Айвен Саутолл - Поселок Тополи

• Название: Поселок Тополи
• Автор: Айвен Саутолл
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1988

<br />

---

Он поднялся на гребень. Впереди бушевало, рвалось, неистовствовало что-то невыносимо величественное. Пожар был всего в какой-нибудь миле, может быть, даже в полумиле, но всяком случае, водохранилище его не остановило — невидимое, оно вскипало там под клубами пара, и взлетел на воздух невидимый дом Робертсонов, и невидимое жилище Коллинзов рассыпалось в прах, ушло в землю.

Пожар явился Питеру как нечто живое и злобное, как бесформенное чудовище, все время меняющееся, непостижимо огромное, бешеное чудовище, неимоверно жадное, пожирающее все вокруг без разбора, даже то, что ему не по вкусу, — сначала разжует, перемелет, а потом уж выплюнет в небо. И небо вопило от несъедобных вещей, которые пожар извергал из своей пасти, посылая им вслед яростную пену, щелкая тысячами языков, гоня перед собой все, что еще уцелело в густом зеленом лесу, — визжащих кроликов и мелких кенгуру, лесных мышей и крыс, коров и коз, пони и толстых, как свиньи, вомбатов, ящериц и змей и всяких ползучих и летучих тварей. Только не бабушку Фэрхолл.

Лорна и Грэм стояли в грязи на морковном поле, держась за руки. Это казалось вполне естественным. Им казалось, что они знакомы всю жизнь. И они знали, что будут знакомы до конца жизни, даже если жить осталось не считанные огненные минуты, а еще десятки лет.

Они стояли в жидкой грязи, отделенные полукругом поливалок от построек и высоких деревьев, глядя, как в лесу таинственно загораются огни, как пламя тут и там внезапно прорезает сумрак. А потом поливалки мало-помалу стали сдавать. Сначала иссякли те, что стояли выше по склону, потом и остальные тихо забулькали, словно устали плеваться и теперь хотят втянуть воду в себя.

— Что там случилось?

— Может, оно и к лучшему, — ответила Лорна, — Если б закипел ручей, нас бы насмерть ошпарило, — А сама подумала: «Опять папа не уследил. Оставил мотор без горючего».

Женщины заткнули пробками кухонную мойку и корыта в прачечной и открыли все краны. Не успели они это сделать, как вода перестала идти. Баки были пусты.

Они оттащили ковры подальше от дома, вниз по тропинке, туда, где уходила в землю вода из сточных труб, куда утром стекла вода из переполнившейся ванны. Веревочный коврик из прихожей, сухой и жесткий, тонкий ковер из комнаты Стиви и толстый, еще не просохший, из комнаты Стеллы. Они сложили их один на другой, облили водой из ведер, кастрюль и бидонов, которые наполнила Стелла, и забрались под эту мокрую кучу.

Питер как пьяный бежал дальше, подгоняемый бешеными порывами ветра, дувшего теперь не со стороны чудовища, заполнившего долину, не сквозь него, а навстречу ему, ветра, который родился в более прохладных краях и гнал дым, и пыль, и мусор гигантскими тучами, гигантски ми вихрями обратно в пекло, ветра, который оттягивал в сторону жар надвигающегося пекла, оттягивал дым и пары, пыль и мусор прямо вверх, в небо. Прохладный воздух и кипящий воздух сшибались с грохотом, и под этими взрывами, на обочине дороги, Питер нашел свою бабушку.

Она упала тяжело, но боли не чувствовала. Она вообще уже ничего не чувствовала, ни о чем не думала — ею овладело блаженное безразличие, полузабытье.

— Бабушка, я тут! — крикнул Питер.

Она будто не слышала.

— Бабушка, вставай! Скорее!

Она не шевельнулась.

— Бабушка! — заорал он. — Вставай!

Она посмотрела на него равнодушно, словно не узнавая, и тогда он спокойно, расчетливо шлепнул ее по щеке. Удар больно отозвался в его пальцах, в его сознании. Он будто пробудил и ее и его самого.

— Вставай! — пронзительно крикнул он.

И она встала, с трудом подняла свое грузное тело и стояла покачиваясь, пока он снова не ударил ее по щеке.

— Двигайся! — крикнул он. — Ну же, двигайся!

И, схватив ее за руку, потащил, а она пошла за ним, неохотно, как лошадь, везущая тяжелую поклажу.

Он стащил ее с дороги, поволок через канаву в колючий кустарник — акация, кизил, терновник, чертополох, осока — и через проволочную изгородь на пустое картофельное поле. Тут она снова упала, легла подрагивающей грудой, и он с бешеной решимостью поднял ее новыми пощечинами, не переставая кричать: «Нет, ты не умрешь! Не умрешь!» Он погнал ее по полю, поперек борозд, погнал как укрощенного быка, и тут на открытое поле ворвался с севера мощный, немыслимо горячий воздушный поток. Питер инстинктом почувствовал его приближение, в последнюю секунду судорожным усилием швырнул бабушку наземь, сам упал рядом, и огненный вихрь пронесся над ними.

