Джонатан Рабан - Как птички-свиристели

• Название: Как птички-свиристели
• Автор: Джонатан Рабан
• Издательство: АСТ, Транзиткнига
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-033947-X, 5-9713-1418-1, 5-9578-3069-0

Два иммигранта в погоне за Американской мечтой…

Английский интеллектуал, который хотел покоя, а попал в кошмар сплетен и предрассудков, доводящих до безумия…

Китайский паренек «из низов», который мечтал о работе, прошел через ад — и понял, что в аду лучше быть демоном, чем жертвой…

Это — Америка.

Университетские тусовки — и маньяки, охотящиеся за детьми…

Обаятельные мафиози — и сумасшедшие антиглобалисты…

Сатанеющие от работы яппи — и изнывающие от скуки домохозяйки.

И это не страшно. Это смешно!

---

Том выправил черновики, и письма полетели в киберпространство. Настоятельная потребность писать никуда не делась, он открыл файл ЧУЖЕСТРАНЦЫ. dос, с легкостью завершил начатый кусочек, воодушевленно проработав двадцать минут, и отправил его Мириам в округ Колумбия, сделав приписку, в которой просил позвонить, когда выпадет свободная минутка.

Том откупорил бутылку кристомского кюве из винограда с горы Джефферсон, смастерил омлет со спаржей и сел полдничать, захватив с собой «Процесс». Книга в последний раз читана более двадцати лет назад. Том приготовился упорно продираться через строки. Фраза «Кто-то, по-видимому, оклеветал Йозефа К.» получила уже такую известность, что действовала раздражающе, наподобие рекламной перетяжки, то и дело назойливо попадающейся на автомагистрали. Однако, одолев шесть страниц, Том уже хохотал в голос.

Когда сцену в соборе нарушило треньканье звонка у входной двери, Том не прореагировал. Треньканье повторилось, по он не отрывал глаз от страницы. Потом неизвестный гость принялся стучать. На цыпочках, в одних носках Том пробрался к выходу, опустился на корточки и приоткрыл выемку для писем. Виднелись только чьи-то мятые брюки и размытым серым пятном — шерстяной свитер, затем вместо брюк возникла пара широко раскрытых глаз.

— Извини, я совсем некстати, да? Просто с собакой гулял и случайно проходил мимо…

Том не сразу сообразил, что голос принадлежит Яну Тэтчеллу.

— А, ты с Энгельсом, тогда лучше обойди и зайдите с той стороны.

Том отворил кухонную дверь, и пес Энгельс, заметно прихрамывающий, с седеющей шерстью, запрыгнул в дом и поскакал по комнатам, по которым раньше так любил носиться — если, конечно, помнил то давно минувшее время. С момента приговора Бет «в доме, где есть маленький ребенок, собаке не место» Тэтчеллы стали приходить еще реже, чем обычно.

— Вижу-вижу, новое крыльцо, — сказал Ян. На голове у него была зеленая шляпа, отдаленно напоминающая тирольскую, в руках он держал палку, появившуюся после первого же приступа подагры.

— Да, точнее, кусочки нового крыльца. Что тебе предложить — вино? Виски?

Тэтчелл притворился, будто сверяется с часами.

— О, думаю, для спиртного малость рановато. Знаешь, а ведь я наврал. Мне был отдан строгий приказ, вот почему я к тебе пришел. Сара так и сказала: если не вытащишь Тома к нам сегодня на ужин, будешь есть магазинные макароны в сырном соусе. Короче, догадывайся сам, где я видел твое личное благополучие. Я преследую исключительно корыстные интересы.

Том уже привык чувствовать себя изгоем, и приглашение на ужин никак не совпадало с этим самоощущением. Тому очень захотелось отказаться.

— Непременно поблагодари Сару, но…

— Да не будь ты таким занудой, пошли, черт тебя дери!

— Ну, если так…

— Ты сам-то вообще когда-нибудь пробовал эту хренотень — магазинные макароны в сырном соусе?

— А твой папа что-то плохое сделал. — В туалете для мальчиков Спенсер мыл руки под краном.

— Нет, не сделал!

— А вот и сделал!

— А вот и нет!

— Сделал, сделал! В газете про это написали. Твой папа… Его фотография в газете, потому что он плохое натворил. И мне мама сказала никому не говорить.

Краешком глаза Финн увидел Спенсера в зеркале, и мальчика потрясло, насколько серьезно лицо его маленького приятеля.

— Неправда! — пронзительно крикнул Финн. — Спенсер! Еще будешь врать, и я тебе покажу тогда!

— Да не вру я! Я твоего папу на фотке видел. В газете. Он с маленькой девчонкой что-то сделал…

Финн бросился на Спенсера, сбил его с ног. Мальчик толком не умел драться, но смотрел когда-то, как дерутся собаки, и теперь ринулся в атаку по-собачьи, рыча, кусаясь и царапаясь. Он и не видел, что делает, поскольку дрался и одновременно плакал. Во рту у него оказался рукав футболки и еще мягкое, и Финн изо всех сил куснул это мягкое. Спенсер заорал благим матом.

Позже, у себя в кабинете, уже в присутствии Бет, директриса ужасалась:

— Я всегда считала — сад «Стебелек» не для этого ребенка!

