Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

• Название: Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001
• Автор: Виктор Астафьев
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Низко Вам кланяюсь. Шлю близким Вашим наилучшие пожелания. Больших Вам ролей и удач, таких, как гоголевский Попришин — он меня потряс. Будьте здоровы. Ваш Виктор Астафьев

24 февраля 1974 г.

(адресат не установлен)

Дорогой Ваня!

Не ропщи ты на нас, грешных, что пишем редко, и не думай ничего худого — старимся, много хвораем и ещё больше суетимся, а меня заживо похоронили в рукописях графоманы и молодые, в меру талантливые писатели — облеплен рукописями, как горчишниками, и не могу справиться никак. Ведь каждому молодому кажется, что пишет-то он один и посылает мне рукописи тем более один.

С большим трудом, лишь изредка могу заняться своим делом. Но я пишу тебе не для того, чтобы жаловаться, а вот для чё. Первого мая мне стукнет 50 лет. Хотел я умотать из дома в лес, в тайгу от юбилея, но нельзя, положение обязывает, иначе будет истолковано как неуважение к друзьям, властям и т. д., и т. п.

Но сразу же после праздников я, буде жив и здоров, умотаю в деревню, на Урал, а оттуда уж к выходу книги в Красноярске (Избранные повести) — и в Овсянку (конец июня — начало июля). Погуляем там с роднёй, попьём, попляшем и надо бы проветриться. Я помню, что от Дивногорска вверх по Енисею ходит «Метеор» и что езды до тебя 8 часов!

Так хотелось бы побывать у тебя вместе с супругою. Будешь ли ты дома в это время? Я ведь совсем не видел и не знаю верховьев Енисея — нужно не только для прогулки, но и для работы. Отпиши мне. Вот тогда и поговорим обо всём. А пока кланяюсь всем твоим, а тебя обнимаю. Виктор

Март 1974

(В.Юровских)

Дорогой Вася!

Пишу тебе коротко — приболел опять, да дело срочное одно пристало. Я ничего, кроме миниатюр в «Новом мире» и в «Нашем современнике» твоего не читал. Ты писал, что у тебя выходила якобы книжка миниатюр? И всё? Или что-то есть более крупное твоё напечатано? Если нет, то тебя просто не примут с таким «малым багажом» в Союз, и ты переживёшь большую душевную травму. Не лучше ли повременить и сделать всё наверняка, а? Я, например, оформлялся только наверняка, имея уже четыре книги и много публикаций в центральной прессе.

10—12 апреля в Москве состоится редколлегия по вопросу работы с молодыми — неплохо было бы, если б ты к той поре оказался у меня или в Москве, я б тебя представил С. В. Викулову, а он председатель приёмной комиссии. И, глядишь, всё бы у тебя и оформилось, а так всё же могут не принять. Ссылки на прежнее и есть ссылки, теперь принимают очень строго, и строгости эти распространяются в основном на русских Иванов, с периферии которые...

Я уеду из дома числа 8—9 апреля, имей это в виду. Я очень занят сейчас — извини. Твой Виктор Петрович

28 мая 1974 г.

Быковка

(Адресат не установлен)

Дорогой Николай! (Извините за фамильярность — забыл при встрече спросить отчество.)

Я пишу Вам из далёкого уральского села Быковки, куда забрался поработать сразу после пленума, да что-то не очень пока работается.

А пишу я Вам вот по какому поводу. Несколько лет мы с Евгением Ивановичем Носовым доводили до ума повесть вашего саратовского парня Виктора Политова. Когда вроде бы довели и настала необходимость её печатать — «Наш современник» без особых объяснений повесть отклонил, а автор, дописывавший уже и вторую повесть, духом ослаб, решил бросить писать, и стихи, и прозу, ударился в рыбаки, пить начал. А жаль — парень он очень способный и внутренне чистый, глубокий, судя по письмам.

Не напишете ли Вы ему письмо (адрес его в конце сообщу) и не попросите ли для ознакомления рукопись? Мне кажется, она Вам хорошо подошла бы, а Евгений Иванович Носов, читавший последний вариант повести, весьма высоко о ней отозвался, написал бы предисловие к ней.

Будьте любезны! Жаль, если талантливый и умный человек сделается забулдыгой, их и без него многовато.

Низко кланяюсь. Привет вашим саратовским художникам, гармонистам и коллегам по труду. Виктор Астафьев

28 мая 1974 г.

(В.Юровских)

Дорогой Вася!

Все твои письма с газетой, со стародубками пришли ко мне на Урал. Дочь переслала. А я здесь, в своей избушке, отлёживаюсь после юбилея. Загулял, брат, крепко загулял. Едва живой после пленума до Перми добрался, да так прытко! Утром ещё был в Москве, потом взмыл в небо и вечером уже шагал по полям к безвестной и дорогой мне Быковке, где убавилось ещё на два дома жителей и всего жилых осталось домов — шесть, в пяти из которых доживают свой век одинокие солдатки. Один мужик на всю деревеньку остался. Мне пришлось даже вспомнить, что я тоже был мужиком, и помочь одной бабе заготовить столбы на огород — заготовили двадцать шесть штук, и я еле приволокся домой. Устал. Вот интеллигенция толстопузая! Отвык от труда. Надо бы нашего брата время от времени на лесозаготовки принудительно гонять.

