Татьяна Бобровникова - Повседневная жизнь римского патриция в эпоху разрушения Карфагена

• Название: Повседневная жизнь римского патриция в эпоху разрушения Карфагена
• Автор: Татьяна Бобровникова
• Издательство: Мол. гвардия
• Жанр: Культурология
• Год: 2001
• ISBN: 5-235-02399-4

В книге Татьяны Бобровниковой ярко и увлекательно повествуется о повседневной жизни знатных граждан Рима в республиканскую эпоху, столь славную великими ратными подвигами. Читатель узнает о том, как воспитывали и обучали римскую молодежь, о развлечениях и выездах знатных дам, о том, как воевали, праздновали триумф и боролись за власть римские патриции, подробно ознакомится с трагической историей братьев Гракхов, а главное — с жизнью знаменитого разрушителя Карфагена, замечательного полководца и типичного римлянина Сципиона Младшего.

---

После нескольких таких душераздирающих сцен народ был готов на все, только бы спасти Тиберия. Теперь за ним ходила целая толпа и сторожила его и днем и ночью (Plut. Ibid., 16). Семпроний Азелион пишет: «Ведь Гракха, когда он возвращался домой, сопровождала толпа не меньше трех или четырех тысяч человек» (HRR, Fr. 7). Так Тиберий, сам того не сознавая, сделал последний шаг, превративший его в глазах порядочных людей в преступника, — он окружил себя шайкой уличных головорезов, как афинские тираны. Этим и попрекал его в свое время Метелл.

Роковой день выборов приближался. Тиберий был издерган до последней степени и до последней степени издергал народ. В назначенный день он с толпой приверженцев пришел на площадь. По римским законам выборами магистратов на следующий год руководили люди, занимающие эту же должность в этом году. Поэтому коллеги Тиберия бросили жребий. Председательствовать выпало некоему трибуну Рубрию.

Но едва толпа приблизилась к урнам, как враги Тиберия закричали, что быть трибуном два раза нельзя, а потому выборы незаконны. В ответ гракханцы вопили, что законны. Рубрий, оглушенный этими криками, совсем потерялся и не знал, что предпринять. И тогда, в этот критический момент, к нему подошел Тиберий и потребовал, чтобы он сложил с себя председательство. Когда несколько месяцев назад Тиберий отрешил от должности Октавия, он назначил на его место какого-то своего клиента (Plut. Ti. Gracch., 13). Это был человек совершенно безвестный, и ни один источник не может правильно написать его имени — у Плутарха он назван Муций, у Аппиана — Квинт Муммий, у Орозия — Минуций (Plut. Ti. Gracch., 13; App. В. C., I, 12; 14; Oros., 5, 8, 3). И вот этому-то Муммию, или Муцию, приказал Тиберий уступить председательство (Арр. В. C., I, 14). Рубрий, смущенный и испуганный, готов был уже согласиться, но это последнее беззаконное и наглое требование переполнило чашу терпения остальных трибунов. Они потребовали, чтобы жребий бросили снова (ibid.). Но Тиберий зашел уже слишком далеко. Отступать было поздно. Он продолжал настаивать на своем. И тут он почувствовал, что даже народ дрогнул. Кроме того, ему показалось, что собралось недостаточно его сторонников. Тогда он решил сорвать собрание под любым предлогом. Взяв слово, он «сперва, чтобы затянуть время, стал хулить своих товарищей по должности, а потом распустил собрание, приказав всем явиться завтра» (Plut. Ti. Gracch., 16)[176].

Все это произвело на Тиберия ужасное впечатление. Он казался совершенно убитым (Арр. В. C., 1,14). Вечером он снова появился на Форуме в глубоком трауре «и удрученно, униженно, со слезами на глазах молил граждан о защите» (Plut. Ti. Gracch., 16). Всю остальную часть дня он ходил «по Форуму со своим сыном, останавливался с ним около отдельных лиц, поручал его их попечению, так как самому ему суждено очень скоро погибнуть от своих недругов» (Арр. В. С., I, 14). Современник этих событий, Семпроний Азеллион, офицер Сципиона, вспоминает: «Он стал молить, чтобы они защитили его и его детей…. и поручал сына народу, чуть не плача» (HRR, Fr. 7).

Ему удалось взбудоражить плебс. «Бедные начали очень горевать. Они думали… о Гракхе, который боится теперь за себя и который столько вытерпел из-за них. Вечером бедные пошли провожать Гракха с плачем до его дома и убеждали смело встретить грядущий день» (Арр. В. C., 1,15). Прощаясь с ними, Тиберий со слезами сказал, что «боится, как бы враги ночью не вломились к нему в дом и не убили его, и так взволновал народ, что целая толпа окружила его дом и караулила всю ночь напролет» (Plut. Ti. Gracch., 16).

