Йожо Нижнанский - Кровавая графиня

• Название: Кровавая графиня
• Автор: Йожо Нижнанский
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-6218-123-7

Вниманию русскоязычного читателя предлагается популярный во всем мире роман словацкого писателя Йожо Нижнанского (1903–1976) «Кровавая графиня» (оригинальное название — «Чахтицкая госпожа», 1932 г.).

В основу романа легли реальные исторические факты, имевшие место на стыке XVI и XVII столетий в одном из имений старинного венгерского рода феодалов Батори. Владелица поместья и замка в селении Чахтицы Алжбета Батори, желая сохранить свою необыкновенную красоту и отдалить старость, приглашала себе в услужение юных девушек, чтобы, замучив их до смерти при помощи хитроумных приспособлений, совершать омовения в их невинной крови.

Для самого широкого круга читателей.

---

Когда же наступит полдень, когда зазвучат полуденные колокола? И взовьется ли, как было условлено, в ясное небо из трубы града столб дыма?

В бегах

— Куда же мы идем? — спросила Магдула, когда они вышли из лесной сторожки и огляделись вокруг.

— Все равно, — ответил Ян Ледерер, — только бы подальше от чахтицкой госпожи и ее гончих псов.

— Доля наша горькая, — вздохнула Магдула, — бежим, словно преступники, и не знаем, где приклонить голову…

— Где бы мы ни оказались, ты для всех — моя дочь, а я — твой отец.

— Конечно, — улыбнулась она. — Безжалостная судьба забрала у меня все, но я ей благодарна, что она дала мне вас, я действительно люблю вас, как родного отца!

Они спустились со Скальского Верха на дорогу. Ян Ледерер обвел взглядом печь, сарайчик, стойло и погрустнел:

— Прирос я сердцем к этим местам. А с тех пор, как ты пришла, и вовсе стали затягиваться мои душевные раны.

Он вошел в конюшню, погладил лошадь, насыпал в желоб овса, Магдула поднесла ему воды.

— Может, не идти нам пешком? — засомневался лесник. — Лошадка побыстрей отвезет нас в безопасное место.

— Госпожа и не заметит, что лишилась старой лошадки да скрипучей телеги, — осторожно поддакнула старику Магдула.

— Ан нет. С пустыми руками я пришел сюда, с пустыми и уйду! — Ян Ледерер переборол искушение. — Я ни разу в жизни не осквернил рук чужим добром.

Погладив на прощание коня, подсыпав ему еще овса, они двинулись в путь.

У сарая им вдруг преградила дорогу невысокая чернолицая женщина.

— Где Фицко? — спросила она угрожающе громко.

Лесник быстро опомнился от неожиданности.

— Ступай, сейчас увидишь его! — сказал он спокойно и добавил с усмешкой. — Уж не полюбовница ли ты его, коли так разыскиваешь?

Он открыл ворота в сарай и кивнул в угол:

— Вон там лежит, прикрытый парусиной, чтоб не простыл!

Она вбежала в сарай и лишь тогда поняла, что старик обвел ее вокруг пальца, когда под брезентом нащупала снопы соломы и услыхала, как захлопнулись за ней ворота.

— Вскочила туда, точно мышь в нору, — посмеялись лесник с Магдулой. Смеялись они от души, беззаботно, словно уже были вне опасности.

Женщина ярилась и стучала по дощатым стенам.

— Не трудись, Эржа Кардош, — сказал лесник, стены крепки, сам ставил их. Оттуда не выскользнешь. Посиди там спокойно, не то в горле пересохнет, а палинки там нет, разве что сам тебе поднесу!

Он взял Магдулу за руку, и они отправились в дальнюю дорогу.

— Эту тетку я знаю, — объяснил он. — Старая служанка Алжбеты Батори, она занята только одним: отыскивает в ближней и дальней округе девушек из тех, что мечтают о хорошей работе.

— Теперь и я припоминаю ее, — поддакнула Магдула. — Однажды я видела, как она выходила из замка. Лицо у нее горело, и была она до того пьяной, что дети, сбежавшись, смеялись над ней.

— Странно, что она сегодня еще что-то соображает, — ухмыльнулся лесник, — трезвой я ее еще ни разу не видел.

На дороге, ведшей в Новое Место, сновали возчики и люди, спешившие на работу. После встречи с Эржей беглецы опасались, что их могут и другие заметить и выдать чахтицкой госпоже.

— Ничего не поделаешь, — сказал лесник, — придется идти по бездорожью. Под Грушовым, Лубиной или под Бзинцами мы подождем в лесу, пока не стемнеет. Потом пойдем попросим у добрых людей ночлега и пропитания. А завтра отправимся в Моравию. Там будем в большей безопасности.

— Я бы лучше осталась здесь, — сказала Магдула. — Грустно при одной мысли, что буду так далеко от матери и брата. Если бы я могла встретиться с ним! Кто знает, как изменился Ян за эти годы, что мы не виделись? — Может, сменить юбку на брюки и напроситься в дружину Андрея Дрозда?

— Рядись не рядись — парнем не станешь! — улыбнулся лесник. — И жизни среди разбойников ты бы не вынесла. Не печалься, не навеки мы уходим в Моравию. Когда обстоятельства изменятся, мы вернемся и снова заживем спокойной жизнью. Ты-то доживешь, а я… — махнул он рукой.

