Франсуа Шаму - Цивилизация Древней Греции

• Название: Цивилизация Древней Греции
• Автор: Франсуа Шаму
• Издательство: У-Фактория; ACT
• Жанр: Культурология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9757-0395-8; 978-5-9713-9608-6

В книге французского историка Ф. Шаму эллинистическая цивилизация представлена не эпохой упадка традиций классической Греции, не простым переходом через хаотичную и кровавую военную историю от греческого востока к латинскому западу, от Афин к Риму. Историческая реальность оказывается гораздо более сложной, чем ее представляют школьные учебники, вынужденные прибегать к упрощениям.

Эллинизм — это не только завоевательные походы Александра Македонского, распространившего греческий мир в пределы Азии, это нововведения и преемственность, преданность традиции и поразительные новшества, это люди, привязанные к прошлому и страстно устремленные в будущее.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

Это признание, идущее от поэта, известного своим высоким представлением о родине, весьма ценно: он ограничивается отражением ситуации, существовавшей тогда в Риме и латинской Италии, которые столетие спустя охотно присвоили сначала в качестве трофея, а затем по заказу произведения греческих мастерских. Обилие этих произведений зафиксировано в отрывке из Плиния Старшего (Естественная исория. XXXIV, 36), согласно которому «еще до сих пор» (он писал около 70 года до н. э.) на Родосе находится 73 тысячи статуй, и столь же великое множество в Афинах, Олимпии и Дельфах. Поскольку процветание Родоса приходится в основном на эллинистическую эпоху, это колоссальное количество произведений искусства (даже если’ приводимые цифры, как всегда, спорны: текст свидетельствует, что речь идет о крайне завышенном количестве) относится именно к этому времени.

Бронзовые или мраморные статуи, вотивная резьба или скульптурный декор зданий отвечали потребностям полисов и святилищ, потребностям значительным, как мы видели, в культовых и прославляющих сооружениях. Но в эту эпоху перед художниками встают новые задачи, которых они практически не достигали прежде: создание произведений, предназначенных исключительно для украшения повседневной жизни, и превращение утилитарных вещей в предметы роскоши. В это время наблюдается необыкновенный подъем прикладных искусств. Живопись уже не ограничивается ислючительно росписью стен портиков и храмов: она проникает в частные дома, сначала очень скромно, как это было на Делосе, потом с большой помпезностью, как живопись так называемого «второго стиля» в Помпее. Фрески Виллы мистерий в Помпее, виллы Фанния Синистора в Боскореале или «Альдобрандинская свадьба» в Риме — блестящие примеры такой живописи. Они отражают традицию эллинистических мастерских и позволяют нам ощутить их стиль и талант через произведения их непосредственных последователей. В то же время напольная мозаика, которая только начинает распространяться в IV веке до н. э., получает удивительное развитие в эпоху диадохов. Мозаики Пеллы в Македонии свидетельствуют о мастерстве первых талантливых мозаистов греко-римского искусства. Используя еще очень ограниченную технику, которая крайне умеренно обращалась с цветом, они создавали картины потрясающей экспрессии и изящества, обрамленные богатым по замыслу и исполнению декоративным орнаментом. Чуть позже использование разноцветных кубиков увеличило возможности искусства, которое превращало частные дома во дворцы: мозаики Делоса второй половины II века до н. э. дают множество прекрасных примеров. Эта техника сохранялась вплоть до конца античной эпохи, и, перейдя с пола, где она играла роль ковра, на стены и своды, мозаика, это наследие эллинистического периода, осталась одним из основых видов искусства в Средние века как на Востоке, так и на Западе.

* * *

Эти произведения, украшавшие рамки повседневной жизни состоятельных людей, интересны для нас не только своими собственными художественными достоинствами, но и тем, что являются достаточно верным воспроизведением великих греческих живописных шедевров, которые целиком утрачены, но которые вызвали не меньшее восхищение, чем лучшие скульптуры того времени. На стенах вилл в Помпее и Геркулануме центральную часть панно иногда занимала композиция на тему мифов или пейзаж, тогда как центральным мотивом мозаики могла быть сюжетная картина. Для этих сюжетов создатели фресок и мозаик охотно выбирали произведения выдающихся мастеров и воспроизводили их более или менее точно. Следует предположить, что по мастерским имели хождение коллекции, распространяющие эти образцы: отсюда повторение одних и тех же мотивов, одной и той же композиции, одних и тех же мелких деталей в многих копиях.

Здесь мы обнаруживаем важный аспект эллинистического искусства в его финальной стадии и искусства имперского, которое является его непосредственным продолжением: влияние мастеров, чьи произведения охотно копировали, тем не менее не сводилось к рабскому подражанию. Это давление прошлого ощущалось во всех областях, как в скульптуре и резьбе, так и в живописи и мозаике. В I веке до н. э. в искусстве наряду с новыми оригинальными творениями отмечается частое возвращение к шаблонам, созданным художниками классической эпохи, которые иногда воспроизводились со скрупулезной точностью, но чаще всего получали незначительное варьирование в деталях. Поскольку именно такое исполнение придавало произведению его ценность, к оригинальности, как правило, не стремились. При необходимости в одно целое объядиняли элементы различного происхождения. Тогда получалось то, что называют пастиччо, то есть эклектическое соединение мотивов, запечатленных в классических произведениях разных эпох: этот прием получит особенное признание в начале I века до н. э., когда его начнут применять в Риме мастерские скульптора Пасителя и его учеников Стефана и Менелая. Замечательные примеры этого — знаменитый «Мальчик, вынимающий занозу» и Эсквилинская Венера.

