Дэн Абнетт - Рейвенор Отступник

• Название: Рейвенор Отступник
• Автор: Дэн Абнетт
• Жанр: Боевая фантастика

Инквизитор Рейвенор, обладатель могучей пси-силы и практически неограниченных полномочий ставит себя и свою боевую команду на опасную грань. В своей погоне за неуловимым еретиком Зигмундом Молохом, он решается нарушить прямые указания своего начальства и хуже того - собственные принципы. Рейвенор становится отступником, и в глазах своих коллег он теперь немногим лучше еретика. В поисках ответа о местонахождении Молоха, Рейвенор не гнушается обратиться за помощью к Ведьминому Дому Утохра, обладающему таинственной технологией трипортала. Это предприятие чудом не заканчивается гибелью как самого инквизитора, так и его людей. Они выжили, но то, что спасло их от когтей тиранидов за дверью трипортала, несет гибель всему человечеству…

---

– Сейчас военное время, – сказала Ланг, – поэтому действуют законы военного времени. Я не могу относиться к вопросам безопасности менее строго. Мятежники нападали на станцию прежде и могут сделать это снова в любой момент. – Она прожгла Нейла взглядом. – А могут быть уже здесь. Доставьте его в тюремный корпус! – приказала охранникам Ланг.

Нейла вывели из комнаты.

– Этот нуждается в уходе, полковник, – произнесла Башесвили. – Он в очень плохом состоянии.

– Сделайте все возможное для того, чтобы он смог присутствовать на допросе, – сказала Ланг.

Полковник вместе со своим сопровождением удалилась, захлопнув за собой люк. Оставшись в одиночестве, Башесвили посмотрела на измятое кресло.

– По возможности, – сказала она, – я стараюсь налаживать диалог со своими пациентами.

В ответ из машины донесся только тихий хрип.

– Скажите, – произнесла Башесвили, – где у вас болит? Или нигде? Ну, или хотя бы скажите «аааа».

Снова раздался хрип.

– Мне не стоило бы делать этого, – сказала Башесвили, – но я баба своенравная, у меня менопауза, и долгое, утомительное пребывание на Раеце скоро плохо закончится для меня.

Она откинула волосы и медленно отвинтила блокирующий имплантат, который положила на отполированную столешницу.

– Так лучше? Привет?

– Лучше. Вы можете меня слышать?

– Изумительно! Могу. Вы сильны. В моей голове словно зазвучала песня. У вас хороший голос. Мягкий. Должно быть, раньше вы были дьявольски красивы, верно?

– Не знаю.

– Да, наверняка так и было. Я уверена. Так как вас зовут?

– Гидеон.

– Привет, а я – Людмила. Только предупреждаю, не надо копошиться в моей голове, ясно? На мне лежит большая ответственность.

– Не буду. Обещаю. Поверьте мне, Людмила. Сейчас я мечтаю только о том, чтобы прекратилась боль.

– Да, если честно, вы в заднице. Это можно сказать хотя бы по исходящему от вас запашку. Вы гниете в своей коробке. Мне придется извлечь вас. Но ваш друг, похоже, полагает это недопустимым. А что скажете вы?

– Что скажу... Мне не протянуть долго, Людмила.

– Тогда приступим, – сказала она, выпрямляясь и поворачиваясь к стойке со стерильными инструментами. – Как поступим? Вы сами откроетесь или мне придется взламывать корпус при помощи резака?

– Подождите.

– Зачем? – спросила она, а потом неожиданно стала вытирать лицо, на котором, по ее ощущениям, словно налипла паутина. – Что вы делаете? Я чувствую это! Что вы делаете?

– Прошу меня простить. Я изучал ваше сознание.

– Ого! Любезно прошу больше так не делать. – Она помедлила, а затем спросила: – И что вы увидели?

– Я видел достаточно, чтобы довериться вам. Мне придется довериться. Сейчас я открою кожух. Только не слишком нервничайте, когда увидите то, что внутри.

– Проклятие, Гидеон! – фыркнула она. – Вряд ли вы обладаете чем-то, чего я еще не видела. Так как открыть кожух?

Рейвенор не ответил. С тихим шипением отстегнулись крепления, и верхняя крышка кресла медленно поднялась. Изнутри вырвалось облачко пара. В открывшейся нише горел тусклый синий свет.

– Ох, Гидеон, – произнесла доктор, заглядывая внутрь. – Не повезло тебе, бедолага. – Она надела хирургические перчатки и снова вернулась к нише. – Думаю, мне понадобятся помощники, чтобы...

– Никаких помощников. Больше никто не должен видеть. Только вы.

– Ой! – сказала она. – Полегче с посылкой, пожалуйста.

– Простите. Но, пожалуйста...

– Ладно. Если вы настаиваете. – Она наклонилась и погрузила руки в теплую жидкость, обнимая Рейвенора. – Я держу вас? Надежно?

– Да.

Башесвили вынула его из кресла. Следом потянулись тысячи крошечных проводков от датчиков и трубок капельниц, облепивших инквизитора, точно водоросли – днище корабля.

– Нхххг!

