Татьяна Ковалева - Чаша любви

• Название: Чаша любви
• Автор: Татьяна Ковалева
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2008

Она мечтала о чистой, трепетной, настоящей любви. Хотела испить эту чудесную чашу до самого дна. Но никогда не думала, что обретенное счастье может вдруг исчезнуть в какой-то миг…

---

В некотором отдалении от жилого дома — небольшая конюшня, рядом — огороженная площадка для выгула. У Раджа несколько лошадей: Искандер, Роксана, Рубин, Хидимба. Все лошади спокойные, кроме Хидимбы. Злая кобылка, норовистая, может укусить. Ей и кличка такая не случайно подобрана: Хидимба — имя демоницы.

Мне больше всех понравились Искандер и Роксана. Даже показалось, что у них любовь. То стоят рядышком, то ходят друг за другом, трутся друг о друга мордами.

Искандер — белый с серыми чулочками, Роксана — гнедая. Они и внешне подходят друг другу.

Если судить по кличкам, у них действительно должна быть любовь. Ведь Искандер — это Александр Македонский, а Роксана — восточная принцесса, его жена.

Радж предлагает нам прокатиться. Глаза его как-то озорно блестят. Саша вроде бы не против, а я боюсь. Я никогда не ездила верхом.

Отмалчиваюсь. А сама думаю: «Лошади вон какие высокие! Больно будет падать! Да и одета я не подобающим образом».

Радж выпускает лошадей в загон. Мы с полчаса любуемся ими. У Искандера благородная стать. Роксана — видно невооруженным глазом — очарована им. Но любит, чтобы он за ней поухаживал. Хитрая лошадка. Однако ей можно посочувствовать: красивая вороная Хидимба все порывается привлечь внимание Искандера, а он то и дело косит на нее глазом… Вот и любовный треугольник. Рубин не вмешивается; он без претензий — стоит в сторонке, помахивает хвостом.

Прибегает молоденькая служанка, приглашает нас на ленч.

Стол накрыт на террасе. Омлет, тосты, цветочный чай, фрукты.

Разговор заходит об именах.

Дхута — очень древнее имя. Пожалуй, как и Елена. Радж… Я говорю, что в России очень любили фильмы с Раджем Капуром, но в последние годы их уже не показывают. Радж по-приятельски посмеивается над Сашей: будто Александр Македонский, тот завоевывает Индию. Мне нравится эта шутка. Если принимать во внимание освоение Сашей нового маршрута для «Синей птицы», то это невероятно удачное сравнение!

После ленча мужчинам все-таки удается уговорить меня сесть на лошадь. «Была не была!» — восклицаю я мысленно. Если б мне самой чуточку не хотелось прокатиться верхом, им бы никогда меня не уговорить.

Да и Дхута меня поддерживает, улыбается: прокатитесь, мисс, в этом нет ничего страшного.

Радж сам седлает лошадей. Для Саши, понятно, — Искандера, а для меня — Роксану. Для таких случаев у Раджа есть дамское седло.

Саша подсаживает меня. Я с перепугу ойкаю, крепко хватаюсь за гриву. Бедная Роксана! Но сижу как будто крепко. Даже отваживаюсь выпрямиться. А спустя минуту вымучиваю подобие улыбки.

Радж ведет Роксану по загону. Хочет, чтобы я привыкла. Первый круг, второй, третий… Я, и правда, привыкаю; скоро у меня в голове даже появляются мысли, например, какое все же большое животное — лошадь! И отмечаю, что сидеть в дамском седле довольно удобно. Я несколько расслабляюсь, покачиваюсь…

Тут Радж открывает загон и, несмотря на мои почти что слезные просьбы, хлопает Роксану рукой по крупу. Лошадь припускает по дорожке в парк — по знакомой ей дорожке. Что мне остается делать? Из седла не выпрыгнешь на ходу. Я покрепче держусь за шею Роксаны, сжимаю в страхе ноги и так еду, еду… Лошадь все не останавливается. А я боюсь оглянуться. Мне кажется, если я оглянусь, то тут же потеряю равновесие и упаду и непременно что-нибудь себе сломаю либо вовсе убьюсь. Я слышу, кто-то скачет за мной.

«Слава Богу! Меня не бросили в трудную минуту…»

Не знаю, как повернуть Роксану. Но тут вспоминаю про уздечку. Она ведь и служит как раз для того, чтобы поворачивать лошадь. Тяну уздечку слева. Но Роксана и не думает поворачивать. Тогда тяну справа… Наверное, тяну я слишком слабо. Однако я думаю, что если потянуть сильнее, то можно что-нибудь повредить бедному животному: порвать губу или вырвать зуб, больно прижать язык. Я не решаюсь на такое насилие. Когда-нибудь дорожка кончится, и Роксана сама остановится. Или лошадь просто-напросто устанет и замедлит ход. Тогда я и спрыгну на землю.

Сзади перестук копыт участился.

Саша обгоняет меня. Он так уверенно, даже молодцевато держится в седле, что мне становится завидно. Такое впечатление, будто он уже взял не менее десятка уроков верховой езды. Он выглядит почти как тот ковбой из рекламы «Marlboro»… Тут я вспоминаю: он рассказывал в самолете, что года два назад осваивал конный маршрут в итальянских Альпах.

