Александр Дюма - Сан Феличе

• Название: Сан Феличе
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: АРТ-Бизнес-Центр
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1998
• ISBN: 5-7287-0001-2

Одно из самых выдающихся произведений Дюма, роман «Сан Феличе», — история трогательной любви молодой неаполитанки из семьи, близкой к королевскому двору, и французского офицера-республиканца, итальянца родом, — разыгрывается на фоне революции 1798–1799 гг. в Королевстве обеих Сицилий.

_{Иллюстрации Е. Ганешиной}

---

Тем временем коменданты четырех неаполитанских фортов наблюдали в подзорные трубы за королевской флотилией, в частности за флагманской галерой; заметив, что она делает поворот и берет курс на Неаполь, и предполагая, что на борту ее находится Нельсон, они дали приказ произвести грандиозный салют — сто один пушечный выстрел, — салют самый почетный, ибо именно таким образом приветствуют рождение наследника престола.

Четверть часа спустя залпы прекратились, но лишь затем, чтобы возобновиться в момент, когда флотилия, по-прежнему предводительствуемая королевской галерой, вошла в военную гавань.

У спуска, ведущего к дворцу, стояли наготове соперничавшие в роскоши экипажи — королевские и английского посольства. Было условлено, что в тот день король и королева Обеих Сицилии уступают все свои права сэру Уильяму и леди Гамильтон и что Нельсон остановится в английском посольстве, где будет дан обед, за которым последует бал.

Что же касается города, то он должен был принять участие в празднестве иллюминацией и фейерверками.

Прежде чем сойти на берег, леди Гамильтон подошла к адмиралу Караччоло и с самым любезным видом, самым нежным голосом сказала ему:

— Праздник, который мы даем в честь нашего знаменитого соотечественника, был бы неполным, если бы единственный моряк, имеющий основание соперничать с ним, не присоединился к нам, чтобы воздать должное его победе и поднять бокал за процветание Англии, за благоденствие Королевства обеих Сицилии и за посрамление высокомерной Французской республики, осмелившейся объявить войну королям этих стран. Провозгласить этот тост мы предоставим адмиралу Караччоло, человеку, так храбро воевавшему при Тулоне.

Караччоло вежливо, но сухо поклонился.

— Искренне сожалею, миледи, что не могу исполнить ваше весьма лестное для меня поручение, — сказал он. — Однако, хотя днем погода была прекрасная, ночь грозит нам страшной грозой и бурей.

Эмма Лайонна обратила взгляд к горизонту: если не считать нескольких легких облачков, набегавших со стороны Прочиды, лазурь небес была так же светла, как ее взор.

Она улыбнулась.

— Вы не верите мне, миледи, — продолжал Караччоло, — но человеку, который провел две трети жизни на своенравном море, именуемом Средиземным, известны все тайны атмосферы. Видите эти легкие тучки, плывущие по небу и стремительно приближающиеся к нам? Они свидетельствуют о том, что норд-вест превращается в вест. Часам к десяти вечера он подует с юга, то есть превратится в сирокко; неаполитанская гавань открыта для всех ветров, а для этого в особенности, вот почему я обязан наблюдать за судами его британского величества, стоящими на якорях, ибо они пострадали в сражении, а потому будут, быть может, не в силах устоять против шторма. То, что мы сделали сегодня, миледи, просто объявление Франции войны, а французы уже в Риме — другими словами, нас разделяют всего лишь пять дней марша. Поверьте, не пройдет и нескольких дней, как потребуется, чтобы оба наши флота были в полной готовности.

Леди Гамильтон склонила голову движением, в котором угадывался оттенок несогласия.

— Я принимаю, князь, ваши извинения, раз вы озабочены интересами их величеств, короля Великобритании и короля Обеих Сицилии, но мы надеемся видеть на балу хотя бы вашу прелестную племянницу Чечилию Караччоло; ее отсутствие было бы непростительно, ведь она была приглашена в тот самый день, когда мы получили письмо адмирала Нельсона.

— Ах, сударыня, я как раз собирался сказать вам, что ее мать, моя невестка, уже несколько дней очень больна, и сегодня утром, перед отъездом, я получил от бедной Чечилии письмо: она пишет, что, к великому сожалению, не сможет принять участие в вашем празднестве и поручает мне принести вашей светлости ее извинения, что я и имею честь сейчас выполнить.

Пока леди Гамильтон и Франческо Караччоло вели этот разговор, королева подошла, прислушалась и, поняв причину двойного отказа сурового неаполитанца, нахмурилась, нижняя губа ее выдвинулась вперед более обычного, и лицо чуть побледнело.

— Берегитесь, князь! — сказала она резким голосом, а в улыбке ее почувствовалась угроза, как в тех легких облачках, на которые указал адмирал своей собеседнице, сказав, что они предвещают шторм. — Берегитесь! Только те, кто приедет на бал леди Гамильтон, будут приглашены на придворные празднества.

