Юрий Шахбазян - Амбарцумян

• Название: Амбарцумян
• Автор: Юрий Шахбазян
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03437-2

Астрофизик Виктор Амазаспович Амбарцумян (1908–1996) относится к числу тех выдающихся умов, кому оказалось под силу изменить мировоззрение человечества. Его научные концепции совершили революцию в астрономии XX века и признаны учеными всей планеты. Он — основоположник отечественной теоретической астрофизики и национальный герой Армении.

Автор — член Международного астрономического союза, кандидат физико-математических наук Юрий Левонович Шахбазян, долго проработавший в Пулковской астрономической и Бюраканской астрофизической обсерваториях и тесно общавшийся с Амбарцумяном, сделал попытку вникнуть в уникальный творческий мир ученого и, по мере возможности, доступно рассказать о жизни и научных достижениях Амбарцумяна и его научной школы.

---

Проректор его успокоил, и Амазасп вышел. Совершенно случайно в коридоре он столкнулся с человеком приятной наружности. Это был Николай Адонц, который подошёл и участливо спросил:

— Откуда вы? Что случилось?

Амазасп рассказал о случившемся.

— Настоящий черносотенец, а не ректор университета! — сказал Адонц. — Приходите сегодня ко мне, и мы решим, как быть.

Вечером, часов в семь, Амазасп был у Адонца. Оставленный при университете, Адонц в это время готовился к защите диссертации магистра. Он посоветовал Амазаспу обратиться к профессору Марру, являвшемуся крупной величиной в университете и пользовавшемуся большим авторитетом.

Имя Марра было Амазаспу знакомо. Он знал, что Марр занимает кафедру армянского языка и считается одним из видных профессоров.

Николай Яковлевич Марр жил на Васильевском острове, на 7-й линии. Он произвёл на Амазаспа огромнейшее впечатление. Сидя перед ним, Амазасп совершенно забыл цель своего визита и любовался согревающими лучами его светлой личности. В его умных карих глазах были видны глубина мысли и благородство, в быстрых движениях выявлялись высокая чувствительность, нервность и страстность глубокой, даровитой натуры.

Амазасп сообщил краткие о себе сведения, и началась подробная беседа о Лазаревском институте, о В. Ф. Миллере, о котором Марр отзывался с большой теплотой, об армянской публицистике, о редакторах газет «Мшак» и «Нор Дар» и т. д. Так Амазасп просидел у него до поздней ночи. Когда Амазасп собрался уходить, Марр сказал:

— Не стесняйтесь, приходите ко мне! Если нужно будет, я вам помогу.

Только при этих словах Амазасп открыл тайну своего визита и рассказал об инциденте у ректора.

— Так, значит, ректор столь грубо отклонил вашу просьбу? Ладно! Завтра утром приходите в университет. Я там буду.

Утром следующего дня, в назначенный час, Амазасп был в университете. Секретарь сообщил ему, что ректор занят и что у него находится профессор Марр. Пришлось ждать более часа. Наконец дверь открылась, и с улыбкой на лице вышел Н. Я. Марр. Он подошёл к Амазаспу, пожал ему руку и поздравил с принятием в университет. Так, благодаря энергичному содействию Н. Я. Марра, Амазасп стал студентом Петербургского университета. Нужно ли говорить, что своим дальнейшим научным образованием он считал себя обязанным этому благородному человеку.

В первых числах января 1904 года Амазасп стал ходить в университет и регулярно посещать лекции виднейших его профессоров. Нет сомнений, что Петербургский университет в то время занимал одну из первых позиций в мировом масштабе.

Такие науки, как история, филология, психология, логика, философия, юриспруденция, политическая экономия, биология, физика и математика, были представлены светилами и именами мирового значения. 1903–1905 годы могли бы быть охарактеризованы, как эпоха наивысшего подъёма научно-философской мысли в этом университете и высшего для тех времён расцвета теоретических знаний.

Мировое положение Петербургского университета основывалось на факте работы в нём выдающихся научных сил. Бодуэн де Куртенэ, Боргман, Гольстрем, Гоби, Гессен, Гримм, Дьяконов, Зелинский, Введенский, Жуковский, Кауфман, Марков, Марр, Платонов, Кареев, М. Ковалевский, Дювернуа, Лапо-Данилевский, Лосский, Хвольсон, Туган-Барановский, Шимкевич и другие выдающиеся учёные крупного масштаба читали здесь курсы наук. Представительство философских дисциплин, их общественно-сравнительная важность соответствовали существу господствовавшего мировоззрения эпохи. Приоритет в области познания, как считал Амазасп Асатурович, справедливо принадлежал общественно-гуманитарным наукам в их совокупности. В университете совершенно правильно господствовало воззрение, что основным и существенным хребтом познания служат науки, изучающие общество, человека и его психологию. А что касается наук физико-математических, биологических и т. д., то признавалось аксиомой, что в нисходящей линии градаций значимости первое место после гуманитарных наук занимает философия, а за ней идут науки биологические, и лишь после них шагал «караван» физико-математической мысли. Такой сравнительной оценки научных дисциплин придерживался Амазасп Асатурович и спустя 50 лет. В самом деле, прежде чем приступить к изучению явлений физической природы, необходимо знание человека, его природы, его психологии, его действительной истории, необходимо точное знание того мыслительного аппарата, тех психопознавательных сил, которые лежат в основе всякой науки и всякого познания. Обратное же положение ведёт к уродливому сочетанию знаний, при котором пытливый ум человека уже начинает разбирать сущность галактических миров, звёздных систем и их происхождения, не зная ничего о своей сущности, не будучи в состоянии разобраться в сущности того «гениального аппарата» мышления и психически-координированных сил, которыми достигается всякое познание, в том числе и познание галактических миров.

