Памела Джонсон - Кристина

• Название: Кристина
• Автор: Памела Джонсон
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1992

Памеле Хенсфорд Джонсон было 22 года, когда к ней пришел первый успех — в 1934 году вышел в свет ее роман «Эта кровать — твое средоточие» (названием книги послужила стихотворная строка Джона Донна, английского поэта XVI–XVII вв.). Позднее ее романы — «Кэтрин Картер», «Скромное создание», «Невыразимый Скиптон» и другие — заняли место в ряду произведений широко известных литераторов Англии.

О романе «Кристина» (который известен английским читателям под названием «Невозможный брак») «Дейли телеграф» писала: «Это заметы собственного сердца, написанные проникновенным и опытным наблюдателем».

Героиня романа Кристина Джексон, умная и талантливая девушка, мечтает о большой любви, о человеке, которого она встретит раз и навсегда, на всю жизнь. Но здравый смысл и природная женская интуиция оказываются сильнее романтических грез…

---

Какая-то пара, сидевшая впереди, поднялась и вышла из зала. Затем ушла женщина, сидевшая неподалеку от нас. Мы с Нэдом остались одни в пустом амфитеатре.

План, столь внезапно и тайно родившийся, окончательно созрел и требовал исполнения.

— Знаешь, — промолвила я, — я все время думаю…

— О чем? — Рука Нэда легла на мою и легонько погладила ее. — О чем ты думаешь, детка? О чем, дорогая?

На какую-то долю секунды мне показалось, что я сорвалась и лечу в пропасть: поздно ухватиться за что-нибудь, задержаться, спастись.

— Знаешь, — продолжала я беспечным тоном (я и сейчас еще слышу свой голос, его интонацию, тембр), — у меня нет ни капли веры в тебя. Я не верю, что у тебя выйдет что-нибудь с этой конторой. Вот не верю и все.

Мне хотелось сказать: «Милый, я верю в тебя и всегда буду верить. Только прошу, оправдай мои надежды». Но с моих уст слетели совсем другие слова.

И стоило мне произнести их, как я онемела и оглохла. Я не слышала грома, но знала, что он разразился. Рука Нэда все еще лежала на моей, но пожатие его пальцев ослабело.

Я ждала, что он воскликнет с негодованием: «Не веришь? Хорошо, я докажу тебе. Я заставлю тебя взять свои слова обратно».

Но он молчал.

Два лица заполнили экран — лицо мужчины и лицо женщины. Они в чем-то горячо убеждали друг друга, но я смотрела и ничего не понимала.

Рука моя была еще теплой от крепкого пожатия Нэда, и теперь ее неприятно коснулся холодок.

— Затекла рука, — пролепетала я.

— Идем, — вдруг сказал Нэд и заставил меня подняться. Голос у него был ровный, сухой, полный презрения. — Идем.

Я последовала за ним из зала в душный, затянутый плюшем коридор, затем вниз по каменной лестнице к красной светящейся надписи «Выход», навстречу улице и сквозняку.

Мы вышли из кинотеатра. За все это время Нэд не проронил ни слова.

— Милый, ты не должен думать… — наконец смогла вымолвить я.

— Если ты не веришь в меня, нам не о чем больше говорить. Да идем же наконец!

Он шел так быстро, что я почти бежала за ним. Я была напугана и несчастна. Мне хотелось объяснить ему мою маленькую хитрость, но я боялась, что он высмеет меня.

— Я не думала, что ты примешь это всерьез.

— Мне все равно, что ты думала.

— Ты должен понять, что я очень хочу, чтобы ты добился успеха.

— Не похоже на это.

Мы подошли к остановке автобуса.

— Подходит твой автобус, — сказал Нэд, — Если ты не возражаешь, я не буду провожать тебя сегодня.

— Нэд, нам надо поговорить!

— Нам не о чем говорить.

Я умоляла его простить меня; он слушал, отвернувшись. Подошел автобус.

— Я не сяду в него.

— Сядешь. Входи. — Он силой заставил меня подняться на подножку. — Спокойной ночи.

— Нэд! — крикнула я, но он отвернулся и зашагал прочь.

— Пройдите вперед, мисс! — сказал кондуктор. — Вы задерживаете пассажиров.

Словно в кошмаре сидела я в ярко освещенном ночном автобусе, видя и не видя перед собой ряды прыгающих усталых, белых, как рыбное филе, лиц. Жалобно плакал ребенок, которому давно уже пора было спать.

Не может быть, чтобы я потеряла Нэда. Из-за какой-то глупой фразы. Из-за нелепой ребяческой затеи. Я глупая, но не подлая! Я намного моложе его, он должен понять это. Он догонит меня следующим автобусом. Он не должен позволить мне уйти, не должен. Из-за такого пустяка! Он едет за мной, он догонит, отругает, посмеется и простит, и все снова будет хорошо. Раскаяние мучило меня, ибо я понимала, что в сущности совершила подлость. Я видела, чувствовала, как рождается и зреет эта негодная идея, как она овладевает мною и толкает на безрассудство. Я очень обидела Нэда. От страха и угрызений совести у меня почти начались галлюцинации. Мне представлялось, что я выхожу из автобуса и иду по Сент-Джонс-роуд мимо ярко освещенных витрин пустых магазинов, поднимаюсь на Баттерсирайз и вижу редкие огни парка Клэпем-Коммон. Я прислушиваюсь к торопливым шагам сзади, я отчетливо слышу их, но, когда оборачиваюсь, никого нет. Лишь далекий свисток поезда, словно нож, разрезает ночную тишину.

