Луи Клод де Сен-Мартен - О заблуждениях и истине

• Название: О заблуждениях и истине
• Автор: Луи Клод де Сен-Мартен
• Жанр: Эзотерика

«О заблуждениях и истине», или «Воззвание человеческого рода ко всеобщему началу знания» за авторством Неизвестного Философа - Луи Клода де Сен-МартенаОб авторе (Биография Луи Клода де Сен-Мартена)

Сочинение, в котором открывается Примечателям сомнительность изысканий их и непрестанные их погрешности, и вместе указывается путь, по которому должно бы им шествовать к приобретению физической очевидности, о происхождении Добра и Зла, о Человеке, о Натуре вещественной, о Натуре невещественной, и о Натуре священной, об основании политических Правлений, о власти Государей, о правосудии Гражданском и Уголовном, о Науках, Языках и Художествах.

Философа Неизвестного.

Переведено с французского.

Иждивением Типографической Компании.

В Москве, в вольной Типографии И. Лопухина,

с Указного дозволения, 1785 года.

† † † Древний Орден Мартинистов - Мартинезистов © 1889-2012

---

Сия-то Грамматика есть неизменяемое правило дара глаголания у всех Народов. Сему-то Закону все они необходимо подвержены, даже когда и самое худое делают употребление разумных своих способностей, или своего Языка внутреннего и тайного; ибо как сия Грамматика служит только к тому, чтобы править выражением идей наших, то не судит она, сообразны ли они единственному Началу, которое долженствует их оживлять; ее дело есть учинять сие изражение правильным, что всегда неминуемо и сбывается; понеже когда действует Грамматика, всегда правдива бывает, или не сказывает ничего.

Я употреблю в довод только то, что входит в составление речи, или что вообще известно под именем частей речи. Из сих частей речи некоторые суть неподвижные, коренные и неотменено нужные к полному изражению мысли, и суть числом три; прочие же суть прибавочные, и число их не у всех вообще есть определенное.

Три коренные части речи, без которых отнюдь не возможно изразить мысль, суть: имя, или местоимение действительное; глагол, который изображает, как что существует и действует; наконец, имя, или местоимение страдательное, которое есть подлежащее, или произведение действия. Пусть всякий человек исследует сие положение с какою угодно строгостию; увидит, что нельзя быть никакой речи без того, чтоб не представляла она действия, что нельзя вообразить себе действия, которое б не было управляемо действователем движущим оное и от которого не воспоследовало бы содеяния, сбывшегося уже или долженствующего, или могущего от того произойти; что ежели отнять которую-нибудь из сих трех частей, то не можем иметь полного понятия о мысли и почувствуем, что чего-то не достает к порядку, которого смысл наш требует.

В самом деле, Имя, или единое существительное не сказывает ничего, когда не сопряжено с действователем, движущим его, и с глаголом, который означает, каким образом сей действователь движет, или располагает сие имя. Отними который-нибудь из сих трех знаков; речь будет представлять идею недостаточную, к которой разум наш будет ожидать дополнения; напротив сими тремя только знаками можем дополнить мысль; ибо можем ими представить действователя, действие и содеяние, или подлежащее.

И так неоспоримо то, что сей Закон Грамматики есть неизменяемый, и что в каком языке ни возьми пример, найдешь его сообразным утвержденному мною начальному правилу; понеже оно есть правило самой Натуры и Законов, существенно уставленных в разумных способностях человека.

Теперь обрати мысль свою на сказанное мною о весе, числе и мере; рассмотри, не объемлют ли сии Законы во владычестве своем человека со всем, что в нем и от него происходит; вспомни еще и то, что я сказал о славном тройном числе, которое объявил я всеобщим, исследуй, есть ли вещь, которой бы оно не обымало: и тогда научись иметь благороднейшую идею, нежели какую до ныне имеют о том Существе, которое, не взирая на свое униженное состояние, может столь высоко возводить взор свой, которое может такие познания привлекать к себе и понимать вдруг столь великое Целое.

Однако могут мне возразить, что есть случаи, в которых признанные мною три части яко начальные не все изражены: часто две только, иногда одна, а иногда и ни которой нет, как то в отрицании, или подтверждении. Но сие возражение само собою падет, ежели приметить, что во всех сих случаях число трех частей начальных остается всегда в своей силе и Закон его всегда стоит непреложен; потому что не выраженные части речи подразумеваются, Пребывают в своем чине, и другие части не могут произвести своего дела, как по силе умолчанного союза своего с оными.

Да и в самом деле, когда я отвечаю на вопрос односложным словом, сие односложное представляет изображение Начала тройственного; ибо им указуется с моей стороны на какое-нибудь действие, относящееся к предлагаемой вещи; а в вопросе самом изражены части речи, подразумеваемые в моем ответе. На сие не скажу я примера; его всяк легко себе сделать может.

