Людмила Зубова - Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект

• Название: Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект
• Автор: Людмила Зубова
• Издательство: Издательство Ленинградского университета
• Жанр: Филология
• Год: 1989
• ISBN: 5-288-00299-1

В монографии разносторонне и обстоятельно исследуется язык поэзии М. Цветаевой, рассказывается об этимологических поисках М. Цветаевой, о многозначности и емкости ее слова, о цветовой символике. Автор доказывает, что поэтический язык — воплощение потенций национального языка. В монографии органически сочетаются поэтика и лингвистика. Убедительно раскрывается связь между языком поэта и его идеями.

Для филологов — лингвистов и литературоведов, а также для всех любителей поэзии.

---

в этих примерах представлены контекстуальные синонимы скорбь — любовь и горе — страсть. Переосмысление слов любовь и страсть определяется их употреблением в сочетании со словами, имеющими фразеологически связанные значения: юдоль, хлебнуть (юдоль скорби, хлебнуть горя). Авторские коннотации слов любовь и страсть отражают понимание М. Цветаевой самой сути этих явлений:

Смывает лучшие румяна —
Любовь. Попробуйте на вкус,
Как слезы — солоны. Боюсь,
Я завтра утром — мертвой встану (И., 122).

Образование фразеологической единицы по модели с заменой одного из компонентов общеязыковым или окказиональным антонимом видим в таких случаях:

Критик — ноя, нытик — вторя:
«Где же пушкинское (взрыд)
Чувство меры?» Чувство — моря
Позабыли — о гранит
Бьющегося? (И., 281)

ср.: чувство меры,

Ибо единый вырвала
Дар у богов: бег! (И., 261)

ср.: принять дар,

К пушкинскому юбилею
Тоже речь произнесем:
Всех румяней и смуглее
До сих пор на свете всем (И., 282)

ср.: всех румяней и белее,

Маленькая сигарера!
Смех и танец всей Севильи! (И., 144)

ср.: смех и слезы.

Такая антонимическая замена — как бы усиленный, гиперболизированный оксюморон — во всех случаях служит целям полемики. Оксюморонность создается тем, что сохранившийся элемент фразеологизма вызывает представление о его первичном составе и значении. Обычный оксюморон скорее выражает значение дисгармонии или, напротив, слияния противоположных начал:

О муза плача, прекраснейшая из муз!
О ты, шальное исчадие ночи белой!
Ты черную насылаешь метель на Русь,
И вопли твои вонзаются в нас, как стрелы (И., 103).

В этих строчках, обращенных к Анне Ахматовой, мы находим очень высокую степень уплотнения словосочетаний как языковых единиц: во фразеологизм исчадие ада вместо слова ад подставляется фразеологическое сочетание белая ночь, оксюморонное по своей природе. Оно принято за исходный символ стихотворения. Расщепление фразеологизма на компоненты и развитие смысла каждого из компонентов ведет к объединению этих смыслов уже не на уровне фразеологической обусловленности соединения слов, а на уровне символов, стоящих за этими словами.

Со смыслом 'белый' связаны образы прекраснейшая из муз, метель, Спаса светлого, купола горят, со смыслом 'ночь' — плач, исчадие, черную, слепец. Члены обоих рядов — «черного» и «белого» — пересекаются друг с другом в сочетаниях шальное исчадие ночи белой, черную насылаешь метель на Русь, Спаса светлого славит слепец бродячий. В третьей строфе резкий оксюморон дается на основе и фонетического, и морфолого-этимологического сцепления однокоренных слов (еще более искусное переплетение):

И тот, кто ранен смертельной твоей судьбой,
Уже бессмертным на смертное сходит ложе (И., 103).

На основании существующей в русском языке фразеологии уподоблены белая ночь и ад, плач и искусство (муза — покровительница какого-либо искусства, у Цветаевой — плача).

Во всех подобных случаях замены одного из компонентов замещенный член фразеологизма остается в подтексте в виде культурно-языкового фона и неизбежно включается поэтому в смысл заменившего компонента, а фоновый узуальный фразеологизм — в смысл окказионального.

