Сергей Максимов - Цепь грифона

• Название: Цепь грифона
• Автор: Сергей Максимов
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-077881-2

Сергей Максимов – писатель, поэт, режиссер, преподаватель Томского государственного университета. Член Союза писателей России, многократный лауреат фестивалей авторской песни.

История жизни офицера русской императорской армии, одного из генералов нашей Победы, хранителя тайны «золота Колчака».

Честь, верность долгу, преданность и любовь вопреки жестоким обстоятельствам и тяжким испытаниям. Смертельное противостояние «красных» и «белых», страшные годы репрессий, операции советской разведки, фронт и тыл.

Яркие, живые и запоминающиеся характеры, написанные в лучших традициях отечественной литературы.

Судьба страны – в судьбах нескольких героев…

---

– И в чём они?

– Сейчас мы активно работаем над решением украинского вопроса, – сделал он пояснение для Суровцева. – Генерал только что с Украины, – обратился он уже к Врангелю, – я думаю, знания обстановки будут не лишними для генерал-лейтенанта Слащова, который работает с украинскими представителями.

– Это мудрое решение, Павел Николаевич. Благодарю вас. Тем более, прямо должен сказать, свободных вакансий сейчас ни в войсках, ни в штабе просто нет. А вы познакомитесь с нашим героем – генералом Слащовым-Крымским. Генерал обладает неуживчивым и сложным характером, но герой, – резюмировал Врангель.

Суровцев со всей очевидностью понял: «Они хотят от меня избавиться. Пытаются попросту выпроводить за дверь». По договорённости и по инструкции, полученной от своего бывшего начальника, благодетеля, наставника и воспитателя – генерала Александра Николаевича Степанова, он должен сам принять решение относительно доверенной ему части золотого запаса империи. Если на то будет нужда.

Нужда в деньгах у Белого движения была всегда. Есть она и сейчас у Врангеля. Но отдать с таким трудом сохранённое и спрятанное золото на строительство крымской экономики – будет равнозначно тому, если бы он стал раздавать этим золотом милостыню. И на всех не хватит, и проблему неимущих не решить. Да и что это значит – отдать, когда золото находится в другом конце страны. «Эту информацию мне нужно держать при себе. В любом случае Врангель не тот человек, которому можно было рассказать о таком непростом и тайном деле», – сделал он горестный вывод.

– Надо бы вас переодеть, – перевёл разговор на другую тему Шатилов. – Вот что. Мы с вами одного роста. У меня есть новая черкеска. Поговорю с начальником конвоя. Думаю, папаху и всё остальное у казаков найдём. Вам черкеску не доводилось носить? – спросил он.

– Доводилось, ваше превосходительство.

– А у меня будет свой вклад в экипировку нашего гостя, – вдруг оживился главнокомандующий.

Врангель отправился к письменному столу. Открыл один из ящиков и достал из него кавказский кинжал из числа тех, кои без счёта дарили ему в последнее время. Из другого ящика извлёк увесистый бархатный мешочек.

– Примите от меня на добрую память этот замечательный кинжал и газыри к черкеске.

– Благодарю вас, ваше превосходительство, – искренне поблагодарил Сергей Георгиевич.

А в памяти всплыли события шестилетней давности. Он штабс-капитан. И казак вверенной ему сотни вручает ему шашку убитого есаула Кузлачёва со словами: «Возьмите, ваше благородие. А то ваша сабелька для рубки жидковата будет». А ещё через два дня казаки подарили ему черкеску взамен залитой кровью его офицерской формы. Было полное ощущение, что всё это происходило когда-то и не с ним вовсе. Казалось, целая жизнь прошла с того времени, когда он впервые примерил черкеску. Да так оно, собственно говоря, и было. Второй раз за последние сутки ему пришлось сменить костюм. Бестактность главнокомандующего в его нежелании выслушать бывшего личного представителя бывшего верховного правителя России хотя бы в малой степени компенсировалась участием в его экипировке.

В кабинет Павла Николаевича Шатилова он вернулся уже переодетый, с только что выписанным удостоверением о том, что с сего дня он «является генералом в распоряжении Главнокомандующего Русской армии генерал-лейтенанта П.Н. Врангеля». А ещё было у него предписание «явиться в Ливадию в распоряжение генерал-лейтенанта от инфантерии Я.А. Слащова-Крымского». Шатилов расписался в бумагах. Поставил печать.

– Хорошо. Очень хорошо на вас форма сидит. Погоны купите в городе. Ленты для орденов в каждой лавке продаются. Ну а с жильём я вам всё объяснил… Что ещё? – спрашивал сам себя Шатилов, глядя на Суровцева. – Содержание можете получить через день-два, а пока вот возьмите, – положил он на стол множество свёрнутых в рулон денежных банкнот. – Здесь сущая безделица. Каких-то сто тысяч. Не удивляйтесь. Из-за инфляции денежный счет в Крыму часто идёт на миллионы. Их теперь все стали называть «лимонами». Вам, конечно, нужно лично встретиться с начальником Особого отдела Русской армии генерал-лейтенантом Климовичем Евгением Константиновичем. Но сейчас и он, и начальник контрразведки Главной квартиры полковник Семинский выехали по делам службы в Джанкой. И вот ещё что, – Шатилов протянул Суровцеву узкую полоску бумаги, – это касаемо вашего вопроса о том, кто из генералов и офицеров контрразведки прежнего Генерального штаба сейчас в Крыму.

