Леонид Соболев - Зеленый луч. Буря.

• Название: Зеленый луч. Буря.
• Автор: Леонид Соболев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1967

В десятый том серии «Библиотека приключений», издательства «Детская литература», вошли повести Леонида Соболева, Всеволода Воеводина и  Евгения Рысса.

Повесть "Зеленый луч" посвящена морякам Военно-Морского флота.

"Буря" - повесть о советских тружениках моря, о смелых и честных людях, для которых интересы Родины превыше всего.

---

Не понимая, почему его так рассмешил мой вопрос, я спросил: где же именно мы с ним познакомились?

— Милях в двенадцати от Финмаркена на норд-норд- ост, — весело ответил он. — На мокрой морской водичке. То есть это ты там пузыри пускал, а я у руля стоял.

— Вы, наверное, ничего не помните, что с вами произошло, — сказала сестра. — Вас подобрали в открытом море. Александр Андреевич вас подобрал.

Было пятое мая, двенадцатый день моей болезни. Рыбацкий бот «Краб», ураганом унесенный в море, подобрал меня на волне в то время, когда я уже терял сознание. Да и сознавал ли я что нибудь, когда один, захлебываясь горькой морской водой, кричал на ветер о помощи? Ничего не помню. Рыбаки меня подняли на борт примерно в половине восьмого утра, потом я выяснил, что было без четверти шесть, когда я вышел в последний раз из кубрика и уже не вернулся. Стало быть, я пробыл в ледяной воде ровно час и тридцать минут, но, кроме моего падения с палубы в эту воду, обжигающую холодом точно огнем, ничего не помню. Спасательное судно взяло «Краб» на буксир и, когда ураган уже начал стихать, отвело бот в становище. Все это время я без сознания валялся ка койке, накрытый тремя матросскими одеялами. Врач на берегу определил у меня жесточайшее воспаление обоих легких. Первый озноб я почувствовал еще на борту нашего тральщика, когда он, полузатопленный, сидел на банке, ледяная вода сделала остальное.

— Я, грешным делом, подумал, что мы старались зря, — сказал мне Александр Андреевич Кононов, — что все равно тебе не встать. А ты, оказывается, двужильный.

Мне хотелось его расспросить, каким образом им удалось меня заметить, вытащить обессиленного из воды, но он отказался отвечать на мои расспросы, только сказал, что всю команду с нашего тральщика подобрало другое спасательное судно и что, кроме меня, у нас не пострадал ни один человек. Больше того, сказал он, с 90-го подобрали пятерых, несколько часов они проплавали, держась за поручни перевернутой вверх килем шлюпки, а капитана через несколько дней нашли ка норвежском берегу. Его пронесло миль полтораста по морю со спасательным кругом под мышками. Он не утонул, а просто замерз.

Рассказав мне об этом, старик помрачнел и сразу же ушел. Я понял, почему он так заторопился. Ведь мой конец был бы точно таким же. Я бы тоже не утонул (на мне был спасательный пояс), но замерз.

Оказалось, что, пока я был болен, Кононов навещал меня ежедневно. По-видимому, вытащив меня из воды, он считал себя ответственным за мое выздоровление.

Дней через десять я уже ходил по палате, еще через десять — двенадцать дней в своей собственной матросской робе вышел на улицу. Возник перед моим выходом сложный вопрос, во что мне обуться (сапог с левой ноги, оказывается, я утопил в море). Но Коконов позаботился и об этом обстоятельстве. В кладовке были приготовлены для меня не новые, но хорошо вычиненные сапоги как раз моего размера. Вот уже действительно «милый человек», говоря его собственными любимыми словами!

Квартиры в становище у меня, разумеется, не было, а ехать пароходом в Мурманск я еще не мог. Я отчаянно ослабел после болезни. Вышел из больницы, спустился с крыльца и сразу же сел на скамеечку. Конечно, Кононов предложил мне пока что пожить у него, и я с удовольствием согласился.

Как все изменилось вокруг за время моей болезни! Ни снежинки не было на берегу, снег лежал только в скалах, поднимавшихся над становищем. Я увидел босоногих ребят и коз, пощипывавших вдоль заборов молодую весеннюю травку. От влажного ветра с залива у меня закружилась голова, долго я сидел на скамеечке перед больницей, радуясь теплу и солнцу. В становище была тишина: рыбаки ушли на промысел. Зато как шумно и весело было в воздухе! Какие-то мелкие пичужки летали стаями, как облачка менявшими на солнце свои очертания. За ними с протяжным гоготом тянулись треугольники диких гусей и длинные, перевивавшиеся в воздухе утиные цепи. Тысячами они летели на север, к морю, к пустынным полярным островам, оттаявшим под весенним солнцем. Глядя, как они проносятся высоко над становищем, впервые за все время моего выздоровления я подумал о море, о том, как было бы хорошо сейчас стоять на качающейся под ногами палубе и под оглушительный крик глупышей, напрягаясь всем телом, переругиваясь с товарищами, тянуть обеими руками раздувшийся от рыбы трал.

