Николай Романов - Рассвет

• Название: Рассвет
• Автор: Николай Романов
• Жанр: Фэнтези

---

Плейшер — пожилой лекарь, с кустистыми седыми бровями, одобрительно глядя на него, сдержанно похвалил инициативного парня:

— Молодой человек, Вы далеко пойдете. Прошу Вас, проходите!

Юнний, страдающий от того, что его утонченного чувства юмора никто кроме него самого не понимает, тяжело вздохнул.

Они вошли в приемную палату лекаря, где тот принимал посетителей. Усевшись на колченогий табурет и ожидая, пока Плейшер моет и тщательно трет руки мыльным камнем, оглядел помещеньице.

Дневной свет из оконного проема, через мутное белесое стекло, освещал стоявший в углу стол, на котором находились мраморная ступка и увесистый пестик, аптекарские весы для точного измерения доз отпускаемых лекарств и составления снадобий.

Второй стол, стоявший посередине, был оснащен кожаными ремнями, для сковывания больного, лежащего на нем. Юнний невольно содрогнулся и перевел взгляд выше.

Под потолком, на жердинах, висели пучки сушенных лекарственных трав, впрочем, там и свисало несколько длинных вязанок, лука, чеснока и ярко-красного кхандского жгучего перца.

Несколько настенных полок были уставлены всевозможными горшочками, кувшинчиками, туесками, стеклянными колбами и прочими хранилищами мерзостных средств, из коих лекарь составлял свои целебные зелья.

От зловония оных, у пациента защипало в носу и он чихнул. Лекарь, ищущий необходимые компоненты для составления мази, осуждающе глянул на него, но промолчал.

Юннию пришла в голову внезапная мысль, а почему этим пакостникам нельзя составлять свои снадобья из ягод малины, свежего меда, цветов, вина. Они приятно пахли бы и пользы, несомненно, от них больше было.

Он поспешил высказать свою гениальную мысль лекарю. Тот словно не слыша его, пробормотал себе под нос, нечто подобное:

— Поганая жаба укуси этих надоедливых знатоков недугов — «самозваных эскулапов»!

Пациент обиделся на него и замолчал. Его внимание привлекла, незамеченная им, ранее маленькая лавка, накрытая чистым полотном, стоящая за столом с ремнями.

Юнний хмуро разглядывал лежащие на холсте лезвия, ножи, пилы и штуковину, смахивающую на сверло. Поневоле, у него стали закрадываться мрачные мысли, что его положат на этот самый стол и спеленают ремнями, чтобы разделать как свинью. Этот подозрительный, боящийся собственной тени эскулап, мог оказаться душегубом, снабжающим свежим товаром ближайшую мясную лавку. А точно, припомнил Юнний. Он же видел на входе в переулок такую. Там, вихрастый загорец заворачивал в тонкие лепешки мелко накрошенное печеное мясо. Да нет, не может быть. Почему не может, засомневался он, а вдруг его безумная догадка — верна.

Наконец лекарь, прервав затянувшее, выматывающее душу ожидание, заставил раздеться. Оглядев раненый бок, с присохшей кровавой тряпицей хмыкнул, принес таз с водой и смыл корку крови вместе с приставшей тряпицей. Остановив выступившую кровь, проворчал, что ему еще сильно повезло. Надавив на края раны, осмотрел внимательно и, чуть ли не обнюхав, он обработал ее какой-то дурно пахнущей бесцветной жидкостью. От только что изготовленного снадобья чуть обожгло бок.

Целитель сильно обрадовал Юнния, сказав, что резать его не будет, потому, что на ране видна только чистая кровь, гноя нет. К его счастью, он легко отделался. Острие клинка степняка ничего у него не задело внутри.

Он наложил на бок нашлепку из дурно пахнущей вороньей мази и подождал, чтобы она присохла и прихватила надежной коркой рану.

Плохо одно, рана под затвердевшей мазью зверски чесалась, но это была уже не вина лекаря.

Плейшер посетовал, принимая серебришко, что посетители, подобные Юннию, иногда запускают ранения и являются слишком поздно.

Провожая его, он поставил горшок с каким-то растением на окно и пожелал ему быть поосторожнее.

Бабки, все еще сидевшие на скамеечке, проводили уходящего Юнния подозрительным взглядами.

К ним подошел поджарый мужчина, в чужеземном одеянии и чуть наклонив голову, вежливо поинтересовался:

— Добрые старушки, не скажите мине, это Цветочная ульица?

— Она, милок, она! Тебе к лекарю Плейшеру? Вона видишь дом с вывеской, где гадина намалевана. Тама на окне, еще горшок с фикусом стоит, туда иди.

— Благодарью Вас, милые старушки!

Когда вежливый чужестранец отошел, одна из них, более шустрая подметила:

— Глянь-ка Авдотья, какой уважительный. Нечета нашим мужикам, сразу видать иноземца!