Суровцев взял из рук начальника штаба записку. «Батюшин Н.С.», – прочёл он. Далее следовал адрес. Он поднял глаза на Шатилова. Вернул ему бумагу.

– Должен вас предупредить. Характер у генерала не простой, – продолжал напутствовать его Шатилов. – Батюшин часто меняет адрес проживания. Охрану даже просил ему предоставить. Имейте в виду, что может и погнать, и разговаривать не захочет. Он, как и вы, без должности и состоит в распоряжении Главнокомандующего.

Второй раз за последний час Суровцев слышал о сложных генеральских характерах из уст командования. Как слышал и об отсутствии вакансий и должностей. Многозначительные язвительные замечания и комментарии Новотроицына приобретали реальные формы. Действительно, говорить о благополучии в Русской армии не приходилось, если сам Николай Степанович Батюшин – непререкаемый авторитет в старой армии – здесь без должности.

Уличный круговорот порождал головокружение. В публике преобладали молодые дамы и офицеры. Ему почему-то подумалось, что все самые красивые молодые люди страны оказались в Севастополе. Может быть, это нарождалась какая-то новая порода русских людей? Или это самые сильные, здоровые и жизнестойкие, которые смогли выжить, несмотря на невыносимые условия жизни в последние годы? Но придирчивый взгляд фронтовика видел и другое – желание оставаться в этой нарядной, почти праздничной среде как можно дольше за счёт других. И значит, эти молодые люди оставляли кому-то другому сомнительную честь защищать этот яркий, цветной мир от того ужаса, который стоит напротив крымских перешейков. На Приморском бульваре стал свидетелем громкого разговора двух офицеров – прапорщика и подпоручика:

– Сорок тысяч на человека выгоняют, – говорил молоденький прапорщик.

– Это замечательно, Мишель, но что разгружать? – интересовался подпоручик.

– Дрова. И ещё какие-то ящики.

– Так хорошо могут платить только за разгрузку снарядов.

– Да какая разница?! У меня жалованье на фронте было сорок пять!..

– Идём! – решительно объявил подпоручик, и молодые люди быстро отправились в сторону гавани.

Свидетелем разговора, кроме Сергея Георгиевича, оказался пожилой господин в белом парусиновом костюме с соломенной шляпой на голове. Играя тросточкой, мужчина прокомментировал, точно пригласил собеседника к себе в ровесники:

– Молодость есть молодость.

– О чём они?

– Как? Вы не поняли?

– Решительно ничего не понял.

– Значит, вы недавно в Севастополе. Молодые люди пошли в порт разгружать грузы.

– Но они же офицеры! – искренне удивился Суровцев.

– Ну и что с того? Вы же сами слышали, что у него месячное жалованье чуть больше, чем здесь дают за несколько часов честного труда.

– И офицерам разрешено?

– Конечно. Я и сам бы пошёл, будь я моложе.

Точно читая его недавние мысли о прогуливающейся публике, незнакомец вдруг добавил:

– Какой мы всё-таки красивый народ! Вы посмотрите на этих барышень! Чудо, а не барышни! Каждая как произведение искусства, – причмокнул он губами, точно говорил о чём-то вкусном.

Открытия следовали одно за другим. Он выпил чашку кофе в летнем кафе. Съел пирожное. И заплатил две тысячи рублей… Стало понятно, что имел в виду Шатилов, давая ему деньги. «Каких-то сто тысяч…» Эти отпечатанные ещё при Корнилове стотысячные купюры все здесь называли «колокольчиками».

Из любопытства зашёл в магазин. Рубашка стоила тридцать тысяч. Брюки – сорок. Ботинки – девяносто тысяч.

Невообразимое столпотворение царило в меняльной лавке. Услышал речь лавочника:

– Нет, милейший, серебро не меняем! Только золото. Исключительно золото! Сходите в ломбард, – говорил меняла офицеру, предлагавшему к обмену серебряные газыри от черкески. – Не принимают? Ну вот видите! И я ничем не могу вам помочь.

Стала понятна истинная ценность подаренных ему в последнее время вещей. Как стало понятно и то, что прожить на жалованье, даже генеральское, в Крыму невозможно. И если офицеры становятся портовыми грузчиками, то кем становятся здесь генералы?! Так и до паперти два шага. Неимущий генерал… А там и генерал-побирушка… Это что-то новое в истории русского воинства. Или это возвращение от регулярной армии к стрелецким полкам?

Хлеб стоил триста «колокольчиков» за фунт. Виноград – тысячу. По ту сторону моря хлеб стоил, как он знал, сто пятьдесят. Но там ещё нужно было найти того, кто продаст за такие деньги. Там другая история. Там нет почти ничего. Там пайки и распределение продуктов по спискам ревкомов. Фрукты на побережье, правда, очень дешёвые.