Дом Тэтчеллов на улице Гарфилда — сиротливый обломочек Англии, заброшенный на Дальний Запад. В 1998 году родители Яна собирались прилететь на Рождество, Ян и Сара должны были встретить их в Нью-Йорке. 21 декабря пожилые Тэтчеллы вылетели из Хитроу рейсом 103 компании «Пан Американ», но самолет разбился над Локерби. Так Ян, придерживающийся левых политических взглядов и по-спартански неприхотливый, вступил во владение старинным фамильным особняком в Дорсете. Дом он продал, а обстановку перевезли через океан в Сиэтл. Смотрящие из позолоченных рам предки Тэтчеллов — целый выводок серьезных, буржуазного вида дам за письменными столами, судьи в париках, епископы в духовном облачении, военные в форме былых времен, придававшей им несколько голубоватый вид — соседствовали теперь с Грамши, Адорно, Рэймондом Уильямсом[155] и бледными корешками подборки номеров «Нью лефт ревью»[156] за целых сорок лет. Случайно брошенный взгляд падал или на гигантских размеров корзину для бумаг, или на викторианский журнальный столик, или на шпагу в ножнах, висящую на стене. Сначала Ян намеревался избавиться от большей части старинных вещей, снеся их в антикварный магазин, но бережливая Сара, уроженка Пафкипси, не желала утратить ни единого предмета. В отличие от Яна она знала наперечет всех предков на портретах и могла изложить подробности военных походов генерал-лейтенанта и европейских поездок вон той леди за столом.

Эти диковинные осколки Англии всегда приводили Тома в замешательство. Между особняком Тэтчеллов, расположенным среди сельских пейзажей Дорсета, и жилищем Дженвеев на окраине Илфорда пролегла социальная пропасть чуть ли не в Марианскую впадину глубиной, и несколько уменьшенная копия данной пропасти словно бы разделила дом на улице Гарфилда и его, Тома, пристанище на Десятой Западной. Но в одном отношении оба дома были весьма схожи, причем самым естественным образом: благодаря им родимый английский хлам и родимая английская пыль прочно обосновались на благопристойном Квин-Энн-Хилл.

Развалившись в кресле с одним отвалившимся колесиком и драной кожаной обивкой (некогда оно принадлежало затянутому в корсет генералу королевы Виктории), Том держал бокал дрянного красного вина и чувствовал себя на свободе, в другой стране. Удивительно, как богачи — а Ян теперь обладал состоянием, о котором большинство преподавателей и мечтать не могли — упорно сохраняют приверженность дешевому вину, будто бы стойко придерживаются некоего морального принципа.

Сара сказала:

— Вся твоя история словно у Кафки позаимствована.

— А я ведь сейчас Кафку и читаю, — ответил Том. — А знаете что? У него много общего с Вудхаузом[157]. Кафка тоже невероятно забавен, чего я раньше никак не улавливал. Общеизвестный факт: Кафка читал главы из «Процесса» своим пражским приятелям и буквально лопался от смеха, но я всегда относил это на счет его весьма специфического чувства юмора. Лично меня «Процесс» нисколько не смешил. До сегодняшнего вечера. А тут я вдруг понял, что Йозеф К. — прямо-таки кузен Берти Вустера. Во-первых, Йозеф К. гораздо богаче, чем вам наверняка помнится из книги. Я-то думал, автор хотел изобразить этакого неимущего клерка, но куда там, герой очень даже состоятелен. Получает приглашения на помпезные воскресные завтраки на яхте, у него запасы отличного коньяка и полный шкаф костюмов, он лежит на кушетке, покуривая сигары… Кухарка каждое утро приносит ему завтрак в постель. Раз в неделю Йозеф К. развлекается с проституткой, а в остальное время отбивается от весьма достойных девиц вроде Лени и фрейлейн Бюрстнер. Легко представить его вудхаузовским холостяком, у которого и без того невеликий разум постоянно затуманен от чрезмерной любви прикладываться к бутылке.

Том продолжал:

— Если бы подобное произведение писал Вудхауз, у него Берти проснулся бы в одно прекрасное утро с симптомами сильнейшего похмелья. Позвонил бы в колокольчик, вызывая Дживса, а тот по необъяснимым причинам не проскользнул бесшумно в комнату, неся одно из своих испытанных средств. Вместо этого Берти слышит доносящиеся из соседней комнаты чужие голоса и встает узнать, в чем дело. А в комнате полно — и не полицейских агентов, а тетушек. А тетя Агата — инспектор.

— И еще присутствует сэр Родрик Глоссоп, — добавил Ян. — Из кошмарной Гонории Глоссоп вышла бы, кстати, рьяная поклонница Кафки. Во время своей двухнедельной помолвки с Берти она бы, возможно, среди прочего заставила Вустера грызть «Процесс». Предварительно напичкав беднягу Рескиным. «Я читал серьезную литературу, пока у меня глаза на лоб не полезли…» — чем не Кафка?

— У Кафки с Вудхаузом разница в возрасте — года два. И вот что странно, старший — Вудхауз. А вдруг они читали друг друга? Самый светлый и самый мрачный автор современности. И если в «Процессе» есть доля вудхаузовской комедии, то мир Берти обречен на превращение в кафкианский кошмар.