинист вытирает руки куском ветоши, и спрятал его в карман под критическим взглядом Кэтрин.

– А я думала, что вы улетели в Иран, – сказала она, стараясь успокоиться, стараясь быть трезвой и благоразумной. Но она злилась. Это не была рассудочная злость. Это была злость бессмысленная, опасная и непреодолимая, и она не могла подавить ее в себе. – Так вы не улетели, – сказала она.

– Нет.

– Где же вы пропадали все это время?

– Я совсем было решил лететь с профессором Уайтом, но вот – не улетел.

Кэтрин выключила свет у подъезда, и холл погрузился в синеватую мглу, проникавшую сверху через стеклянный купол, но она пошла к лестнице с уверенностью человека, который находится у себя дома. Мак-Грегору было труднее двигаться в темноте, и ему очень хотелось протянуть вперед руки, но он этого не сделал, а только стал шаркать по полу ногами.

– Идите за мной наверх, – сказала она.

– А нельзя зажечь свет?

– Тут вы ни на что не наткнетесь, – сказала Кэтрин, уже поднимаясь по лестнице.

В Мак-Грегоре зашевелилось то же чувство панического страха, которое он испытывал во время своего позорного выступления на катке в Москве. Это была та самая Кэтрин, и снова он был ее жертвой, и нужно было напрячь все силы для того, чтобы не споткнуться и не упасть. Он нащупал сбоку холодный гладкий мрамор перил, ухватился за них и стал подниматься спокойно и с достоинством, несмотря на полную тьму кругом. Кэтрин не потрудилась подождать его наверху, но там, в конце длинного коридора, горела маленькая лампочка, дававшая достаточно света, чтобы Мак-Грегор мог видеть фигуру Кэтрин впереди и, следуя за ней, дойти до ее комнаты. Он подождал, пока она зажгла свет, и сразу же направился к камину. Огонь едва тлел, но он не подбросил угля, пока Кэтрин не попросила его об этом. Он подумал, что, вероятно, уголь, который он ей принес, подходит к концу, и не стал разжигать большого огня. Он подложил ровно столько, сколько нужно было, чтобы пламя не угасло и можно было согреться около него.