Моника Варненска - Бамбук шумит ночью

• Название: Бамбук шумит ночью
• Автор: Моника Варненска
• Издательство: Наука
• Жанр: Публицистика
• Год: 1972

Очередная книга М. Варненской, известной польской писательницы и общественной деятельницы, — результат нескольких поездок по Лаосу в 1969 и 1970 годах. Как очевидец событий, автор правдиво и объективно рассказывает нам о беспредельном мужестве бойцов Патет Лао и всего трудового народа Лаоса в их борьбе против неспровоцированной агрессии Соединенных Штатов и служащей им лаосской реакции.

---

А что может рассказать о себе кадровый работник Кхамфет, крестьянский сын из провинции Луангпрабанг? Отрицательное движение головы: ничего особенного.

— Родился я в бедной крестьянской семье. Отца потерял, когда мне было всего четыре года. Нас, детей, было пятеро. Женился рано, но до этого несколько лет работал в семье будущей жены. Такой был обычай (он известен и во Вьетнаме, где его называют эдзе, то есть «создавать зятя» — записываю я на полях блокнота)… С пятидесятого года участвую в освободительном движении. А моя жена уже в пятьдесят третьем году стала активисткой Союза женщин Лаоса. Еще при колонизаторах она научилась немного читать и писать, сейчас закончила программу пятого класса начальной школы и продолжает учиться дальше… Долгие годы я служил в армии, теперь принимаю активное участие в пропагандистской работе Патриотического фронта… Это все. Как видите, ничего особенного, необычного.

Я не сдаюсь и продолжаю расспрашивать: были ли сильные переживания, трагические эпизоды пли события? Некоторое время Кхамфет молчит, наконец, подавив вздох, говорит неторопливо:

— В пятьдесят восьмом — пятьдесят девятом годах меня арестовывали трижды. «Свои». Но потом эти «свои» оказались такими же, как и наши враги, даже похуже… Нелегко было вырваться из лап «специальных сил» вьентьянской армии, особенно если подозревали, что человек участвовал в освободительной борьбе. В третий раз было совсем плохо. Меня арестовали в Фонгсали и держали в местной тюрьме. Мне и моим товарищам грозил расстрел. Дня через три-четыре предстояла казнь. Мы узнали об этом из подслушанных разговоров охраны. Вы спрашиваете: был ли суд?.. Ни о каком суде и речи не могло быть! Мы подумали и решили, как говорится, поставить все на одну карту: попытаться бежать. Да, мы знали, что идем на смертельный риск, но другого выхода у нас не было. Мы рассчитывали на то, что нас пятеро, а охранников будет лишь двое.

— Можно поподробнее?

— Хорошо… Часов около семи вечера охранники принесли нам еду. Открыли дверь нашей камеры, а винтовки поставили у стены, по ту сторону. Мы бросились на них, завязалась жестокая схватка… Охранники погибли, но до этого успели убить двух наших товарищей. Мы втроем вырвались на свободу! Один был ранен, но потом выздоровел… Вы говорите: рискованный шаг? Да, конечно. Но это был единственный шанс. Вот я теперь живу, работаю, сражаюсь, но ведь с таким же успехом я мог погибнуть в Фонгсали в тот памятный вечер или несколько позднее — во время казни, не так ли?

Молодой врач смущенно улыбается, когда я спрашиваю его о трудных моментах жизни. Несмело говорит:

— Я… видите ли… у меня таких моментов в жизни не было. Да, понимаете ли, не довелось… Я провел спокойное, обеспеченное детство в доме сравнительно богатых родителей, во Вьентьяне. Потом учился в лицее имени Жан-Жака Руссо в Сайгоне. Вот вы рассказывали нам о студенческих забастовках, то и дело возникающих в этом городе, да? А я вот помню иные события, иные выступления — против режима Нго Динь Дьема. Помню и массовые демонстрации возле президентского дворца, горящие автомобили, стрельбу на улицах… Режим в нашем лицее тогда отличался особой строгостью, и я боялся, что меня могут исключить из школы. Но любопытство взяло верх над страхом: я выбрался на улицу и мне довелось увидеть многое…

— А потом, что было потом?

— Учился во Франции и постепенно пришел к решению, что единственно возможный путь — путь патриотической борьбы. Я стал участником Комитета студенческой помощи и солидарности с Лаосом. Потом вошел в руководящее ядро этого Комитета… Наше положение было довольно трудным: ведь мы были направлены на учебу за границу в качестве стипендиатов вьентьянского правительства. Мы не раз выступали против посольства этого правительства, отражавшего реакционные позиции Вьентьяна.

— И долго вы были там?

— Тринадцать лет, считая и Сайгон… Это очень много. А созревание шло медленно: во Франции достаточно соблазнов и искушений… Нет, меня пи разу не арестовывали. Не грозила мне и смерть от вражеских пуль, как товарищу Кхамфету. Но зато был очень трудный момент — окончательный выбор и решение: на чью сторону я обязан встать… Многие из нас, молодых, расскажут вам то же самое. Да, я не был одинок в своем решении… Конечно, мы могли бы беспрепятственно вернуться во Вьентьян или Луангпрабанг. Могли получить хорошо оплачиваемые должности, жить в достатке, с удобствами, даже с комфортом. Но мы выбрали иной, более трудный путь.