Магдула грустно посмотрела на небо, по которому неслись облака, словно тоже убегали от неведомой опасности.

Они так и не заметили, что напрасно свернули с новоместской дороги, стараясь избегнуть многолюдства. Не почувствовали, как в их спины, словно буравчики, впивались рыскающие глаза.

Как только запертая Эржа перестала злобиться, что позволила так провести себя, она внимательно осмотрелась в сарае, в который сквозь зазоры между досками пробивался свет. Сердце у нее екнуло: в углу сарая она увидела прислоненную к стене лесенку. Минуту спустя она уже выдергивала дранку над головой, потом просунула в дыру голову и стала жадно следить за уходившими.

— Бегите, бегите куда глаза глядят, — смеялась она, — все равно найду вас и запру, ей-богу, получше!

При мысли, что именно она приведет к чахтицкой госпоже Магдулу Калинову, а вместе с ней и этого старика, она чуть не завизжала от радости.

Выбравшись на крышу, она вытянула за собой стремянку, прислонила к стрехе и спустилась на землю. Но где же Фицко с пандурским капитаном? Вот задача! Увидев лесную сторожку, она без колебаний направилась к ней. Не найдет их, так хоть чем-нибудь поживится: воровство было самым невинным ее грехом.

В избушке стояла тишина. Фицко и капитан уже примолкли. Встречались разве что глазами, в которых были ненависть и презрение. Когда открылась дверь, они от неожиданности сели.

— Откуда ты взялась, чертова баба? — заорал Фицко, вскипев оттого, что именно эта женщина застала его в таком жалком виде. Толков теперь не оберешься! Эржа расхвастается, что нашла его, наболтает всякого вздора про его несчастья и до смерти будет кичиться своими заслугами.

— Ну, ну, ну, не ершись, — успокоила его Эржа Кардош, — не то не видать тебе меня как своих ушей. Пожалеешь еще!

Он смирился, хотя с радостью задушил бы ее.

— Ах, бедняга, — ухмылялась она, — кажись, разбойники разговаривали с тобой не в белых перчатках!

Он заскрипел зубами.

— Что, али больно? — спрашивала она с притворным сочувствием. — Госпожа поможет, тут же пошлет за Майоровой в Мияву. Хорошо бы той переехать в Чахтицы, чтобы всегда быть у тебя под рукой.

Терпение горбуна лопнуло.

— Ты что языком мелешь, чертова баба?! Шагай быстрей за лесником и за девкой, не то выдеру тебе все волосенки. Не приведешь их — пойдешь прямехонько на «колоду»! А в замке скажи, чтобы за нами пришли гайдуки!

— Лечу, лечу, — сразу притихла Эржа, напуганная тем, что так дерзко обращалась к Фицко. Этот найдет сто способов, чтоб отомстить. — Тенью пойду за ними и ручаюсь тебе — не пройдет много времени, как они будут в Чахтицах!

В дверях она еще на миг задержалась:

— А знаешь, Фицко, я не так здорово зарабатываю, как ты. Взбодриться бы мне, да нечем…

— Раз в жизни могла бы и воды нажраться, — буркнул Фицко, однако вытащил из-за пазухи кошелек и бросил на пол несколько динариев.

Эржа Кардош жадно бросилась к раскатившимся монетам и, хватая их, бормотала:

— Без охоты даешь, ну да ладно, главное — даешь!

Сердце все-таки сильней

Микулаш Лошонский уходил от Яна Калины с тяжелым сердцем. Он поступил, конечно, по велению совести и клятвы своей, но сомнения мучили его. Что страшнее для него — гибель Калины или нарушенная клятва?

Чем дальше он уходил от темницы, тем более теснилось сердце, тем тяжелее становились ноги и все ниже поникала белая голова.

Он все медленнее подымался по ступенькам, все мучительней передвигал ноги. Подчас ему приходилось опираться о стену, отдыхать и набираться сил, чтобы продолжать путь. Рука, державшая факел, дрожала, он с беспокойством замечал, что и зрение у него слабеет, и силы совсем покидают его.

Факел неумолимо гаснет.

Боже!

Он не прошел еще и половины пути, а тело словно налилось свинцом. Дойдет ли он до своей горницы в башне града, спасет ли друга и несчастную девушку, которых там запер?

Страх за судьбу трех близких людей давил на него, словно огромная глыба. Под этой тяжестью он опустился на каменные ступени, одеревеневшая рука с факелом ударилась о холодную ступень, и факел выпал из разжавшихся пальцев. Он в отчаянии потянулся за ним и, напрягая последние силы, поднялся на ноги.

«Я должен, должен взойти наверх!» — твердила в нем проснувшаяся воля. Но это минутное возбуждение не способно было надолго взбодрить обессиленное тело.

Вскоре он снова присел и снова уронил факел. Тщетно протягивал он к нему руку: огонь покатился вниз по ступеням, словно тающая искра надежды. Старик оказался в густой смолистой тьме — и стало невыносимо тяжело.

И все же неумолимая воля толкала вперед. По его вине никто не должен погибнуть, на совести у него не могут быть погубленные жизни! Он уже полз на четвереньках, стиснув зубы, таща со ступени на ступень свое тело сквозь непроглядную тьму.