Лев Славин - За нашу и вашу свободу: Повесть о Ярославе Домбровском

• Название: За нашу и вашу свободу: Повесть о Ярославе Домбровском
• Автор: Лев Славин
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1980

Повесть известного советского прозаика и драматурга Льва Славина «За нашу и вашу свободу!» выходит в серии «Пламенные революционеры» вторым изданием. Первое издание получило широкий отклик читателей и прессы. Эта книга посвящена короткой, но прекрасной жизни Ярослава Домбровского. Перед читателем откроются картины польского восстания 1863 года и борьбы французских коммунистов на баррикадах восставшего Парижа. Автор прослеживает судьбу своего героя с детства до последних дней, когда генерал Парижской коммуны Ярослав Домбровский вместе с французским народом отстаивал святое право человека на свободу.

---

Домбровский улыбнулся:

— Я только что сказал: наш час скоро придет. Хотя, пожалуй, правильнее мерить время не часами, а минутами. Однако генералу Тома, может быть, придется плохо.

Действительно Клемана Тома узнали, несмотря на то что он, учтя всеобщую нелюбовь к себе, пришел на Монмартр переодетым в штатское. Подкрепления, которые привел с собой генерал Винуа, не помогли ему. Вновь прибывшие линейные солдаты немедленно начали массами переходить на сторону народа. Увидев это, генерал Винуа вовремя повернул коня и ускакал. Генерала Тома не спасла маскировка. Его схватили. Он разделил участь Леконта: солдаты расстреляли его.

Узнав об этой неудавшейся операции по обезоруживанию парижского народа, Тьер в гневе разорвал заблаговременно отпечатанное извещение о роспуске Национальной гвардии. Вместо этого он спешно опубликовал манифест о том, что правительство дарит Национальной гвардии эти пушки и надеется, что она обратит их против бунтовщиков. Никто не обратил внимания на манифест, за исключением нескольких остряков, поместивших в юмористическом журнале пародийный манифест, в котором объявлялось, что они дарят Тьеру штаны, в которые он одет.

Испуганный всем происходящим, Тьер днем восемнадцатого марта приказал правительству эвакуироваться в Версаль. Париж остался без правительства.

Положение это обсуждалось в тот же день вечером на квартире у Домбровского. Помимо обычных посетителей, был там и французский революционер Бенуа Малон. Настроение у всех было приподнятое.

Малон сказал:

— Никогда еще никакая революция не заставала более врасплох революционеров, чем революция восемнадцатого марта.

— У меня есть точное деловое предложение к Центральному комитету Национальной гвардии. Я его завтра же доведу до сведения комитета, — сказал Домбровский.

— Комитет — это еще не правительство, — возразил Малон. — Подождите, пока Париж создаст Коммуну.

— Ждать нельзя!

— Это будет через несколько дней.

— Поздно, тут дорога каждая минута.

— В таком случае идемте со мной в ратушу. Там сейчас заседает Центральный комитет Национальной гвардии.

Не только Гревская площадь, на которой стояла ратуша, но и все прилегающие к ней улицы, и площадь Шатле с возвышающейся над ней старинной колокольней церкви Сен-Жак, и сквер на улице Риволи, и Аркольский мост, и набережная Жевр — все это было запружено ликующим народом. Национальные гвардейцы смешались с толпой, кое-где линейные солдаты обнимались с гвардейцами. Раздавались песни и часты были выкрики:

— На Версаль!

Домбровский заметил с чувством глубокого удовлетворения:

— Вы спрашивали, в чем суть моего предложения? Прислушайтесь. Народ его выкрикивает.

— А вы считаете, что народ всегда прав? — спросил Малон.

— Когда он защищает свое право на свободу — конечно!

Они с трудом протиснулись к дверям ратуши. Караул проверил их пропуска. Они поднялись по лестнице на второй этаж и вошли в зал.

Там были не только члены комитета Национальной гвардии, но и многочисленные революционные деятели. Домбровский вошел в тот момент, когда комитет обсуждал проект своего первого манифеста, обращенного к рабочим. Оратор, стоявший на трибуне, оглашал его.

После того как текст манифеста был принят и направлен в типографии для распечатания, собравшиеся перешли к обсуждению положения. Домбровский пока слушал, не принимая участия в прениях. Ему хотелось выяснить, какое настроение преобладает в комитете.

Разброд в мнениях был сильный. Ярослав убедился, что Малон был прав: революция действительно застала революционеров врасплох. У них не было подготовленной программы действий. Они не могли предложить ничего, кроме смутных социально-экономических идеалов. Не было четкости и единства и в их отношении к версальскому правительству и даже к стоявшим под Парижем немецким армиям. Некоторые ждали выручки Парижа французскими войсками с севера и с юга страны. Другие возражали им, говоря, что заключен мир и войска эти, вероятно, уже разоружены.

Члены Интернационала предложили послать делегата за советом в Лондон, где находился Центральный совет Международного Товарищества Рабочих. Предложение это было принято. Делегатом тут же назначили Лаврова.

Наконец было объявлено, что сейчас выступит известный политический деятель, польский революционер, полковник Ярослав Домбровский.

Первые же слова заставили всех насторожиться. Стихли частные споры в разных концах зала. Домбровский начал с того, что рекомендовал прислушаться к лозунгу, который сейчас гремит снаружи, вокруг стен ратуши: «На Версаль!»

— Легкость вашей победы, — говорил он со страстной силой, — вводит вас в заблуждение. Нельзя дать врагу опомниться и привести свои силы в порядок. Сегодня же ночью мы должны повести батальоны Национальной гвардии на Версаль, арестовать правительство и самозваное Национальное собрание, предающее народ.

Поднялись крики, одобрительные и протестующие. Преодолевая шум, Домбровский продолжал:

— В отличие от вас, Тьер не бездействует. Сегодня наша победа будет легка. Так же, как прошлой ночью на Монмартре, так же и нынешней ночью в Версале солдаты откажутся стрелять в нас. А завтра Тьер выпросит у Бисмарка из плена сдавшуюся армию Мак-Магона, где большинство — политически невежественные крестьяне, и двинет их на безбожный революционный Париж. А немцы будут держать блокаду, потому что им выгодно, чтобы Парижская коммуна была уничтожена силами французов. Я предупреждаю вас: или сегодня, сейчас же на Версаль, или ваша революция истечет кровью в братоубийственной гражданской войне!..

Только несколько человек поддержали Домбровского. В целом же комитет склонился к вялой политике выжидания. Так и постановили: пусть решает Коммуна, которая будет выбрана через несколько дней. У нее, дескать, будут для этого все полномочия…

Домбровский покидал ратушу глубоко разочарованный.

На площади поджидали его друзья.

— По виду твоему понимаю, что тебя не послушали, — сказал Врублевский.

— Не только меня, — ответил Домбровский. — Ну, хорошо, я иностранец. Но за немедленный поход на Версаль выступали и Дюваль, и Эд, и Бержере, и Ферре. Большинство же оказалось нерешительным, либо просто не поняло серьезности обстановки. Жаль. Победа падала нам в руки.

— Революция всегда поначалу бывает добродушна, — меланхолически заметил Валентин.

— Да… — сказал с горечью Домбровский. — Опять та же медлительность, которая погубила польскую революцию, и тот же разброд…

— Но тем не менее, даже обреченные на смерть, мы будем драться, правда, Ярек? — вскричал Теофиль.

Домбровский ответил просто:

— Конечно, Тео.

На следующий день, девятнадцатого марта, к Домбровскому пришел расстроенный Дюваль.

— Не уберегли мы старика… — сказал он с сердцем.

— Бланки?! — вскричал Домбровский.

— Да. Тьер арестовал его в Ло, где он отдыхал у своих родных.

Домбровский выругался, что с ним бывало редко.

— А мы с ними благодушничаем. Даже Варлен считает, что мы можем примириться с Версалем.

— Что делать, Ярослав?

— Послать искусных агентов в Версаль, узнать, куда они спрятали Бланки, и выкрасть его. Я знаю человека, которому это можно поручить…

Говоря это, Домбровский подумал о Валентине.

В тот же день он разработал план обороны Парижа от нападения версальцев, в котором он не сомневался.

Однако покуда Домбровский продолжал вести частную жизнь литератора и скромного чертежника. Теофиля это удивляло. Он, как и все поляки, вступил в ряды Национальной гвардии, ходил в синей каскетке и высоких гетрах и получал полтора франка в день, оклад почти символический.

— Дорогой Тео, — в ответ на его удивление говорил Ярослав, — пока армия бездействует, мне в ней нечего делать. Военных действий нет. Более того, от своих друзей — Делеклюза, Флуранса да и других я знаю, что Париж ведет переговоры с Версалем. Наши идеалисты из Центрального комитета все еще надеются договориться с Тьером. Они не понимают, что он просто тянет время, чтобы накопить силы и ударить по Парижу. Вот когда гром грянет, ты меня увидишь на посту.

Впрочем, Теофиль увидел Ярослава, так сказать, «в действии» и несколько раньше. Двадцать второго марта случилось обоим Домбровским вместе с Лавровым проходить через площадь Оперы. Когда они вступили на улицу Мира, они увидели странное зрелище. Большая толпа с криками двигалась по всей ширине улицы. Это были необычные демонстранты — сверкали цилиндры и монокли, рдели в петлицах бутоньерки, развевались черные плащи, подбитые белым шелком. Они размахивали тростями и стеками и кричали:

— Долой Центральный Комитет!

— Долой убийц!