В результате подобной расстановки сил в самом механизме управления делами университета, в самом «ареопаге» учёной коллегии доминировали представители гуманитарных наук. С этой точки зрения никто и ничего не могло противостоять авторитету тех крупных учёных, которые главенствовали в гуманитарно-психологических науках.

Почти в соответствии с этой сравнительной оценкой значения наук Амазаспом была выбрана специализация — юридическое и историко-филологическое направление при условии, что в официальный круг преподавания последних входило и языкознание.

Амазасп Асатурович писал: «Я всегда непоколебимо пребывал в той уверенности, что величайшим двигателем в направлении совершенствования ориентации в мире явлений в человеческом развитии служил язык, своим происхождением связанный с развитием функций психофизиологической системы. Язык сыграл величайшую роль на путях расхождения человеческого развития от развития дарвинистического мира и положил начало действию в жизни гомо сапиенса — закона дивергенции (расхождения признаков). Вторым, по своему глубокому общественному значению, фактором развития общественно-человеческой жизни и непрерывно-организующей силой её движения вперёд служило и служит психическое начало, могущественно воздействующее на общественное движение человека по пути прогресса, которое называется правом вместе со своим "младшим братом" — нравственностью. Это психическое начало также является специальной функцией психофизиологической системы человека, ведущей его к всё более и более усиливающемуся приспособлению к условиям общественного бытия».

Необходимость изучения юридических и историко-филологических наук была продиктована именно этими принципиальными соображениями.

Когда Амазасп в первый раз вошёл в университет и, поднявшись на второй этаж, прошёл по длинному коридору, по одну сторону которого расположены его славные аудитории, то был подавлен гигантским впечатлением. Этот знаменитый, мощно протянутый на расстояние почти полукилометра коридор символизировал духовный путь, пройденный университетом. Расставленные в нём по стене и чинно стоявшие у дверей, ведущих в аудитории, большие, двухъярусные шкафы, полные старинных книг, бросались в глаза, как свидетели славного творческого пути. Думал ли Амазасп Асатурович, когда он впервые прошёл по знаменитому университетскому коридору, что спустя сто лет среди портретов великих учёных, украшающих коридор, будет и портрет его сына, Виктора Амазасповича Амбарцумяна?

Как он писал впоследствии: «Шествуя по этому коридору, нельзя было оторваться от подавляющего чувства, что ты находишься во владениях человеческого духа, идущего к завоеванию всего мира. Да и теперь, по прошествии целого столетия, этот дух Петербургского университета овладевает мною, когда изредка, находясь в Ленинграде, я прохожу мимо университета. А когда я слышу разговоры о великолепных зданиях, выстроенных для других университетов, у меня в голове шевелится мысль, что никакие грандиозные и великолепные сооружения не могут воспроизвести того духа, который властно царит в стенах нынешнего Ленинградского университета».

О своём кумире, профессоре Петражицком, он вспоминает так: «Первой, прослушанной мною в стенах этого университета лекцией была лекция профессора Петражицкого по теории права. О нём, как о выдающемся учёном, я слышал и раньше, но я никак не мог представить себе его таким, каким он оказался в действительности. Думая о нём, как о крупной научной величине, я воображал его человеком стройным, высокого роста, с внушительной наружностью, с могучими телодвижениями… Это представление было опровергнуто действительностью. Огромная масса слушателей, среди которых были священники, епископ, инженеры, представители гражданского населения, люди различных профессий и даже доценты и профессора того же университета, с трепетом ждала появления жреца науки. Его лекция должна была состояться в знаменитой 9-й аудитории. И вдруг, среди толпящейся массы студентов показался он, и весть о появлении профессора молниеносно озарила всех. Он вошёл в аудиторию, и громом раздались бурные аплодисменты, сопровождавшие его движение от входа до кафедры. Когда же он поднялся на неё, удвоились несмолкаемые аплодисменты, и долго ещё продолжалась овация. Перед нами стоял тощий, скромно одетый в чёрную сюртучную пару, человек среднего роста, с большой головой, с густыми рыжими усами, с расчёсанными на правильный пробор каштановыми волосами. Его выразительные умные глаза смотрели на аудиторию сквозь оригинальные очки, а лицо его отмечало суровое спокойствие. Он говорил тихо, низким тоном, медленно, риторически довольно слабо и даже некрасиво, однако в высшей степени внушительно. Он часто повторялся, тщательно отшлифовывая каждую оригинальную мысль, делая её сильно отточенной и совершенно готовой для восприятия и усвоения. Его слова, полные идейной насыщенности, могучим течением своим прямо врезывались в память и сознание слушателя. Профессор Лев Иосифович Петражицкий мыслил самостоятельно, самобытно и изумительно оригинально. Он не повторял, как иной профессор, заранее заученные шаблонные мысли. Наоборот, мышление развивалось и широко развёртывалось тут же, перед аудиторией и, развёртываясь, мощно увлекало за собой мышление слушателей. Нельзя было не видеть в этом обстоятельстве великой педагогической, преобразующей силы, развивавшейся вокруг творческой мысли, которая производила переработку обычных воззрений в гипнотизированных головах многих сотен слушателей. И нужно было видеть, как этот человек скромной наружности с величайшей простотой разрушал и творил. Его беспощадная критическая мысль, не оставляя камня на камне, разрушала старое здание общественных наук, но сурово разрушая, она созидала новое.