Константин Кайтанов - Наше небо

• Название: Наше небо
• Автор: Константин Кайтанов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1939

---

Очнувшись, я почувствовал, что кислородная маска совершенно мокра. Ни о чем не думая, я сорвал ее с лица, потому что она уже не насыщала дыхания, а затрудняла его. Кислород совсем не поступал из баллона, входное отверстие шланга было забито рвотой. К счастью, высота не превышала четырех тысяч метров. Я хватал естественный воздух часто и жадно, насколько позволяли мои силы.

Снова гул мотора. Осмотрелся, увидел самолет Скитева, отбившийся от своих преследователей. Он кружил надо мной в ожидании сигнала «благополучия», о котором я совершенно забыл, сразу попав в болтанку. Я с трудом помахал ему рукой.

Опускался я подавленный, разбитый, безразлично глядя на местность, отчетливо открывшуюся передо мной. Меня сносило в сторону на большую дорогу через какое-то колхозное селение, расположенное на берегу маленькой речки.

По дороге неслись машины.

«Хорошо бы, — подумал я, — очутиться сейчас в одной из них и попасть в госпиталь».

Рассчитав, что через несколько минут должно произойти приземление, я раскрыл второй парашют. Теперь сближение с землей нужно было не ускорять, а замедлять, потому что все мое обмундирование слишком стремительно несло меня вниз. Но и со вторым парашютом я основательно плюхнулся на землю, успев, однако, своевременно сделать нужную позицию. Но падение это было настолько приятным, что я, глубоко вздохнув, вытянулся на траве, мгновенно охваченный болезненной дремотой.

Очнулся я от звонких ребячьих голосов. Знакомые врачи снимали уже с меня кислородную аппаратуру и обмундирование.

Несколько хороших вдохов нашатырного спирта окончательно прояснили мою память. Я понял, что с первым прыжком из стратосферы все покончено, и через несколько минут беседовал об этом с корреспондентом, встретившим меня вместе с командованием.

Мы поехали в часть, сопровождаемые двумя «санитарками», высланными на поиски меня в предполагаемом радиусе приземления.

На новую высоту

Несколько дней оказалось достаточно, чтобы не только забыть неудобства первого визита в стратосферу, но и вновь пожелать прыгнуть с более высокого горизонта. Отныне абсолютный рекорд высотного прыжка из стратосферы принадлежал нам. После всевозможных вычислений и проверки барограммы комиссия установила истинную высоту прыжка в девять тысяч восемьсот метров. Но мой неразлучный спутник Скитев подзадоривал меня, расхваливая свой великолепный боевой самолет:

— Давай, Костя, подымемся тысяч на двенадцать, а там посмотрим — заберемся и выше!

Эта идея захватила меня. Ряд проблем, связанных с прыжками из стратосферы, оставался еще не разрешенным, Я обратился в штаб с просьбой вновь разрешить мне подняться со Скитевым в стратосферу!

На девятый день после первого прыжка мы поднимались со Скитевым в тренировочный полет.

Оставшееся до полета время мы должны были провести на строгом режиме, тщательно подготовляя себя к серьезному и ответственному испытанию. Правду говоря, этот режим на земле был для нас более тягостным и несносным, чем трудность подъема и прыжка.

Военные врачи Элькин и Андреев созвали целый ученый совет, который потребовал, чтобы мы разделись догола, и затем поочередно каждый выслушивал, выстукивал и осматривал нас с невероятной сосредоточенностью, словно говоря всем своим видом: «И какой чорт тянет вас в эту дурацкую стратосферу!»

Потом врачи совещались и, видимо, не найдя ничего предосудительного в наших организмах, установили строгую диэту. Прежде всего мы получили по нескольку коробок угольных таблеток, карболена. Вяжущие, с каким-то солено-кислым привкусом угольки мы должны были глотать, по выражению Элькина, «как монпансье», чтобы уничтожить образующиеся в кишечнике газы.

— Чудесно! — дружно отвечали мы и с полной готовностью выполняли любое предписание, только бы своим сопротивлением не оттянуть выполнение прыжка.

Но истинной пыткой были для нас обеды и завтраки. Мы приходили в столовую и, осмотрев меню, в котором были расписаны отбивные шнитцеля, бифштексы, любимые пудинги, откладывали его в сторону. Выбор обеда зависел только от Элькина или Андреева. Они садились около нас, вызывали к себе повара и подолгу мучили его наставлениями, как именно надо приготовлять нам пищу. Когда приходило время браться за ножи, то мы убеждались, что этим орудием нам буквально нечего делать. Либо подавали «высокопитательные» каши и кисели, либо «особую» яичницу — все одинаково безвкусное, но зато негазообразующее!