Здесь я собирался много чего понаделать, но увы... дал я согласие вести семинар на Иркутском совещании молодых писателей. Байкал охота посмотреть, и дело всё свелось к тому, что читаю рукописи, правда, в большинстве своём любопытные и даже симпатичные, а писать-то некогда. Пятого июня надо уже отсюда уезжать, ибо 12-го начало совещания в Иркутске. Когда я здесь бываю месяца полтора-два, тогда успеваю наотдыхаться, написаться и даже по городу соскучиться, а так успел лишь написать заметку о Василе Быкове в «Огонёк» — 10 июня ему 50! — да сделать черновик очерка о жизни одной здешней бабы (с которой столбики и заготавливал). Худо дело — писать недосуг!

За газету, за статью и за рисунок спасибо! Шибко уж ты меня вознёс, и вообще шибко много я красивых слов наслушался за юбилей, до се прийти от них в себя не могу. А надо приходить, нормально себя чувствовать, чтобы быть спокойным в работе и не заноситься, даже перед собой, но самые красивые и хорошие слова услышал я в Москве — мне предложили издать собрание сочинений! Будет это не скоро — через четыре года. Говорю об этом рановато и только тебе «по секрету» сие говорю, да ещё от радости, которую удержать, как и в детстве, не могу. Бабушка когда-то говорила про меня: «Тёплое молоко в жопе у него и то не удержишь». А с детства мы ведь мало в чём меняемся, только взрослеть начнёшь, как тут тебе 50 лет и снова начинается детство, только уже не розовое.

Много чего мне нужно и хочется написать, в первую голову надо заканчивать «Царь-рыбу». Это мой святой долг. Июль-август вроде бы намечаются у меня свободными, спрячусь куда-нибудь и поработаю, а в сентябре в Польшу — там книжки мои издают, надо побывать.

Ну ладно, прощевай!

Прислал ли Женя Носов рекомендацию? Он (я спрашивал его) говорит, вернусь и пошлю.

А тапочки носи на здоровье, я нарочно их тогда не нашёл, чтоб не шлялся ты по гостиничному нумеру в носках. Я уж себе новые купил — две пары.

Главное, пиши, Вася, пока годы не ушли, пока ещё члены крепкие и азарт есть — пиши, потом труднее будет... собраться. Вот мне сейчас вроде уж лучше даётся писание, а всё чего-то не пускает к столу. Характер уж такой что ли. Вот В. Ф. Тендряков каждый день за стол в определённое время садится, и тут хоть мать родная с того света явись к нему на свидание, он её не примет. Это, наверное, надо быть очень высокого мнения о себе и о своём труде, я же всю жизнь самоуничижение своё одолеть не могу...

Ну, ещё раз обнимаю.

Виктор Петрович

Июнь 1974 г.

(И.Стрелковой)

Дорогая Ирина Стрелкова!

Я всегда и всех благодарю за доброе слово, где-либо сказанное о моей работе, как в старину благодарили за хлеб-соль, и ведь поддержка в работе нашей — работаю же! — и есть тот «хлеб» и та «соль», которой питается наш брат. И привил мне это качество не Александр Николаевич, а деревенская старая жизнь, где на драку — дракой, на добро — добром!..

Но так случилось, что я лишь теперь вот, в конце июня, прочёл Вашу,по-моему, очень умную и такую серьёзную статью, что даже я в ней вроде бы всё понял, особенно в начале. Хорошая статья.

Спасибо! Говна я написал много, и нет гарантии, что ещё не напишу, но понявши, что это совсем говно, я его, как правило в переиздания не тащу. Так что не всё Вы читали. Я работал и работаю очень трудно, пишу-то я, особенно черновики, быстро, много, лихорадочно, но только господь бог ведает, как эта бойкость письма даётся мне. «Пастушку» (я её люблю, как свою дочь — зло и больно) задумал ведь я ещё в 1954 году. Работал на областном радио, отстал от поезда на глухом уральской разъезде. С собой была книга «Манон Леско», я её прочел за день-то, и так она меня потрясла, что я в конце концов додумался: «А что если?..» Неужели, думал я, мы-то разучились любить, чувствовать, прощать и из наших отношений даже загадочность исчезла? Неужели романтичность-то нашу душу оставила? Но тогда конец! Тогда значит отставные майоры и полковники овладеют жизнью и конечно же из-за тупости своей и жирности мозгов погубят человека в человеке...

Словом, это я сейчас так «вумно» выражаюсь, а тогда мне хотелось просто написать о любви грешной и земной. Ведь в ту пору в литературе не только про постель, но и про то, что нас не в капусте нашли, писать считалось предосудительно.