Рюрик Ивнев - У подножия Мтацминды

• Название: У подножия Мтацминды
• Автор: Рюрик Ивнев
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1981

Рюрик Ивнев, один из старейших русских советских писателей, делится в этой книге воспоминаниями о совместной работе с А. В. Луначарским в первые годы после победы Октябрьской революции, рассказывает о встречах с А. М. Горьким, А. А. Блоком, В. В. Маяковским, В. Э. Мейерхольдом, с С. А. Есениным, близким другом которого был долгие годы.

В книгу включены новеллы, написанные автором в разное время, и повесть «У подножия Мтацминды», в основе которой лежит автобиографический материал.

---

Действительно, Вано вошел в кабинет, неся на подносе чашечки и кофейник. Везников встретил его с улыбкой. Юный лакей, очевидно, его забавлял.

— Мне недостает еще кальяна, — засмеялся он, слегка, потягиваясь.

— Вы откровенно циничны, — сказал Смагин, — это, конечно, лучше лицемерия, но…

— Не надо. Я знаю заранее все, что вы скажете. Ко мне ходит один человек, он думает приблизительно так же, как вы. Он знает в совершенстве английский язык… я беру у него уроки. Вам надо будет с ним познакомиться. Его фамилия — Канкрин. Он прекрасно образован, не глупее меня, но какого–то винтика у него, очевидно, не хватает, так как он не может найти применения своим талантам и очень нуждается. Я имел с ним один интересный разговор. Я сказал ему откровенно, что презираю этих умников, знающих прекрасно несколько языков, образованных, культурных, неглупых, которые ходят сейчас по Тифлису в рваных башмаках только потому, что Грузия стала самостоятельною республикою. Ведь я необразован, и то живу великолепно, а если бы я имел знания Канкрина, я был бы, вероятно директором международного банка; этот банк, может быть, через год и лопнул бы, но он, во всяком случае, оставил бы у меня недурные воспоминания в виде нескольких десятков тысяч долларов.

— Я знаю Канкрина, — сказал Смагин, — это очень порядочный и принципиальный человек, который не пошел бы ни на какие авантюры.

— Ненависть к авантюристам есть не что иное, как неумение заниматься авантюрой.

— Не будем спорить.

— Правильно. Все равно меня не переспоришь, ибо я твердо знаю, что прав. Пейте лучше кофе. Вот пирожные. Вано принес их из лучшей кондитерской. А потом расскажете о своей одиссее.

Везникову нельзя было отказать в умении слушать. Про него однажды кто–то из его знакомых сказал, что он умеет «вкусно слушать». Это было сказано удачно, он слушал именно вкусно. Он сам чувствовал, что умеет слушать, и немного кичился этим: рассказывать умеют почти все, а слушать — очень немногие. Это умение Везникова было свойством скорее случайным, но так или иначе рассказывать ему было приятно. Быть может, поэтому Смагин без особых колебаний согласился рассказать ему свою одиссею.

В мае 1919 года он попал в Крым по командировке Наркомпроса. Как известно, Красная Армия заняла Крым в мае. Однако в начале июля банды Деникина ворвались в Крым. Из Евпатории он решил поехать в Ялту, где его никто не знал. Но и там его ожидала неудача. На улице прицепился какой–то шпик, заявивший, что он — бежавший из Харькова большевик. Пришлось идти к коменданту. Со Смагиным был паспорт. Спасли его два слова: «уроженец Тифлиса». (В ту пору было принято не препятствовать проезду граждан, родившихся в национальных республиках, отколовшихся от России.) Комендант выдал пропуск до Батума. Смагин беспрепятственно доехал до Новороссийска. Там неожиданно возникло новое препятствие: его подвел призывной возраст, но выручила близорукость. Получив «белый билет», он купил пассажирский до Батума. Теперь путь до Тифлиса был открыт.

— Для авантюрного романа это хорошо, все это интересно слушать, но какой смысл вам, скажите мне, ради бога, впутываться во все эти политические дрязги? Кому это нужно? Ну, я еще могу понять большевиков, у них свой долг перед партией, но ведь вы не большевик? Так зачем вы с ними путаетесь?

Смагин улыбнулся:

— Не ожидал от вас такого обывательского вопроса.

— Я совсем не обыватель, — обиделся Везников. — Вы когда–нибудь вспомните меня. Вы сидите между двух стульев; когда они раздвинутся, вы грохнетесь и расшибетесь… Ну, я опять за старое! Довольно, довольно о политике. Вано! Угости нас чем–нибудь еще. Посмотри, там в буфете, кажется, виноград и персики. Сбегай вниз за «напареули», только побыстрей.

Глава VII

Мыльные пузыри

Чтобы попасть в редакцию еженедельной газеты «Грядущий день», надо было пройти через типографию. Смагин шел, невольно вслушиваясь в шум машин, вдыхая запах свежей краски, сырой бумаги, наблюдая мельканье синих фартуков наборщиков. Он был осведомлен, что газета, едва появившись на свет, уже дышит на ладан. Лучше всех, пожалуй, понимал это главный организатор, он же издатель и редактор газеты, Владимир Николаевич Солдатенков. Маленький, юркий, тщетно старающийся напустить на себя солидность человек, он двигался сейчас навстречу Смагину с притворно–ласковой улыбкой.

— Здравствуйте, дорогой мой, пробирайтесь сюда. У нас, как видите, пока что по–военному. Совсем как в походе. Я веду сейчас переговоры с банками. Скоро у нас будет дом.

