Зигфрид Обермайер - Калигула

• Название: Калигула
• Автор: Зигфрид Обермайер
• Издательство: Мир книги
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-486-02911-0

Калигула, Сапожок — так любовно называли римляне юного императора Гая Юлия Цезаря Германика. Плебеи боготворили его за бесплатный хлеб и кровавые зрелища, которыми он щедро одаривал их. Но постепенно Рим захлестнула волна казней, страшных смертей и вынужденных самоубийств. Так Калигула расправлялся с теми, кто осмеливался усомниться в его божественном происхождении. Объявив себя братом-близнецом могущественного Юпитера, тиран стремился к неограниченной власти и требовал почитать себя как бога. Интриги, кинжал, яд и меч палача — вот инструменты, при помощи которых безумный император вершил свою власть.

---

Гетулик осмотрел присутствующих.

— Что скажете о моем плане?

— Неплохо, — похвалил Лепид. — Действительно неплохо. Если Калигулу и можно выманить из Рима, то только так. Но твой план не продуман до конца. Хорошо, предположим, император отправится в Германию по каким-либо соображениям, но как будут развиваться события дальше? Ты хочешь мирных германцев толкнуть на войну в надежде, что Сапожок падет в сражении?

Тут все рассмеялись, и Гетулик поднял руку:

— Вы правы, это только половина плана. Когда Калигула окажется в Германии, у него начнется солдатская жизнь. Там нет дворцов, только палатки, весь лагерь как на ладони. Я позабочусь о том, чтобы его охрану — хотя бы при определенных обстоятельствах — заменили на наших людей. — Тут Гетулик провел указательным пальцем по своей мускулистой шее.

— Прекрасный план! — воскликнула Агриппина. — Но почему все так сложно? Почему его обязательно нужно заманивать в Германию? Разве нет среди вас настоящего мужчины, который мог бы воткнуть меч в его грудь? Вы ведь все солдаты, по крайней мере были когда-то. С Цезарем такое произошло в сенате — на глазах у всех!

Ливилла остановила разгневанную сестру.

— Тебе-то не придется этого делать. Кроме того, ты знаешь, что Калигула — в отличие от Цезаря — не смеет и шагу ступить из дворца, не окружив себя живой стеной охраны. Наш брат запретил приближаться к своей священной персоне, а больше всего ему льстит, когда перед ним падают ниц, как принято было во времена фараонов. Он не боится только Мнестра и Евтюха, от остальных же держится подальше, потому что боится кинжала, который охранники могли по недосмотру оставить у приглашенного на аудиенцию. Ты говоришь, что кто-нибудь должен с мечом явиться перед ним. Ты не знаешь, что все оружие отбирают перед тем, как впустить к нему? У всех! Даже у самых доверенных друзей и у военных, которые, как Гетулик, приходят с докладом. Агриппина, то, что ты говоришь, невыносимо!

Та улыбнулась и, казалось, совсем не обиделась.

— Смотрите-ка, моя спокойная сестричка сейчас, похоже, разгорячилась…

— Надо признать, что она права, — вмешался Гетулик.

Тут лицо Агриппины исказилось ненавистью.

— Если Калигула, как говорят в Риме, обнимает актеров, может быть, эта привилегия распространяется и на поэтов? Они ведь в чем-то похожи… Не мог бы справиться с этим заданием твой, скажем, Луций Сенека? Говорят, он тоже недолюбливает императора.

Ливилла ответила, не повышая голоса:

— Пока я называю Лепида твоим другом, требую, чтобы и ты называла Сенеку моим другом, и говорила о нем уважительно. Кроме того, имя Сенеки стоит в черном списке Калигулы, и это только вопрос времени, когда он пришлет в его дом преторианцев. А уж принимать он его и подавно не станет. Значит и это невыполнимо.

Агриппина в ярости повернулась к сестре:

— Я не позволю…

Спор остановил Гетулик.

— Достаточно. Вернемся к делу. Ливилла сказала то, что все мы — и ты, Агриппина, — давно знаем: в Риме к Калигуле не подступишься, если только мы не наведем его врача на мысль подсыпать тому яда, но я считаю это очень опасным. Нам придется выманить паука из паутины, и чем дальше Калигула от Рима, тем будет проще. Послезавтра я иду на Палатинский холм, а потом обо всем подробно расскажу. Ты, Эмилий Лепид, чаще всего бываешь с ним и имеешь на него определенное влияние. Прошу тебя при возможности поговорить с ним о походе в Германию и необходимости окончательно присоединить Британию к Римской империи, чтобы довести до конца дело, начатое Цезарем. Польсти Калигуле, сказав, что он затмит славу Цезаря как полководца.

Лепид скептически покачал головой.

— Он труслив для такого похода. Я хорошо знаю Калигулу, чтобы утверждать это. Ликующие по случаю прибытия императора войска в Германии — это ему по душе, но все остальное, увы…

— Решение должно быть, нам нужно только набраться терпения.

С этим все согласились, и вскоре разошлись.