…Тралмейстер мечется как угорелый от одного матроса к другому и, если на лебедке стоит Полтора Семена, то и дело хватается за голову и безнадежно машет рукой:

— Семен! Я же тебя поставил! Будешь ты вирать, когда тебе говорят: вирай…

Прыгает и суматошится Балбуцкий. Яростнее орут глупыши. Из рубки высунулся Бабин и, хмурясь, прикидывает на глазок, какой будет подъем. Я представил себе все это, и до того мне захотелось сейчас, вот сию минуту, повидать их всех, что у меня просто сердце заныло.

Я встал, пошатываясь от слабости. Куда уж мне такому в море! Они успеют второй раз отправиться в рейс, прежде чем я смогу ходить-то по-человечески.

Старушка, жена Александра Андреевича Кононова, напоила меня чаем, уложила отдохнуть и даже выставила внука на улицу, чтобы он не мешал мне спать своими разговорами. Часов в девять вечера вернулся с моря Кононов. Я ждал его с нетерпением. Ведь если не считать отрывочных сведений о том, что все мои товарищи целы, я ничего еще не знал толком. Поэтому, как только он поужинал, я сразу же подсел к нему, и вот с первых же слов он меня просто огорошил.

— Нет, — сказал он, — у вас не все добрались до берега. Это я тебе тогда так, зря сказал. Мне говорил один человек, который видел списки погибших, что с вашего судна недосчитываются двоих.

Я похолодел. Я перебирал в памяти всех, кто оставался со мной на борту в то время, как большая часть команды уже перебралась на берег. Капитан, Овчаренко, Свистунов…

Гадать было бессмысленно.

— Кого же недосчитались? Вы не помните по фамилии?

— Нет, — сказал Кононов, — по фамилиям я не помню. Знаю, что эти двое, о которых мне говорили, удрали с судна на шлюпке, как только пришло извещение о том, что ожидается сильный ветер.

— Мацейс и Шкебин!

— Говорят тебе, что я не помню их по фамилиям. Удрали втихомолку на шлюпке, вот и все. Парни были, видать, не бог весть какие, так что жалеть о них особенно не приходится. Вроде нашего капитана. Нас привели в становище на буксире, доктор стоит на брюге, спрашивает: «Кто болен?» Константин, наш капитан, говорит: «Я болен, — расстроился…»

Он стал смеяться, вспоминая болезнь их капитана и как его на берегу отпаивали валериановыми каплями. Я заметил после, что если рыбаки заговаривали об урагане, то непременно вспоминали всякие смешные вещи, случавшиеся в тот день: как такой-то перетрусил, а этот спасался от ветра на карачках, а третьего швырнуло головой в сугроб, и его чуть ли не за ноги вытягивали из сугроба. О жертвах вспоминали мало и неохотно, а между тем всего лишь месяц с небольшим прошел с того самого дня, как ураган пронесся по побережью. Но, когда Кононов стал рассказывать об их капитане, я его не стал слушать. Мацейс и Шкебин погибли, они не успели добраться до берега — может быть, сбились в тумане с курса, когда их захватило шквалом! Эта новость меня ошеломила. Я был готов услышать о том, что они пойманы, сидят за решеткой, расстреляны, наконец, но то, что с ними все кончилось так быстро и просто, у меня никак не укладывалось в голове. Я перебил старика:

— Каким образом установлено, что они погибли?

Он уже забыл о том, с чего сам начал разговор.

— А, ты об этой парочке? — сказал он с неудовольствием. — Ты-то чего беспокоишься? Это твои дружки, что ли? Туда им и дорога, дрянной народ. А установили их гибель, милый человек, самым обыкновенным образом. Нашли обломки шлюпки с вашего судна и неподалеку на бережку два скелета, обглоданных песцами. Надо полагать, швырнуло их волной и поломало о камни, а уж на берегу поработали песцы. Эта зверюга за сутки так может отделать человека, что родного брата от сестры не отличишь.

— Вы видели их трупы? — Я все еще не мог поверить.

— Откуда же мне их видеть? — удивился Кононов. — Знакомый человек видел и мне рассказал. У одного только волос с полчерепа осталось да часы-браслетка на пясточке, вот и все.

— Это Мацейс, — сказал я. — Это, конечно, Мацейс…

Мне хорошо был знаком этот браслет с часами, дважды я его видел, и вот как довелось мне услышать о кем в третий раз. А Кононов все продолжал рассказывать. Теперь он рассказывал о том, какие подлецы бывают на свете. У них в становище ураган натворил много бед и все оттого, что новый портнадзиратель оказался мерзавцем, умышленно не сменил на мачте штилевые сигналы и выпустил в море рыбацкий флот. Старик рассказывал длинно и обстоятельно, а я все думал о своем. Вдруг одно слово заставило меня внимательнее прислушаться к его рассказу.