Будь Питер по-прежнему тринадцатилетним мальчиком, он бы заплакал от боли, прожигавшей его тонкую майку, от боли и от горького разочарования: значит, они здесь умрут, никогда им больше не подняться, — отвратительное чудовище, беснующееся в долине, настигло их. Но он не заплакал, не успел, потому что с юга внезапно налетел более прохладный ветер, тоже очень горячий, но все же прохладнее, и с ревом понес обратно колкие тучи пыли и мусора.

Питер встал на ноги, почти ничего не видя. Склон холма был на месте, подобный скале в океане, о которую разбивается пена, подобный возвышенности в пустыне, которую стегает песок, подобный металлу, плавящемуся в тигле. Склон холма был на месте, но он уже не был неподвижным, незыблемым. Он вздрагивал и скользил, вздымался и опадал, как взбаламученная жидкость. Он никак не мог устояться, и Питер снова упал, сваленный жарой, шумом и головокружением.

Это было не вокруг него, это было у него в голове, в теле, в крови.

Он снова поднялся, и бабушка поднялась, как опоенная лошадь, против воли подчиняющаяся окрику, и вдвоем они двинулись дальше — не столько бежали, сколько брели, точно земля превратилась в вязкую глину, из которой не вытащить ноги, брели как во сне по отлогой поверхности поля, а небо над ними было как взметнувшаяся морская волна — вся мрак, и блеск, и дьявольское великолепие, алая, золотая и лиловая, голубая и оранжевая, бурая и черная, маслянисто клубящаяся волна, каждую секунду готовая разбиться, горбатая, с гребнем — как сверкающее отражение солнца.

Питер упал, и земля упала вместе с ним, выскочила у него из-под ног. Он заскользил и покатился в вихре земли и камней, все быстрее и быстрее вниз, по крутому каменистому обрыву, и бабушка была где-то рядом, тоже катилась сквозь кусты и траву, не слыша собственных криков, не чувствуя ушибов.

Они скатились в пруд среди базальтовых глыб, в тот пруд, из которого брал начало ручей, протекавший под участками деда Таннера и Вакингемов.

Вода резнула их холодом.

Вместе с ними в воде были лесные твари, ползучие и летучие, даже змеи.

Стиви, со стоном переводя дыхание, ковылял между рядами моркови к Лорне и Грэму. Волосы и брови его были опалены, в рубашке прожжены дыры, — пока он бежал, горели деревья у ворот в усадьбу Джорджей и горели кипарисы вдоль дороги от ворот к дому, горели даже ящики с малиной.

А Стелла остановилась на бегу.

Сначала она ничего не поняла: не поняла, почему ей сразу расхотелось двигаться, почему колени у нее подогнулись уже бесповоротно и она медленно, с чувством, похожим на благодарность, опустилась на землю.

Она постояла на коленях, словно собираясь ползти, упершись дрожащими руками в две грядки с увядшими саженцами. Потом руки у нее ослабели, она оперлась на локти, и плечи ослабели, и она в полном изнеможении распласталась на горячей красной земле. Встать она не могла.

Никогда уже ей не встать. Никогда, никогда она не испытывала такой усталости.

Но с неба донесся какой-то новый шум, словно великан ростом с земной шар выдохнул из легких последние остатки воздуха. Она почувствовала над собой его дыхание. Все, что росло и жило, затрепетало и склонилось к земле. И освещение стало другое, и все звуки другие, а в небе какие-то сдвиги, судорога, столкновение великанов.

Лорна тоже остановилась на бегу. Она бежала вверх по склону навстречу Стиви, а он бежал вниз, навстречу ей, когда она увидела этот небесный бой.

Мать Стеллы и молоденькая миссис Робертсон, укрывшиеся под коврами, не увидели его, они его услыхали.

Питер его увидел, потому что бой шел над ним, справа и слева, со всех сторон, — ослепительная вспышка прорезала воздух от неба до земли или от земли до неба, взрыв ошеломил его, оглушил почти до потери сознания.

А потом с неба закапали огромные горячие капли, тяжелые, как металл, как смола, как мед. Они даже цветом были похожи на мед — то на горелый мед, то на золотой, свежий.

Словно небо, насытившись, уже не могло выдержать груза лесных соков, которые оно так жадно всосало, пьяных соков эвкалипта, сосны и акаций, человеческого пота, и крови животных, и пара от канав, прудов, речек и резервуаров, от баков и пожарных рукавов, от орошенных полей и грязных луж, и теперь, ослабев, дав упасть первым каплям, проливало и все остальное.