Смагин знал, что никаких переговоров ни с какими банками он не ведет, что все это вольная импровизация. Да и сам Солдатенков не был, кажется, заинтересован в том, чтобы Смагин ему поверил, он просто врал по привычке, находя в этом какое–то особенное удовольствие.

— Вы принесли очерки о художественной жизни Советской России? Прекрасно… Ведь вы оттуда совсем недавно? Очень хорошо… Мы дадим вам специальные заказы на целый ряд фельетонов. Нам очень ценно ваше сотрудничестве. Бы знаете нашу программу: мы совершенно вне политики. Мы — объективны, мы — беспристрастны. Нас не пугает ваша большевистская ориентация. Лишь бы не было выпадов против грузинского правительства. Вы же понимаете, что мы здесь в гостях. Наше отношение к хозяевам должно быть лояльным.

Произнося эти отрывочные фразы, он, не теряя времени, перелистывал рукопись Смагина и быстро пробегал своими мышиными глазками по ее страницам. Было заметно, что содержание рукописи пришлось ему не по вкусу.

Почуяв, что Смагин насторожился, он фамильярно обнял его за талию и ввел в свой «кабинет» — маленькую комнатку на задворках типографии. Опустившись в кресло, снял пиджак, засучил рукава и начал жаловаться на загруженность работой.

Смагин чувствовал себя неловко. Хотелось встать и сказать: за ответом я зайду через несколько дней. Но вместо этого он сел на стул, ловко выдвинутый Солдатенковым из какой–то задрапированной рваной занавеской ниши. Не прошло и пяти минут, как Смагин почувствовал себя утомленным его болтовней.

— Выплата гонораров у нас производится по субботам, после напечатания материала, — слащаво улыбаясь, произнес Солдатенков и снова надел пиджак, давая этим понять, что аудиенция окончена.

Смагин вышел из типографии. Яркое солнце горело над головой, звенели трамваи, веселые мальчуганы орали во все горло, предлагая астры и хризантемы. Он свободно вздохнул, усмехнувшись над собой, что поверил в порядочность редакции газеты. Но когда вспомнил, что у него пустой кошелек, почувствовал беспокойство.

Веселая нарядная толпа руставелевского проспекта двигалась прямо на него, точно вываливаясь из какого–то громадного шелкового мешка. А ему казалось, что все знают о причине его беспокойства.

Один из прохожих, молодой человек, обернулся, оставил свою даму и подошел к Смагину со словами:

— Вы меня не узнали? Ведь вы Смагин, да? Смагин посмотрел на него с удивлением и вдруг начал припоминать этот голос, это лицо:

— Мы с вами встречались. Я не узнал вас в первую минуту. Ваша фамилия Чижов?

Молодой человек улыбнулся:

— С тех пор утекло столько воды!.. Я очень рад, что вас встретил, надеюсь, мы будем друзьями. Ведь я ваш старый поклонник. Ваши лекции по истории искусства…

— Ну, что там, — махнул рукой Смагин, — я уже почти забыл о них.

— Не скромничайте… Да, разрешите вас познакомить с моей дамой.

Не ожидая согласия, Чижов взял его под руку, подвел к красивой даме, терпеливо дожидавшейся у витрины магазина, и представил друг другу:

— Вера Николаевна Мгемброва — Александр Александрович Смагин Кстати, — сказал Чижов, — не хотите ли выступить в нашем клубе? Клуб «Новое искусство», недавно нами открыт. Я — секретарь этого клуба, а председателя вы должны знать. Это — известный грузинский поэт Атахишвили.

— Да, мы с ним знакомы, — ответил Смагин.

— Ну, вот и отлично. Надо вам сказать, что у нас очень хорошая плата.

— Что же мне читать? — спросил Смагин.

— О, это безразлично. Достаточно поставить ваше имя… У нас собираются ценители искусства. Знаете что, зайдемте сейчас туда? Мы все это оформим. Кстати пообедаем.

— Я уже обедал, — солгал Смагин.

— Это ничего не значит За компанию можно пообедать и второй раз.

— Мне бы хотелось, чтобы вы провели с нами время, — сказала, улыбаясь, Вера Николаевна.

«Неужели и он тоже чувствует, что у меня нет ни копейки и хочет накормить меня обедом?!» — с ужасом подумал Смагин. Но тут же нашел его улыбку приятной, голос симпатичным, манеру держать себя скромной и улыбнулся при мысли о том, как мало нам надо, чтобы изменить свое первое впечатление о человеке.

Эту улыбку Чижов и Вера Николаевна истолковали как согласие.

Глава VIII

Дети и взрослые

Смагин восхищался красотою проспекта Руставели, но ему был более по душе Плехановский. А больше всего любил он Верейский спуск, мост через Куру и весь этот кусочек пути от Руставели до Плехановского. К Верейскому спуску можно идти обычной дорогой от проспекта Руставели, но по маленькой деревянной лестнице с Коргановской улицы, похожей на продолговатую террасу. Ступеньки этой шаткой лестницы как–то особенно скрипят, словно они очень довольны, что ими не гнушаются пользоваться. В сырую погоду, во время дождя, кажется, что все это деревянное сооружение вот–вот рухнет. С Коргановской и с ветхих ступенек этой лестницы видна вся нижняя часть города, расположенная за Курой. Кирпичные дома и зеленые деревья стоят как бы на первом плане, и уже за ними горы и небо.