Не говорю я о порядке, в каком бы должно стоять сим трем знакам в сходственность порядку способностей, которые ими изображаются: сей порядок без смонения превращен стал, когда побывал в руках человеческих, и все почти Языки Народов в сем разнствуют. Но поелику истинный Язык есть единствен, то и расположение сих знаков не было бы подвержено таким разногласиям, когда бы человек умел сохранить оный. И так везде я вижу с явственным удостоверением три знака действователя, действия и произведения; и как сей порядок есть общий всем Существам мыслящим, то смело могу сказать, что ежели они и захотят, то не возмогут удалиться от него.

Однако не надобно думать, что и в самом истинном Языке сии знаки всегда расположены были в том же порядке, в каком они суть в наших умных способностях, ибо сии знаки суть токмо чувственное изображение оных; а я показал уже, что чувственное никогда не может иметь одинакого течения с умным, то есть, что произведению никогда не могут быть совместны те же Законы, какие Началу его родителю.

Но превосходил бы сей язык все прочие тем, что его чувственное выражение никогда бы не изменялось и сообразовалось бы без малейшей перемены порядку и Законам, которые собственно и в особливости принадлежат сущности его. Сверх же сего Язык сей имел бы то преимущество, как уже мы видели, что не был бы подвержен никакому обоюдному знаменованию, а всегда бы оное было одинаково; понеже оно связано с природою вещей, а природа вещей неизменяема.

О Глаголе

Один из трех начальных знаков, необходимо нужных во всяком выражении мыслей наших, заслуживает наше внимание предпочтительно пред прочими, о котором теперь нечто скажем: сей есть знак, связывающий два прочие, и который в наших способностях умных есть образ действия, а в началах телесных образ Меркурия; словом, сей есть то знак, который у Грамматиков называется Глаголом.

И так не должно забывать, что когда он есть изображение действия, то на нем утверждается всякое чувственное творение; и поелику свойство действия есть все делать, то свойство знака его, или образа, есть представлять и означать все то, что делается.

Размысли же теперь о свойствах сего знака в сложении речи; приметь, что чем он сильнее и выразительнее, тем чувствительнее и явственнее бывают содействия, происходящие от него; последуй сему опыту, который легко сделать; увидишь, что во всех вещах, власти и условиям человеческим подверженных, содеяние их учреждаемо, Определяемо и одушевляемо бывает наипаче чрез Глагол. Наконец пусть рассмотрят Примечатели, не чрез сей ли знак, называемый Глаголом, являемо бывает в нас все, что ни есть умственнейшее и действительнейшее; не он ли один способен подкрепить, или ослабить выражение; а имена действователя и подлежащего, единожды определенные, остаются всегда те же: и пусть потом судят, справедливо ли мы приписываем ему действие; понеже в самой вещи он есть хранитель его, и помощь его неотменно нужна к содеянию чего бы то ни было, или к выражению даже и безмолвному.

Здесь кстати заметить, от чего праздные Примечатели и умозрители Каббалисты ничего не находят? От того, что они всегда говорят, и никогда не ГЛАГОЛЮТ.

Не стану более распространяться о свойствах Глагола; разумные глаза могут и в том, что я сказал, сделать весьма важные открытия, и уверить себя, что в каждую минуту жизни своей человек представляет чувствительный образ тех средств, чрез которые все восприяло свое начало, действует и управляется.

И так вот еще Закон, которому все Существа, Имеющие дар Глагола, обязаны покоряться; и вот для чего сказал я, что все Народы земные имеют один Язык, хотя все они изъясняются различным образом.

О дополнительных частях речи

Не говорил я о прочих частях, входящих в составление речи; я назвал их просто прибавочными, которые в выражении служат вспоможением, дополняют недостаток слов и объясняют некоторые отношения действия; или они суть образы и повторения трех, которые признаны нами за существенно нужные к совершенному начертанию какой-нибудь мысли.

В самом деле, известно, что Члены, равно как и окончания имен в тех Языках, в которых нет Членов, служат к означению числа и рода имен и к определению существенных отношений между действователем, действием и подлежащим; что прилагательные изображают качества существительных имен, что Наречия суть прилагательные Глагола, или действия; и что наконец и прочие части речи составляют связь разговора и делают смысл его больше, или меньше выразительным, или периоды более полными и стройными; но как сии разные знаки не одинаким образом употребляются во всех Языках, но употребление их много зависит от нравов и обычаев Народов, котроые, поелику соединены с чувственностию, последуют ее переменам; то нельзя их допустить в число частей речи недвижных и непреложных; и так не приведем их в число доводов о единстве языка человеческого.