Следующий день должен был решить судьбу Тиберия. Легко себе представить, что в эту ночь он не мог сомкнуть глаз и как тень блуждал по дому. Вспомнил ли он свою счастливую, блестящую юность, свои подвиги под стенами Карфагена, только он достал свое оружие и стал его разглядывать. Но когда он взял в руки свой великолепный, богато украшенный шлем, из него неожиданно выползла змея. Тиберий в ужасе отшатнулся. Это был знак смерти. Наутро Тиберий велел произвести гадание по курам. Он в волнении спросил у прислужника, как ведут себя птицы. Тот мрачно отвечал, что они даже не вышли, когда он бросил им корм; тогда он с силой встряхнул клетку, но птицы сидели нахохлившись и вышла только одна — вытянула левое крыло и вернулась опять. У Гракха упало сердце.

Тут к нему толпой пришли друзья, чтобы проводить на Форум. Их энергичные лица, ободряющие звуки голосов, яркое солнце несколько оживили Тиберия. Но только что он переступил порог, как споткнулся и так ушиб ногу, что на его башмаке-кальцеи появилось темное пятно крови. Тиберий совсем помрачнел. Не успел он сделать и нескольких шагов, как слева на крыше увидал двух дерущихся воронов. Одна из птиц уронила камень и, хотя кругом была огромная толпа, камень упал прямо к ногам Тиберия. Этого уже несчастный трибун вынести не мог. Он бросился бы назад к дому, если бы его не удержал Блоссий из Кум. Он воскликнул:

— Какой будет срам и позор, если Тиберий, сын Гракха, внук Сципиона Африканского, заступник римского народа, не откликнется на зов граждан, испугавшись ворона!

В этот миг к Тиберию подбежало сразу много посланцев с Капитолия, от друзей, которые советовали поторопиться, ибо все-де идет прекрасно. Гракх сразу приободрился и, окруженный толпой, двинулся на Капитолий. «Появление его народ встретил дружелюбным криком, а когда он поднимался по склону холма, ревниво окружил его, не подпуская никого из чужих» (Plut. Ibid., 17).

Однако на площади уже стояли его коллеги-трибуны. Они воспользовались своим правом вето и решительно запретили ему приступать к противозаконному голосованию (Арр. В. C., I, 15). Но Тиберий был доведен до отчаяния и был готов на все. И он распорядился прогнать трибунов, а председательство передал Муммию (Plut. Ibid., 18). На площади «началась свалка: сторонники Тиберия старались оттеснить врагов, которые в свою очередь теснили тех» (ibid; ср. Арр. В. C., I, 15). Некоторые передают даже, что были раненые (АРР. В. С., 15). «Поднялось такое смятение… что… трибуны в страхе оставили свои места, а жрецы заперли храмы… Многие бросились в беспорядке искать спасение в бегстве». Ходили самые невероятные слухи: говорили, что Гракх отрешил от должности всех трибунов, а себя без голосования назначил на следующий срок (Арр. В. C., I, 15). Защитник и апологет Тиберия Плутарх говорит, что и тогда его герой не хотел ничего ужасного, он был бы доступен голосу увещаний, «если бы ему не грозила смерть» (Plut. Ti. Gracch., 20). Но в том-то и дело, что он боялся смерти, на него напал панический ужас и он потерял голову!..

В это время здесь же, на Капитолии, в храме Верности шло экстренное заседание сената. Сенаторы уже считали дни, ожидая, когда окончится этот безумный трибунат. И вдруг оказывается, что он и не кончится — Тиберий хочет быть трибуном еще на один срок! Все были в смятении. Тут прибежали трибуны, говоря, что на Капитолии делается что-то невообразимое — там свалка, и их выгнали сторонники Гракха. Отцы были потрясены. Поднялся ропот возмущения. Быть может, кто-то выкрикнул, что далее невозможно терпеть тирана. Как бы то ни было, один из сенаторов, Фульвий, друг Тиберия Гракха, встал, незаметно вышел из храма и бросился к месту выборов. Там было настоящее столпотворение. Он попытался было пробраться к Тиберию, но это оказалось невозможным. Тогда он поднялся на какое-то возвышение и стал махать рукой. Тиберий его заметил и сделал знак, чтобы его пропустили. Фульвий протиснулся сквозь толпу, подошел вплотную к Тиберию и сказал, чтобы он был осторожен, ибо его хотят убить.

И тогда Тиберий, окончательно потерявший самообладание, сделал знак, чтобы его ближайшая охрана вооружилась. Они бросились искать оружие и стали выламывать колья у забора, которым оцепили голосовательный участок. Дальние ряды стали кричать и волноваться, не понимая, что происходит. Объяснять что-нибудь в этой дикой суматохе было бесполезно. И Тиберий дотронулся до головы, желая показать, что ему угрожает смертельная опасность. Тут же в сенат примчался вестник, который сообщил, что Гракх подал какой-то условный сигнал, очевидно, требуя себе царской короны, и по этому знаку его сторонники вооружаются. Все пришли в ужас. И тогда вскочил Назика, сильный, мрачный и суровый мужчина, ненавидевший Тиберия всеми силами души, и призвал консула спасти государство и свергнуть тирана[177].

Консул Сцевола был другом Тиберия, соавтором его законопроекта и не мог поверить, чтобы такой милый человек, как Гракх, мог оказаться преступником. Он был совершенно растерян и сказал, что, если Тиберий сделает что-то незаконное, он, консул, ему не подчинится, но никогда не поднимет на него руки.

Тогда Назика, окинув его взглядом, полным убийственного презрения, воскликнул: