Льюис Синклер - Энн Виккерс

• Название: Энн Виккерс
• Автор: Льюис Синклер
• Издательство: Правда
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1965

В пятый том Собрания сочинений вошел роман "Энн Виккерс" в переводе М. Беккер, Н. Рахмановой и И. Комаровой.

---

Но она все еще висела и дергалась, словно еще жила, еще пыталась освободиться. Вены на руках вздулись до такой степени, что казалось, будто они ползут по серой коже. Она висела восемь минут, и все это время Энн, напрягая силы, старалась удержаться на краю обступавшей ее со всех сторон тошнотворной черной пустоты.

Приложив стетоскоп к груди дергающегося предмета, | доктор Сорелла дрожащим голосом произнес:

— Официально свидетельствую, что она мертва.

Зрители с шумом направились к выходу, вынимая сигары и бормоча: «Здорово вздернули». Энн рванулась за ними. Миссис Битлик крикнула ей:

— Эй, вы! Постойте! Ваша работа еще впереди!

Стражник перерезал веревку, двое других положили тело на пол и распустили петлю.

— О-о-о-о-о-х-х-х-х! — вздохнула мертвая Лил Хезикайя, когда сжатый воздух вырвался у нее из легких.

Энн бросилась в угол. Ее вырвало. Она услышала, как миссис Битлик усмехнулась. Когда Энн вернулась, с головы Лил уже сняли капюшон. Глаза ее наполовину вылезли из орбит. Рот был перекошен от ужаса, на губах вастыла кровавая пена.

С интересом разглядывая искаженное лицо, миссис Битлик сказала:

— А теперь, девочки, обмоем бедняжку и приготовим ее к погребению. Родственники ждут, когда можно будет забрать тело.

Стражники отнесли Лил в соседний подвал, пропахший тлением и формальдегидом. В дверях появился капитан Уолдо Дрингул и спросил у начальника тюрьмы:

— Ну как, все в порядке, док? Жаль, что не успел посмотреть: провозился с этим чертовым писарем.

— Все сошло очень удачно, капитан. Никогда не видел, чтобы кого-нибудь так мило повесили. Бац — и нет старушки! Ну, ладно, пойдемте отсюда. Пусть дамы займутся телом. До свидания, сударыни.

В комнатушке была скамья, кувшины с водой, тряпки и гроб.

— Ну, ладно, девочки, — сказала миссис Битлик, зевая. — Пойдемте наверх.

— А разве не надо обмыть…

— Что? Мыть эту черную падаль? Черта с два! Это только болтовня для начальника. Ну-ка, миссис Кэгс, помогите мне.

Вдвоем они подняли тело, сунули его в гроб, захлопнули крышку и, как ни в чем не бывало, зашагали прочь, предоставив Лил Хезикайя ее родственникам и богу. Однако родственники за ней не пришли, и ее похоронили на тюремном дворе. Что сделал бог, осталось неизвестным.

ГЛАВА XXVIII

Энн с первого дня своего пребывания в Копперхед — Гэпе изо всех сил старалась навести чистоту в женском отделении. Она узнала, что Джесси Ван Тайл сумела сделать даже больше, чем удалось ей самой. Сидя в своей камере, миссис Ван Тайл ухитрялась пересылать в газеты заметки о каше из заплесневевшей овсянки, сдобренной заплесневевшими червями; о четырнадцатилетней девочке, посаженной в одну камеру с сифилитичкой, покрытой гнойными язвами; о порке женщин, не выполнивших «задания» в мастерской. Даже тех немногих сведений, которые попадали в газеты, было достаточно, чтобы властям стало не по себе… ровно на одну минуту.

Энн слышала, как миссис Битлик со вздохом говорила капитану Уолдо:

— Как я мечтаю избавиться от этой Ван Тайл! Нельзя ли устроить, чтоб ее помиловали? А пока что сделаем вид, будто наводим порядок. Дадим им свежей говядины и отделим больных от здоровых, насколько можно.

«Какой смысл в мелких реформах до тех пор, пока власти штата терпят это прогнившее, старое здание и этих надсмотрщиков над рабами?»-мучительно размышляла Энн.

Однако она привыкла совать нос не в свое дело, и ничто не могло отучить ее от этой болезни. Стараясь не нарушить свой зарок держать язык за зубами, Энн тем не менее ни на один день не оставляла в покое миссис Битлик и капитана Уолдо. Она спорила с первой, улещивала второго, а доктору Сленку намекала, что «во внешний мир может просочиться информация». Она заставила их лучше кормить заключенных. Не имея никаких доказательств, Энн была уверена, что все трое наживаются на продуктах — снимают и продают большую часть сливок с молока на тюремной ферме, получают взятки от мясников и бакалейщиков.

Пища в тюрьме была одинаково скверной как по своему качеству, так и по однообразию. Заключенных неделями кормили кукурузной кашей, овощным рагу, жесткой солониной, разваренным мясом, картофелем, тушеными бобами, хлебом с патокой, липовым чаем, сосисками из несвежих мясных обрезков и компотом из чернослива. Фруктов, свежих овощей, даже цельного молока никто никогда не видел. В каше нередко попадались черви, в хлебе были жучки, компот варили из гнилых фруктов. Все было тухлое. Все было отвратительно на вкус. И заключенных с фатальной безмятежностью морили голодом — до тех пор, пока порожденная другими причинами ненависть к тюрьме, которая укрепляла в них решимость расквитаться с государством новыми преступлениями, не усиливалась еще больше нечеловеческим ожесточением от хронического недоедания и хронического несварения желудка.

Намеками, просьбами, наконец, угрозами уехать и открыть глаза миру Энн заставила миссис Битлик (любопытно, что расходы на питание при этом не увеличились) добавить к рациону свежую зелень, кукурузу, горох в стручках, два раза в месяц давать арестанткам по апельсину, раз в месяц — какао, а иногда лимонный сок и яблоки или компот из абрикосов. Молоко, попадавшее на кухню, вдруг на удивление всем стало жирнее.

(Если послушать миссис Битлик, можно было подумать, что меню стало теперь ничуть не хуже, чем в парижском ресторане «Фуайо».)

Затем Энн взялась за вентиляцию и уборку.

Хуже всего обстояло дело с рабочей силой. Тюрьмы — за редкими исключениями — делятся на две разновидности. В одних арестанты гниют заживо от тупого безделья, а в других, иногда ради доходов посторонних подрядчиков, их заставляют работать до полного изнеможения. В тюрьмах второй разновидности грязно от того, что у заключенных не хватает сил на уборку; в тюрьмах первой разновидности — от того, что они впали в апатию.

Энн пришлось буквально драться за нескольких женщин, которых одолжили у добрых подрядчиков, чтобы они вычистили вентиляторы, забитые копотью и пылью. Ей снова пришлось, стиснув зубы, прибегнуть к системе улещиваний, намеков и угроз, чтобы получить достаточное количество горячей воды, мыла, щеток, вёдер, достаточное количество клопомора и крысоловок. Получить на два доллара мыла было почти так же трудно, как провести Дарданелльскую операцию.[134] За вторую порцию мыла Энн, разумеется, заплатила свои собственные два доллара.

После этого она занялась планами устройства больницы для арестанток.

Впоследствии Энн узнала, что нет более излюбленной отговорки для оправдания скверных условий в тюрьме любого штата или округа, чем замечания вроде: «Да чего ради возиться по мелочам, когда у нас скоро будет прекрасное новое здание». Но в Копперхеде эта отговорка поставила ее в тупик. Каким образом внушить персоналу мысль, что даже в течение трех или четырех лет следует лечить больных женщин, как если б это были больные коровы?

Впрочем, ее предположение, что в Копперхед-Гэпе никогда не построят отдельный корпус для женщин, не оправдалось. После 1925 года, когда Энн уехала из Копперхеда, там возвели новое отдельное здание для женщин, со светлыми, просторными камерами, с хорошо оборудованным помещением для больных, с превосходными душевыми. Контракты с рубашечными подрядчиками были расторгнуты, и женщин перевели на работу в большом огороде и в учебных швейных мастерских. Эта новая тюрьма была построена несколько лет назад. Однако ныне, в 1932 году, со дня ее открытия прошло уже так много времени, что она снова чрезмерно переполнена и в камерах, рассчитанных на одного человека, сидят по две арестантки; половина душевых засорилась, остальные заросли скользкой грязью; красивый кафельный пол в столовой (выложенный зятем начальника тюрьмы Сленка) покрылся трещинами, в которых гнездятся тараканы; в сверкающем больничном помещении нет микроскопа, не хватает постельного белья, а зимой еще и тепла, ибо паровое отопление (установленное двоюродным братом бывшего губернатора Голайтли) попросту не работает… Старшей надзирательницей все еще состоит миссис Битлик. Поскольку ни у кого из ее подчиненных почти не остается времени для преподавания, зимой, когда нельзя занять арестанток работой на огороде, большая их часть сидит сложа руки, и миссис Уиндлскейт начинает высказываться в том духе, что было бы гораздо лучше, если бы «так называемые реформаторы» не вмешивались не в свое дело и не отменили хорошую, здоровую, укрепляющую характер работу в рубашечной мастерской.

Начинаниям Энн больше всего мешала уверенность капитана Уолдо, миссис Битлик и других надзирательниц (уверенность, по ее мнению, совершенно искренняя), что условия жизни в тюрьме вовсе не так уж плохи. (Доктор Сленк видел и думал нечто совершенно иное, но это не имело значения, ибо он был политиком.)