В постели я судорожно рыдала, оттого что я совсем одна, что у меня нет ни отца, ни матери и некому утешить меня; оттого, что я не могу рассказать все Эмили и должна носить свое горе в себе. Я плакала, вспомнив, что я круглая сирота, и ухватившись за эту сентиментальную причину, ибо была слишком малодушна, чтобы признаться себе в истинной причине своих слез.

Когда в ту ночь, вздрагивая, я бессчетное количество раз просыпалась, мне хотелось, чтобы весь мир проникся жалостью ко мне. Я даже негодовала на моих бедных родителей за то, что они ушли из жизни так рано и оставили меня совсем одну.

Глава XI

— Вы с Нэдом поссорились? — спросила Эмили за завтраком. — У тебя опухшее лицо — ты плакала?

Я рано пришла в контору и, усевшись у телефона, ждала звонка. Но Нэд не позвонил. Что ж, в отчаянии думала я, пусть злится. Он ведет себя просто возмутительно.

Работы в этот день было очень много, и я не помню, как справилась с ней. Помню только, что мистер Бэйнард был в отличном настроении, ибо его сестра родила дочку.

— Такая смешная крошка, мисс Джексон. Видели бы вы ее мордашку — не больше циферблата моих часов. Представляете, она будет звать меня дядей. Дядя Перси.

Я не пошла обедать. Вместо этого, зайдя в комнату отдыха универсального магазина, я написала Нэду письмо — спокойное, разумное письмо, в котором, не роняя достоинства, извинилась за все, а в конце даже пошутила. Письмо было длинным, пожалуй даже чересчур длинным, но у меня не было времени переписывать его. Отправив письмо, я почувствовала себя лучше.

Ответа я не получила.

На третий день я самым жалким образом призналась во всем Эмили, ибо не могла больше молчать. Но она ничего не поняла.

— Подумать только! Рассердился из-за такого пустяка. Пусть дуется, если хочет. Ему должно быть стыдно за свое поведение. Не волнуйся, он скоро придет, а если нет, то не велика беда. Если он из-за каждого пустяка будет портить тебе нервы, представляешь, какой будет твоя жизнь? Тебе повезло, что ты вовремя раскусила его.

Она сияла. Она надеялась, что теперь я никогда ее не покину. У нее давно не было такого хорошего настроения, и она даже купила себе новую летнюю шляпку — лиловую, поскольку все еще носила траур.

Безусловно, меньше чем кому бы то ни было мне захотелось бы поведать о своем горе Айрис, если бы я случайно не встретила ее вечером на Пикадилли, когда она возвращалась с репетиции домой.

— Кристи! Ведь мы можем вместе поехать на автобусе. Почему ты избегаешь меня, негодница? Не украду я у тебя твоего Нэдди. Я ему совсем не нужна. Кому нужно такое чучело, как я! — Ее миловидность по-прежнему заставляла людей оборачиваться и смотреть ей вслед. — Нас загоняли в театре до смерти, милочка, просто до смерти. Ноги ужасно устают, и кажется будто пальцы вот-вот отвалятся.

Мы поднялись на крышу автобуса.

— Ах, Кристи! — громко и жалобно воскликнула Айрис. — Все места заняты, а мне так хотелось сесть впереди.

Тут же вскочил какой-то мужчина.

— Садитесь, мисс, я скоро выхожу.

— Как это мило с вашей стороны. Вам действительно не жаль уступить нам места, вы уверены?

Он заверил ее, что это лишь доставит ему удовольствие.

— Вот видишь, Кристи, стоит захотеть и всегда можно получить удобное местечко, — сказала Айрис.

Она уселась, довольная, и взяла меня под руку.

— Расскажи мне о себе. Ты всегда позволяешь мне болтать без умолку, а сама молчишь. Расскажи мне о твоем Нэдди. Честное слово, я не отниму его у тебя, потому что у меня есть совершенно обворожительный поклонник из театра, а Виктор подцепил себе новую девицу, знаешь из этих, что обожают «простую жизнь» — челка, греческие сандалии на босу ногу и расплющенные пальцы. Не понимаю, что он в ней нашел! Разве можно держать ноги чистыми в таких сандалиях, особенно в Лондоне? Но она «выше» этого. Да еще, представляешь, если на ногах мозоли!..

Солнечные блики, отражаясь от окон домов и стекол автобусов, играли на оживленном лице Айрис и еще больше подчеркивали золотистую свежесть ее кожи. Я же чувствовала себя глубоко несчастной.

— Ну хорошо, — почти не меняя тона, сказала она. — А теперь расскажи Айрис, что случилось.

И когда я рассказала ей, стараясь быть предельно краткой, она повернулась ко мне и, как всегда, когда речь шла о чужих сердечных делах, глаза ее горели любопытством.

— Оставь его, милочка. Одумается, сам придет.

Я сказала ей, что он не одумается, потому что во всем виновата я.

— Но ведь ты же ему все объяснила, не так ли? Если он не хочет понять, тем хуже для него. Мне кажется, он ведет себя отвратительно. Ты обожаешь его? Ну что за глупый вопрос, конечно, обожаешь!