Спали мы в отдельной комнате. В восемь часов вечера Андреев брал нас под руки, приводил в спальню и любезно прощался. Затем в коридоре появлялся часовой, облеченный обязанностью никого не допускать в нашу опочивальню и отгонять тех, кто захочет через окно перекинуться с нами двумя-тремя словами.

Первая ночь под такой оригинальной охраной прошла уныло. Мы беседовали со Скитевым до тех пор, пока не надоели друг другу, молча лежали на койках и заснули только на рассвете.

Вторая ночь прошла веселее. Одному из корреспондентов удалось выхлопотать разрешение командования, и он был помещен в нашу спальню на правах участника экипажа.

Утром мы отправились на прогулку в парк. В живописном уголке нам пришлось простоять двадцать минут, пока сопровождавший нас корреспондент заснял всю ленту своего аппарата. Примерно на тридцать пятом снимке редакция получила портреты автора и Скитева, «сделанные перед прыжком».

Наконец, надоела и прогулка. Скитев захотел покататься на мотоцикле. Мы обратились к доктору Элькину, которому, видимо, уже надоела опека. Элькин дал разрешение.

Первым сделал круг Скитев. Он вскочил на мотоцикл, словно кавалерист, дал газ, пыхнул дымком и исчез на асфальтовой дорожке, ведущей к аэродрому. Через несколько минут он выскочил перед нами с противоположной стороны и круто остановился.

В седло за управление сел я. Корреспондент, согнувшись, примостился сзади, и я, ни разу не управлявший до того мотоциклом, самонадеянно повернул ручку вправо. Двигатель взревел, мотоцикл бросился вперед. Он бодро несся метров тридцать, пока, наконец, не ткнулся в каменное здание штаба и я не вылетел вперед. Следом за мной выпорхнул с заднего сидения и корреспондент, озабоченно растирая правое плечо. Нас мгновенно окружили. Мотоцикл был немедленно изъят.

Дальнейшие прогулки совершались только пешком. Элькин резонно заявил, что пешие прогулки наиболее испытанный способ передвижения.

И вот настало утро 26 августа.

В открытое окно мы увидели густой туман, окутавший деревья настолько плотно, будто их заслоняла молочная стена.

— Неужели придется отложить прыжок?

Во всяком случае, ближайшие три-четыре часа о полете нечего было и думать. Туман застилал летное поле и был настолько плотным, что солнце не могло пробить его толщу. Поэтому большой радостью явилось для нас сообщение командира части о том, что синоптик Сизов обещал к трем часам дня хорошую погоду.

Старт, назначенный вначале на двенадцать часов, перенесли на три.

Часы ожидания были очень томительны. Мы не находили себе места. Командиры и летчики, знавшие о предстоящем прыжке, подходили к нам и выражали полное сочувствие по поводу тумана.

— Да! Вряд ли что выйдет! — говорили они.

Часов около одиннадцати дымка ушла вверх, все еще застилая солнце, но несколько позже мы увидели в небе голубое «окно». Нервы наши так разыгрались, что мы уже не могли ни гулять, ни сидеть в своей комнате. Расположившись неподалеку от летного поля, мы молча смотрели на небо, оживляясь, как только в нем открывались «окна». Синоптика Сизова, случайно проходившего мимо, мы схватили на руки и стали подкидывать в воздух в знак глубокого удовлетворения его прогнозом, впрочем, обещая уронить его на землю, если дымка не исчезнет. Сизов вновь подтвердил свои обещания.

Через полчаса вместе с последней туманной дымкой нас покинуло и удрученное состояние. Взору открылось бескрайное небо, совершенно свободное даже от облачных мазков, словно с него сдернули исполинское покрывало.

Самолет стоял в полной готовности, окруженный инженерами и техниками. Это был обычный скоростной бомбардировщик. На старте чувствовались необычайная деловитость и озабоченность.

Скитев забрался в свою кабину и, проверив готовность, испытал моторы.

Наконец, упарившиеся в своем полярном обмундировании, мы взлетели.

Моторы поднимают нас с какой-то особенной резвостью. Я мысленно рисовал себе схему предстоящего отделения от самолета.

Все шло хорошо. Несмотря на резко упавшую температуру и низкое атмосферное давление, бодрость нас не покидала. Взглянув на термос с протянутой ко мне резиновой трубкой, я вспомнил врача Андреева. Кофе, которое он приготовил для нашего высотного путешествия, теперь казалось очень соблазнительным.