– Все в порядке, Гидеон, – успокаивающим тоном произнесла она. – Тише, тише. Все хорошо. Я держу вас. Гидеон?

Мокрый, вымазанный в крови бледный мешок дышащей плоти, который она держала в руках, был очень тих.

– Гидеон?

– Они нам не верят? – зарычала Ангарад.

– Нет.

– Они не верят нам? – повторила она.

– Нет! – сказал Нейл. – А теперь тише. Я думаю.

– Мы в тысяче лет, – произнесла Айозоб из угла камеры. – Это очень много.

– Я знаю, – сказал Нейл. – А это означает, что подтверждение нашего статуса никогда не придет, потому что нас еще не существует. Я рассчитывал только на отсрочку. Какая ирония! Инсигния подлинная, но для них она – фальшивка. А теперь умолкните и дайте мне подумать. – Ой! – воскликнул он, когда его голову пронзила острая боль.

– Я тоже это почувствовала, – произнесла Ангарад, массируя виски.

– Это Гидеон! – Нейл вскочил. – Гидеон. Ему больно.

– Возможно, – произнесла Ангарад, – но разве нас не предупреждали? Нам ведь рассказывали, что делают кусты с наступлением темноты?

Снаружи уже была ночь. Они слышали, как за узким решетчатым окном шепчется и шелестит колючий кустарник ку'куд.

– Ну, здорово! – прорычал Нейл. – Что ж, у нас остается только один выход.

– Какой?

– Мы должны выбраться отсюда.

Ангарад посмотрела на него из-под полуопущенных век:

– Мне, конечно, не свойственно использовать такое слово, как «если», но...

– Но?

– Если мы сможем открыть этот люк, если сумеем не угодить под пули охранников, если найдем выход с базы и если Рейвенор будет способен пойти с нами...

– Прошу тебя, женщина, переходи к сути, – сказал Нейл.

– Если твой разлюбезный друг Гидеон тяжело ранен и его нельзя трогать, ты оставишь его здесь?

– Нет, – сказал Нейл.

– Тогда нет никакого смысла устраивать побег. Тем самым мы бы сами подписали себе смертный приговор. Убежать, чтобы потом остаться?

Нейл вздохнул и прислонился спиной к стене камеры. Он сползал по ней, пока не сел на пол. Ангарад уже было решила, что он сломлен.

– И все картайки такие пессимистки? – спросил он. – Мне казалось, что ты была воительницей.

– Хороший воин знает, когда есть смысл сражаться, – сказала Ангарад.

– А лучший воин знает, когда приходит время для импровизации! – парировал Нейл, начиная стаскивать ботинок.

– Что он делает? – спросила Айозоб, наблюдая за ним.

Ангарад пожала плечами.

Охранники Ланг обыскали их и отобрали не только оружие, но и вообще все железяки. Они нашли нож в сапоге Нейла, моток многофункциональной проволоки на его поясе и даже небольшой камешек-окатыш, лежавший в кармашке на запястье.

Гарлон отвернул задник ботинка и осторожно извлек что-то из-под дутой стельки. Это оказалась тонкая фомка, сделанная из инертного пластека!

– Вот ответ на твое первое «если», – сказал он. – При помощи этого я открою люк. Остальные твои возражения тоже бесспорно хороши, но действовать все равно надо.

– И что будем делать, когда люк откроется? – спросила мечница.

– Импровизировать, как я уже и говорил, – усмехнулся он. – К этому у меня талант.

– Да, – кивнула Ангарад, – это как раз одно из немногочисленных свойств, которые мне в тебе нравятся.

Если именно так мне и предстоит умереть, то я даже рад. Оказаться на свободе в последний раз. Вне кресла. Чувствовать прикосновение воздуха к коже...

Уж не знаю, какой бы смерти я желал, но всегда был убежден, что меня настигнет какой-то титанический рок и я погибну на службе ордосам.

В принципе примерно так все и вышло, но в то же самое время я умру в спокойной обстановке, на свободе. Сейчас мысли о тяжести нашего положения отошли в сторону. Тревоги о невозможности возвращения в собственное пространство-время кажутся незначительными и угасают.

И я угасаю вместе с ними.

Держись, держись. Последнее, что еще сохраняет свою значимость, этот голос. Я чувствую, как мое бесполезное, умирающее тело дергается и дрожит под руками Людмилы Башесвили.

Она тяжело дышит. Я чувствую ее напряжение. Как, впрочем, и ее самоотдачу. Доктор подключила к моим системам и органам различные трубки. Я слышу, как попискивают и гудят ее машины. Чувствую разливающееся внутри тепло, происхождением которого, как подозреваю, я обязан введенным мне анестетикам или переливанию крови.

Кроме того, я ощущаю странный шорох на грани своего сознания. Людмила также чувствует его и начинает беспокоиться. Ку'куд. Наступила ночь, и кустарник просыпается. Это даже не чувство – только сухое, скрежещущее шипение фоновой ментальной активности. Оно не слишком неприятно, просто назойливо, точно жужжание насекомых. Кустарник представляет собой огромную психоотзывчивую массу.