— Расскажите, пожалуйста, о самых нелегких днях.

— Хмм… Это было в конце шестьдесят седьмого года, когда я пробирался на территорию освобожденных зон и шел по глухим тропам в джунглях. Помню, как сначала услышал гул разведывательных самолетов, «наводивших» бомбардировщики на цель. Потом — первая атака с воздуха. Когда поблизости разорвалась первая бомба, я прильнул к земле, придавленный диким страхом, который едва не лишил меня сознания… Вы, наверное, испытывали такое чувство, когда кажется, что следующая минута будет последней в твоей жизни… Но я уцелел. Однако поблизости раздались стоны: там были раненые! Мне пришлось взять себя в руки, подавить страх, чтобы быстрее оказать помощь тем, кого настигли вражеские бомбы. Так вот сразу я приступил к работе.

— А как вы относитесь к своему положению теперь?

— Мы, молодые, во многих случаях считаем себя куда более счастливыми, чем старшее поколение, то есть те люди, которые родились на десять-двадцать лет раньше нас. На нашу долю приходится значительно меньше длительных разлук с семьями. Например, моя жена работает здесь, вместе со мной. У нас двое детишек, и они тоже с нами.

Вы говорите, объективно мыслящий человек не может не возмущаться, видя, как враг пытается вернуть нас в каменный век? Это верно. Так вот и пишите как можно больше и правдивее, пишите об этом! Поднимайте тревогу в общественном мнении! Ведь это ваш долг, ваша задача. Мое же задание — лечить людей, бороться за их жизнь и здоровье даже в этих неимоверно трудных условиях.

4

По скользким от сырости бетонным ступенькам я вылезаю из подземелья на поверхность. После того полумрака, в котором я провела много часов, яркий свет солнца ослепляет и заставляет зажмуриться. Некоторые ходячие больные тоже поднялись наверх. Не раз бывало так, что и они, и сами врачи по целым дням не видели солнца и неба. Давно известно: чем лучше погода, чем безоблачное небо, тем больше опасность воздушных налетов.

…Все отчетливее слышен зловещий, протяжный гул самолетов. Они где-то поблизости. Кружат, высматривают следы присутствия людей. Белое пятно одежды или полотенца, вывешенного после стирки на ветках кустарника, может создать смертельную опасность, привлечь внимание воздушных пиратов — такое пятно резко выделяется на ярко-зеленом фоне джунглей.

…Перед очередным гротом, где разместился еще один госпиталь, на сбитой из грубых досок скамье сидят выздоравливающие бойцы Патет Лао. Они вполголоса беседуют между собой, подставляя солнцу бледные лица, давно не видевшие дневного света. Какая-то девушка присела на корточки возле плоских камней и осторожно раскладывает на них толстые книги. На пей такая же одежда, какую носят все ее ровесницы: длинная юбка с узором понизу, короткая блуза, сандалии. За спину заброшена длинная черная коса.

Я с любопытством заглядываю через ее плечо и смотрю на книги, разложенные на горячих камнях, для того чтобы просохли отсыревшие страницы. С изумлением вижу, что книги на русском языке. «Руководство по полевой хирургии» и «Лекарственные средства», выпущенные в Москве «Медгизом»!

Имена двух молодых врачей запомнить нелегко — терапевта зовут Монколюилай Тиампон, а ее подругу, педиатра, — Управан Дуан Тиен. Обе они — выпускницы Харьковского медицинского института. Знакомимся. Я расспрашиваю девушек, как они попали в Советский Союз, не трудно ли было учиться, а самое главное, что было потом, когда они вернулись на родину, где шла война.

— В Харькове, Москве и других городах страны Ленина учится много наших соотечественников, — говорит Управан Дуан Тиен. — Впрочем, они есть и у вас, в «стране Полой»… Конечно, овладеть русским языком было очень нелегко, но мы все-таки справились с этим. Разумеется, пришлось изрядно потрудиться, чтобы не отстать от студентов, которые до института учились в нормальных условиях. Климат? А что? Можно привыкнуть. Советские люди относились к нам исключительно сердечно, были доброжелательны, всегда помогали… Они сами прошли через жестокую войну и знают, что это такое.

— Ну, а после возвращения? Освоились, не трудно?

— Видите ли, нас готовили к более тяжелым условиям, чем те, в которых мы живем сейчас. Старшие товарищи, время от времени приезжавшие к нам отсюда, без обиняков говорили нам: «Вас ждет работа в подземных больницах, у нашей службы здравоохранения не хватает очень многого. Вам предстоит не просто лечить больных и заботиться о снабжении больницы — придется брать в руки не только фонендоскоп и термометр, но также лопату и кайло. Нужно будет копать землю, дробить камень, выращивать овощи, а если понадобится, то и стрелять из винтовки»…