6. СИНКРЕТИЗМ КОРНЕВОЙ ОСНОВЫ

Корневая основа (первообразная, непроизводная), исходный элемент всех последующих дериваций, была в истории языка и исходным семантическим элементом этих дериваций. Это оказалось возможным потому, что именно корневая основа была синкретична и в смысловом, и в грамматическом отношении: «Содержанием первообразного слова, предшествующего образованию грамматических и философских категорий, может быть только образ, то есть совмещение и безразличие субъекта действия и объекта» (Потебня 1968, 11). В современной лингвистике корневая основа традиционно называется непроизводной; этим термином обозначают любую основу без аффиксов. Однако безаффиксные основы часто бывают результатом деривации при безаффиксном способе словообразования (например, резь от резать на синхронном уровне), и в этом смысле они производны. Поэтому в дальнейшем изложении используется термин корневая основа.

Анализ поэтических текстов обнаруживает, что корневая основа до сих пор остается синкретичным носителем потенциальных смыслов всех однокоренных слов даже в тех случаях, когда происходит расщепление значений вплоть до омонимии и антонимии. Исследования Г. А. Николаева показали, что количественное отношение непроизводных (корневых) основ к производным (содержащим аффиксы) в художественных текстах — 2:1, в то время как в нехудожественных текстах — 1:3. Г. А. Николаев объясняет это отношение потребностью художественных текстов во внутритекстовой, а не внетекстовой мотивированности слова (1987, 112). Такое объяснение вполне убедительно, однако оно может быть дополнено соображением о природной синкретичности корневых основ, что для художественных текстов существенно из-за тенденции к многоплановости художественного слова. Подтверждение этому тезису находим в поэтических текстах М. Цветаевой. Одним из важнейших структурных элементов ее поэтики являются градационные ряды однокоренных слов или синонимов, строящиеся по принципу восходящей градации и завершающиеся антонимическим (нейтрализующим) элементом. Эти ряды отражают философскую концепцию М. Цветаевой: личность поэта, как и человека, охваченного страстью, она считает воплощением духа, противостоящего земной обыденности и наиболее полно реализующегося за пределами земного бытия — в бессмертии-абсолюте. Поэтому поэтика Цветаевой — в большой степени поэтика предельности и преодоления предела.

Рассмотрим несколько примеров, обнаруживающих роль простейшего элемента в словообразовательном кусте, приближающегося к корневой основе (без аффиксов или с минимальным по отношению к другим элементам этого куста количеством аффиксов). Такие простейшие элементы выполняют функцию производящих в микроконтексте:

Кабы нас с тобой — да судьба свела —
Ох, веселые пошли бы по земле дела!
Не один бы нам поклонился град,
Ох, мой родным, мой природный, мой безродный брат! (И., 110);

Стоит на башенном зубце,
Как ведьма в месячном венце,
Над бездной окиянской
Стоит, качает стан свой.
Покачивает, раскачивает,
Как будто дитя укачивает,
(…)
«Введешь в беду! Уйдешь — уйду:
Ты — с лесенки, Я — с башенки!» (И., 381).

Анализ показывает, что такой градационный ряд, актуализирующий лексическое и грамматическое значение приставки, строится по общей модели: исходным его членом является слово без приставки. Как простейшее по форме и наиболее общее по значению, оно становится нейтральной производящей основой всего ряда. Средние члены расположены по возрастанию интенсивности признака или действия, а в последнем члене ряда напряжение, достигшее предела, снимается (нейтрализуется) словом, антонимически противопоставленным всем предыдущим элементам этого ряда. Так, в первом примере высшая степень родственности — родственность духовная — представлена словом безродный в контекстуально обусловленном значении 'как и я, отверженный в земном мире'. Во втором примере из поэмы «Царь-Девица», изображающем попытку Мачехи соблазнить Царевича, качание как образ нарастающего возбуждения превращается в убаюкивание младенца: пределом нарастающего движения становится покой, а стремление к греху, достигнув высшей точки, оборачивается образом добродетели. Характерно, что тема убаюкивания-усыпления в дальнейшем ведет к теме смерти как исходу страсти (Уйдешь — уйду…).

Роль исходного слова без приставки в этих контекстах важна тем, что такое слово (родный, качает), лишенное специфических признаков интенсивности, которые вводятся приставками, начиная ряд, одновременно и обобщает его, будучи синкретичным и потенциально энантиосемичным: родный трактуется и по признаку родства, и по признаку отверженности, качает — указывает и на состояние возбуждения, и на состояние покоя, таким образом, потенциальная энантиосемия реализуется в условиях художественного текста.