Между тем, чужестранец подошел и громыхнул засовом, произнес через дверь:

— Я Бон, Жейм Бон!!!

Оттуда спросили, ни встречал ли он, случайно, человека с золотым арбалетом.

Назвавшийся Жеймом Боном, спокойно уверил спрашивающего, что нет, не видел такого, но ему нужна только мебель. Вежливый чужестранец, оглянувшись по сторонам, шмыгнул в отворившуюся дверь.

Одна бабка, лузгающая семки, спросила у другой старушенции:

— Авдотья, а кто тута живет, лекарь что-ль, лечащий умалишенных?

Местная бабка, которую зашла проведать, ее давнишняя подруга, просветила:

— Да не, Маврикия, тута одни шпиены, иноземные прознатчики кучкуются! Кого только тута не бывать и желтолицые, и западные недруги, и изменщики Родины!

Маврикия засомневалась:

— А чой то «красноперые» их под ручки не возьмут и на дыбу не привесят-то?

— Дак, здеся одни злыдни! А вот в Совете Слуг, матушку- Родину оптом сбывают, тайны там ладные, стоящие и недешевые. А тута шляются одни горемыки, крохи подбирают!

— Это верно, Родину Слуги — ироды продают, а пенсию какую декаду уже не повышают!

Они углубились в старушечьи повседневные сплетни.

Выйдя на улицу, Юнний опять был подхвачен ликующей толпой. Только это, на этот раз, вместо выпивох, были «согласные», дружно скандирующие призыв:- «Да здравствует великая Раввена!!»

Влившись в толпу «согласных», он шествовал вместе с ними далее, в сторону Манежной площади. Пройдя через нее, к Каменному мосту, за которым и находился, нужный ему, постоялый двор «Рогатый Петух»

Кто-то хмельным голосом пытался напевать, громко крича ему прямо в ухо:

— Эх, хорошо в стране свободной жить!
Эх, хорошо Раввене полезным быть!
Синий бант с гордостью носить!
Помня твердо заветы Совета,
Озаренные лучами Солнца,
Меря землю решительным шагом,
Будь готов! Будь готов! Будь готов!
Будь готов всегда, во всем,
Будь готов ты и ночью и днем!
Смуту раздавить твердой поступью шагов!
Чем смелее идем к нашей цели,
Тем скорее к победе Раввены придем!
Перед нами все открыто:
Двери храмов, лавок и дворцов;
Недруг, знай ты наш ратный клич:
Будь готов! Будь готов! Будь готов!
Вместо старых и темных избенок
Мы настроим садов-городов.

У Юнния поневоле вырвалось экспансивная фраза:

— Ну, никуда от этих бодрячков не деться! Ублюдки, себе-то вы настроите, я нисколько в этом не сомневаюсь!

Он постарался вырваться из толпы умалишенных «согласных», отступив к краю и с ненавистью посмотрел на них.

Эх, а с другой стороны посмотреть, в самом деле, хорошо быть на содержании казны и вопить во все горло о любви к Родине. А тут приходится втихую резаться со степняками, готовящими вторжение в Раввену и никто, о тебе даже доброго слова не скажет. А могли и орден дать какой-то, вон сколько их цепляют непричастные. Глянешь, а какой-то вороватый и пронырливый сановник их на груди больше имеет, чем убеленный сединами прославленный ветеран Великой Войны. Поневоле складывается впечатление, что эти награды выдают только тем, кто больше сопрет в казне державной.

Далее за «согласными», следовавшими стройными рядами, шли жеманные молодые ребята, одетые в светло-синие одежды, с растертыми свеклой румяными щеками и подведенные сурьмой глазами. У многих ногти были выкрашены в пурпурный цвет, подобно кхандским девицам, промышлявшим своим телом в столице.

Они, жеманно кривляясь, дурашливо кричали:

— Гей! Раввенцы все на шествие свободы! Гей!!!

Один из них, остановившись возле статного Юнния, проблеял дискантом:

— «Братик», не составишь нам компанию?

Юнний, с отвращением сплюнул и, закипая от негодования, проворчал:

— Ну негде спрятаться в нынешней Раввене, от этих сладеньких голосков!

Он двинулся дальше, огибая их по большой дуге. Свобода, свободой, но от этих задолюбцев подальше надо держаться. Вон их сколько в Морите объявилось, даже в Совете слуг Народа многие заседают, их иначе простой народ и не зовет. А народ даром не хает: он зрит в самый корень, все видит и все знает. Недаром ведь в народе говорят: — народные слуги — одни содомиты! Или как их на Западе кличут — «педросы», нет, неправильно, во «пидорасы», слово то какое звучное, жаль не приживется в Раввене.

Уже виднелась за Каменным мостом крыша постоялого двора, где проживал Дейван. Юнний рванулся вперед, прорываясь сквозь толпу, придерживая свой меч, чтобы ненароком никого не задеть ножнами.