Помимо точных копий и пастиччо, интерес публики к древнему искусству выражался также в развитии архаизированного стиля, заметного уже во II веке до н. э. Речь здесь не о воспроизведении известных образцов, но об имитациии в новых творениях — будь то рельеф или статуя — изобразительных приемов, которые изпользовали в конце VI–V века до н. э. мастера древней скульптуры и строгого стиля. Хотя коры афинского Акрополя и прогребальные рельефы до эпохи персидских войн давно исчесзли — были погребены в земле святилищ или пошли в качестве материала для сооружения новых крепостных стен после вторжения персов, — в Элладе оставалось достаточно памятников, восходящих к эпохе великих творений, которые могли вдохновить художников на их воспроизведение. Любовь публики к прошлому способствовала этой тенденции, которую можно квалифицировать как «маньеристскую», поскольку она использовала некоторые систематические искажения, такие как удлинение пропорций тела, утончение черт лица или, наоборот, утяжеление подбородка; позы и жесты приобретают изысканность, а нереалистичность драпировки имеет чисто графический эффект. Современные исследователи оспаривают время и место появления этой школы, которую часто называют «новоаттической». Бесспорно лишь то, что она является оригинальным аспектом эллинистического искусства и что еще до своего дальнейшего развития при империи до II века н. э. она достигла достаточно высокого уровня.

Знаменательно, что в некоторых «буколических» пейзажах, украшающих дома эллинистической Италии, статуи бОгов, возвышающиеся в деревенских святилищах, выполнены в архаизированном стиле. Для богатых эллинизированных римлян I века до н. э. эти сознательные отсылки к художественному прошлому Греции были выражением все того же стремления к необычному, как и экзотизм нильских пейзажей, чудесные путешествия Одиссея или героические сцены трагедий. Здания театра, появляющиеся на стенах помпейских вилл, воплощали представления о чудесном и фантастическом мире мечты, расширяя незавершенность открытого для воображения пространства. Все это тем не менее только декор, в котором не приходится искать отчетливого религиозного или философского замысла. Для образованной публики, хранительницы долгой традиции цивилизации и культуры, речь шла только о том, чтобы иметь перед глазами в качестве украшения повседневной жизни прекрасные образы и предметы, вызывающие приятные воспоминания об их образовании и прочитанных книгах, а также в качестве способа поддержать содержательную и непринужденную беседу, которая подпитывалась бы аллюзиями на прошлое, живо представленное в его сложности и великолепии. Помпейские фрески служат для создания атмосферы, как служили этому в домах Делоса «комнатные» скульптуры, оживлявшие интерьер: многочисленные обнаженные Афродиты, обнаруживаемые в руинах, явно не имеют никакого культового значения, но вместе с другими предметами, приятными для глаза, создают традиционный ряд образов, имеющих очень незначительный религиозный акцент, так же как и изображения на вазах или ювелирных изделиях — кольцах и драгоценностях.

Для ремесленников и художников открылся в это время широкий рынок, стимулирующий их творческие способности. Предметы роскоши пользуются большим спросом, особенно пиршественные ложа с бронзовыми украшениями. Драгоценная утварь из серебра и позолоченного серебра, обнаруженная в могилах в Македонии, позволяет представить пышность, царившую на столах знати в эпоху диадохов. Еще более многочисленны, но столь же потрясающи изяществом своей формы и качеством своего декора бронзовые вазы, иногда покрытые золотом. Найденный возле Салоники большой кратер конца IV века до н. э. представляет собой великолепный образец мастерства греческих бронзовщиков: он весь покрыт фигурами — одни выполнены чеканкой, другие отлиты отдельно и добавлены к изделию, все они изображают дионисийский репертуар (что вполне подходило для этого главного предмета на играх), но тем не менее он не кажется тяжеловесным, потому что исполнение его настолько совершенно, рисунок настолько четок, расположение различных элементов настолько верно рассчитано, что соразмерность создает одно гармоничное целое. В конце эллинистической эпохи монументальные мраморные вазы, такие как знаменитая ваза Боргезе, хранящаяся в Лувре, свидетельствуют о непрерывности этой традиции. В это же время для освещения пиршественных залов используют бронзовые статуи, держащие факелы; многие из них, изображающие Диониса или участников вакхического кортежа в виде прекрасных эфебов, дошли до нас, подтверждая распространенность этого обычая на всем пространстве античного мира: в Аттике, в Помпеи, в Волубилисе (Марокко), в Сакхе (Египет). Лукреций свидетельствует о моде на этих факелоносцев в первой половине I века до н. э.: «…не против воли природы, если в хоромах у нас не бывает златых изваяний отроков, правой рукой держащих зажженные лампы, чтобы ночные миры озарять в изобилии светом» (О природе вещей. II, стих 24; и след.)[71]. От салоникского кратера, который присутствовал на хмельных застольях македонских современников Александра, до Диониса из Сакхи, который мог озярять своим светом пиры Антония и Клеопатры в период их «жизни бессмертных», на всем протяжении трех столетий греческие мастерские, не прекращая, снабжали предметами роскоши общество, желающее потратить свои богатства и сделать это как можно ослепительнее. Когда средства этой клиентуры иссякли, римское общество, воспитанное на ее примере, унаследовало те же пристрастия и позволило художникам продолжать свое дело. Серебряные вазы из Боскореале, Бертувиля или Гильдешейма, относящиеся к эпохе Августа или Тиберия, непосредственно развивают эллинистическую традицию.