— Увы, ваше величество, — отвечал Караччоло, ничуть не смутившись от этой угрозы, — моя невестка так тяжело больна, что даже если бы балы, которые дают ваше величество его превосходительству милорду Нельсону, длились целый месяц, то и тогда она не могла бы принять в них участие, а следовательно, не могла бы присутствовать на них и моя племянница, поскольку девушка ее возраста и положения не может даже у королевы появиться без сопровождения матери.

— Хорошо, сударь, — ответила королева, уже не в силах сдерживаться, — в свое время и в надлежащем месте мы вспомним этот отказ.

И, взяв леди Гамильтон под руку, она сказала:

— Пойдемте, милая Эмма, — а потом добавила полушепотом: — Ах, уж эти неаполитанцы! Неаполитанцы! Они меня ненавидят, знаю. Но и я от них не отстаю — они мне отвратительны!

И она поспешно направилась к правому трапу, однако адмирал Караччоло все-таки опередил ее.

Тут был дан сигнал и грянули торжественные фанфары, снова загремели пушки, сразу зазвонили все колокола, и королева, пылающая гневом, и вместе с ней оскорбленная Эмма стали спускаться, окруженные праздничной сутолокой и криками восторга.

Король, королева, Эмма Лайонна и Нельсон сели в первый экипаж; принц, принцесса, сэр Уильям Гамильтон и министр Джон Актон — во второй; свита разместилась в остальных.

Прежде всего направились в храм святой Клары, чтобы прослушать «Te Deum»[7]. Горацио Нельсон, сэр Уильям и Эмма Лайонна, как еретики, охотно обошлись бы без этой церемонии, но король, особенно когда он чего-то опасался, был слишком добрым христианином, чтобы допустить это.

Молебен служил монсиньор Капече Дзурло, неаполитанский архиепископ, превосходный человек, которого, с точки зрения короля и королевы Обеих Сицилии, можно было упрекнуть лишь в излишней склонности к либерализму; в этой торжественной церемонии с ним вместе участвовал другой духовный иерарх — кардинал Фабрицио Руффо, в то время еще известный лишь неблаговидными поступками как в общественной деятельности, так и в частной жизни.

Поэтому в продолжение всего молебна сэр Уильям Гамильтон, такой же страстный коллекционер скандальных историй, как и археологических диковинок, посвящал лорда Нельсона в похождения знаменитого porporato[8].

Вот что он рассказал Нельсону и что нашим читателям важно знать об этом человеке, кому суждена весьма значительная роль в событиях, о которых дальше пойдет речь.

Итальянская поговорка, прославляющая знатные семьи и подтверждающая их древность, гласит: «Апостолы — в Венеции, Бурбоны — во Франции, Колонна — в Риме, Сансеверино — в Неаполе, Руффо — в Калабрии».

Кардинал Фабрицио Руффо происходил из этой выдающейся семьи.

Пощечина, которую он в детстве дал Анджело Браски, будущему папе Пию VI, стала источником его благополучия.

Он приходится племянником Томазо Руффо, старшине священной коллегии. Однажды Браски, казначей его святейшества, посадил к себе на колени сына своего покровителя; маленькому Руффо вздумалось поиграть белокурыми кудрями казначея, а тот все время откидывал голову, так что ребенок испытывал своего рода муки Тантала. Тогда, воспользовавшись тем, что Браски склонился к нему, мальчик, вместо того чтобы постараться ухватиться за волосы, как он неоднократно пытался, дал ему изо всех своих слабых сил звонкую пощечину.

Тридцать лет спустя Браски, став папою, узнал в тридцатичетырехлетнем человеке того ребенка, который ударил его. Он вспомнил, что то был племянник покровителя, кому он был всем обязан, и сделал молодого человека тем, чем сам был в то время, когда получил пощечину, то есть назначил его казначеем Святого престола, на должность, которую покидают не иначе как в сане кардинала.

Фабрицио Руффо так управлял папской казною, что года через три-четыре обнаружилась недостача в три-четыре миллиона, то есть по миллиону в год. Пий VI понял, что выгоднее возвести Руффо в сан кардинала, чем оставить его в должности казначея; он пожаловал ему красную шапку и потребовал у него ключ от казны.

Однако кардинал Руффо, получая теперь в год тридцать тысяч вместо миллиона, не пожелал оставаться в Риме, где его ждало разорение; он уехал в Неаполь и, заручившись письмом папы Пия VI, попросил у Фердинанда какую-нибудь должность, ссылаясь на то, что, будучи уроженцем Калабрии, он его подданный.

Когда у Руффо спросили, каковы его способности, он ответил, что он прежде всего человек военный: не кто иной, как он, укрепил Анкону и изобрел новый способ раскаливать докрасна пушечные ядра. Словом, он просил или, вернее, выражал желание получить пост либо в армии, либо во флоте.