Саша кричит мне что-то ободряющее и не думает сбавлять ход — он скачет довольно быстро. Это, кажется, называется — рысью. Я бы так быстро не смогла. Но через минуту выясняется, что и я могу рысью. Роксана, эта хваленая спокойная кобыла, вдруг проявляет самодеятельность…

— Саша! Саша! — кричу я погромче. — Подожди! Не гони так! Роксана увязалась за тобой.

Саша смеется:

— Увязалась она не за мной, а за Искандером!

И придерживает коня.

Теперь мы едем рядом. Едем не спеша.

Я почти совсем успокаиваюсь и тогда начинаю замечать, как красиво вокруг. Залитые солнцем поляны — одна прекрасней другой — предстают нашим взорам. Живописные нагромождения скал, искусственные гроты радуют глаз. Мы едем бережком веселого журчливого ручья. Над нами в ветвях звонко поют птицы.

— Не пора ли нам обратно? — спрашиваю я, хотя мне совсем не хочется возвращаться, особенно теперь, когда я перестала бояться. — Не будет ли это нескромно с нашей стороны — так долго пропадать в парке? Что они могут подумать про нас, Саша?

Саша не согласен со мной:

— Для того и существует парк, чтобы пропадать в нем время от времени. Пусть хозяева отдохнут от нас. А эти красивые животные пусть отдохнут от конюшни.

Аргументы его выглядят убедительно (особенно последний аргумент на меня, жалеющую животных, действует эффективно), и я успокаиваюсь на этот счет. Однако тут же начинаю волноваться по другому поводу:

— Саша, ты видел шкуру в кабинете?

— Красивый был тигр, — кивает Саша. — И похоже — большой. Такой унесет в зубах и корову.

Я гляжу на Сашу задумчиво:

— А помнишь, Радж говорил, что в парк к ним иногда проникают дикие звери?

— Помню. Ну и что? — он еще не понимает, к чему я клоню; или делает вид.

— А если проникнет такой вот тигр?

Саша ласково проводит рукой мне по плечу:

— Не тревожься, милая. Страшнее обезьян в парк никто не пробирается.

Мне представляется отличный случай вывернуть его слова. Что я и делаю:

— Как хорошо, что ты это сказал. Теперь я могу быть уверена: мы с тобой — не страшнее обезьян.

Саша с укоризной качает головой:

— Вы все время обижаете меня, мисс. А между тем…

И он прячет хитрую улыбку.

— Что? Что ты хотел сказать? — пытаюсь вытянуть из него.

А он, упрямый, молчит.

Мы едем еще минут пятнадцать, но парк все не кончается.

Если, конечно, можно назвать парком тенистую аллею в диком лесу. Может, мы уже вообще давно за пределами парка? От этой мысли на сердце веет холодком. Я время от времени озираюсь по сторонам. Нет, если бы не регулярное вмешательство человека, эта аллея очень быстро бы заросла и… Во всяком случае никакого ограждения мы еще не видели.

А еще на меня действует спокойствие Саши.

Останавливаем лошадей на одной из чудесных полян. Соскочив на землю (о! наконец-то!), набрасываем поводья на какой-то куст. Слышим, чуть в стороне шумит ручей. В траве стрекочут кузнечики. Если закрыть глаза, то можно легко представить себя где-нибудь под Петербургом. Я и правда закрываю глаза. Журчит ручей, безумствуют кузнечики в траве. Вокруг меня дачный поселок, огороды. Тетушка пропалывает клубнику, прорежает петрушку и укроп… Но вот тучка набегает на небо. Мне на лицо падает тень.

Иллюзия рассыпается.

Я знаю, что это его тень…

И губы его, такие мягкие, нежные губы, припадают к моим. И руки его меня подхватывают и кружат. Я боюсь сначала, что мы упадем, но потом расслабляюсь и полностью доверяюсь Саше. Он такой сильный! Он не упадет…

Мое внимание переключается на поцелуй. Он пахнет цветами. Здесь, в этой стране, все пахнет цветами. И Сашино дыхание тоже. И сами мы становимся, как два цветка. Переплетаются вдруг наши стебли. Наши символы — женский и мужской — соединяются. Земля такая теплая, прогретая солнцем. Цикады, кажется, поют в самое ухо. Труженик-шмель садится на цветок; а цветок весь раскрыт ему навстречу, он будто жаждет шмеля, жаждет деятельности его, направленной на созидание…

Ах! Белое солнце слепит меня. Я не вижу ничего вокруг. Но догадываюсь, что платье мое, розовое в крапинку, такое легкое, такое воздушное, сейчас — как тот цветок. Мой шмель очень нежен. Он перецелует каждый лепесток, прежде чем поделится пыльцой…

И вот я раскрыта, и вот я — не тайна. Но теперь я — блаженство. Я земля, я трава, я нектар, я — любовь… Он до боли сжимает мне плечи. Господи! Какая это приятная боль! Еще минуту назад мы были два мотылька в кроне древа мироздания. И вот я уже ветвь этого древа. Нет, я уже крона. Я — целое древо, цветущее любовью. Я — космос, я — вселенная! О, я великая воронка, засасывающая в себя целые миры. Чего-то не хватает? Всего лишь крика торжества. Но вот и он! Мы торжествуем оба!