Кассию Херее приходилось в последнее время нелегко. Его безусловная преданность, благодарность и даже любовь к императору с каждым днем все больше ослабевали. Своим званием и всем, что имел, он был обязан императору, который в последнее время делал все, чтобы неприятно удивить трибуна преторианцев. Если тогда Херея решил, что странный пароль — всего лишь каприз Калигулы, то теперь ему приходилось с горечью признавать, что тот выбрал его мишенью для постоянных насмешек, и это больно задевало его.

Он мучился и не мог никому довериться. Марсии — потому что никогда не говорил с ней о трудностях своей службы, друзьям — потому что они и так обо всем знали. Да и не могло это стать темой их разговоров. В атлетическом теле Кассия Хереи жила ранимая душа, и постоянные уколы оставляли в ней глубокие следы. С другой стороны, император, казалось, как и прежде, доверял ему, считая свои шутки безобидными, доступными пониманию солдат.

Позавчера Херея снова заступил на службу и, как часто случалось в последнее время, со страхом попросил назвать пароль. Император не всегда подтрунивал над ним, и трибун от всего сердца надеялся, что когда-нибудь это прекратится совсем.

Калигула пребывал в мрачном расположении духа и мог его улучшить, только когда оскорблял или унижал других. К тому же он был пьян. Он с трудом держался на ногах и появился в дверях личных покоев, опираясь на руку слуги.

— Смотрите-ка, мой храбрый Херея! Геркулес с голосом нимфы… Ты не спишь с мужчинами, Херея? Скажи своему императору правду.

Калигула подошел совсем близко, и Херея ощутил запах вина.

— Нет, император! — отчеканил он, и собрал все силы, чтобы не потерять самообладание.

Калигула не собирался прекращать забаву.

— Или ты евнух? Кто-то оторвал твой символ мужественности? Тогда голос становится высоким. Но этого не может быть, я вижу по твоей щетине — ты действительно мужчина.

Калигула засмеялся, отступил назад и пропел преувеличенно тоненьким голосом, чтобы все услышали:

— А теперь мое сокровище хочет узнать пароль, не правда ли? Я долго об этом думал, и мне пришло в голову кое-что подходящее. Амор!

Херея повторил:

— Сегодняшний пароль императора — Амор!

Калигула удалился. Херея стоял, не в силах пошевелиться. Он чувствовал гнев, гнев из-за несправедливости, что его, верного, заслуженного легионера, высмеивают так не по-солдатски. Он ничего не имел против крепких армейских шуток, к которым привык. Но это?

Херея рассказал об этом случае своему начальнику — префекту преторианцев Аррецинию Клеменсу, но не нашел участия у этого слабого, угодливого человека.

Клеменс не проявил никакого интереса к жалобе своего трибуна.

— Не преувеличивай, Кассий Херея! Император просто любит пошутить, что здесь такого? Я знаю, что он высоко ценит тебя. Ведь доверял же тебе принцепс выполнение тайных поручений?

— Да, префект, — только и оставалось ответить Херее.

Конечно, Клеменс был рабски предан Калигуле и выполнял все его приказы — в последнее время и такие, которые совсем не входили в обязанности преторианцев. Как раз это и удручало Херею. Почему он, прослуживший всю жизнь солдатом, должен собирать налоги? Но именно такой работы становилось в последнее время все больше. Император все чаще поручал секретарю Каллисту то тут, то там силой, под страхом оружия, заставить строптивых заплатить положенное. Преторианцам это удавалось, и трибун мог забрать себе и своим солдатам десять процентов полученного.

Таким образом, Калигула придумал довольно подлую систему, при которой преторианцы хоть и не любили выступать в роли сборщиков налогов, но охотно шли на это из-за денежной премии.

Что бы только Херея не отдал за возможность обсудить положение дел с Сабином, своим единственным настоящим другом! Все получилось не так, как он надеялся. Как он, выходец из плебеев, гордился, что получил высокое звание трибуна, как гордился, что добился этого собственными силами, что с таким трудом одолел грамоту. Но он так и остался плебеем, человеком, который поднялся из самых низов. Знатные сослуживцы не приняли его в свой круг, но не это заставляло страдать Херею, а бесконечные обиды и оскорбления императора и злоупотребления, которыми он занимался на службе.

«Сабин, Сабин, — шептал Херея про себя. — Если бы ты знал, как ты мне нужен!»

23

Калигула не торопился принимать легата Гетулика. Каждый раз он назначал новое время для аудиенций, будто хотел задержать его в Риме как можно дольше.

— Он хочет вселить в меня неуверенность? — спрашивал легат своих друзей. — Или почувствовал неладное и теперь следит за мной? Я уже сомневаюсь, стоит ли навещать своих родственников и знакомых, боюсь навлечь на них подозрения.

Лепид успокоил его:

— Во дворце не упомянули тебя ни словом, и я не заметил ничего подозрительного. Калигула капризный и взбалмошный. Слово «обязанность» ему чуждо, и так же, как ты, важные послы ждали аудиенции по нескольку месяцев, потому что наш Сапожок не был расположен к государственным делам. Не беспокойся, Гетулик. Если я почувствую хоть малейшую опасность, сразу дам тебе знать.