Питер Ватердринкер - Кольцо Либмана

• Название: Кольцо Либмана
• Автор: Питер Ватердринкер
• Издательство: Лимбус Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-8370-0080-1

Может ли современный нидерландский автор написать классический петербургский роман? Драматические события в жизни сына бывшего эсэсовца Йоханнеса Либмана — безвременная кончина супруги Эвы, исчезновение кольца и появление таинственной незнакомки, как две капли воды похожей на Эву, — приводят его в Санкт-Петербург. В лабиринтах петербургских улиц Либман находит разгадку собственного интригующего прошлого.

По словам Ханса Варрена, патриарха нидерландской литературной критики, «эта книга похожа на Россию: одновременно талантливая и варварская».

---

— Но это… — заикаясь, пробормотал я, — это… только… ведь…

— Значит, темноволосая.

Она протянула свои щупальца к альбому. Уж кто-кто, а она-то знает, что нужно мужчинам. Каждая девушка, записываясь в ее бюро, представляла три своих фото: в романтическом виде, в спортивном и еще одно… Лидия просила всегда еще одно фото в виде как можно более пикантном — «ну, в общем, герр Либман, вы понимаете» — как можно более вольном. Последним криком считаются бритые гениталии, многие мужчины находят девушек с бритой…

— Нет, не надо бритых! — пронзительно закричал я, вскакивая с места.

Но невидимая резинка, натянутая вокруг ее постели в розовом полумраке, снова вынудила меня сесть. Я рвался прочь… «Это недоразумение. Мне нужна моя жена…» То есть я хочу сказать: я видел свою жену. В интернете, в том самом компьютере… Даже родинку возле ее носа я разглядел… Эва была точно такая же, как раньше… На все сто… Но выходит, что все это обман. Я должен был знать это заранее. В мире ведь все похоже…

— Скажите, мефрау, они здесь тоже вставляют кольца себе в…

— Раз уж вы сами об этом заговорили, — пробормотала колдунья, выдергивая из ноздри волосок, — она осмотрела его и как нечто съедобное положила себе в рот — продевание обручальных колец в половые органы в России очень популярно. Все, мой мальчик, будет в порядке. Родинка, вы сказали?

Разумеется, она знала, кого я имею в виду. Речь шла не о ком ином, как о Соне Тумановой. Соне Петровне Тумановой.

— Взгляните-ка, это она?

Мерзкая тетка перевернула лист папиросной бумаги в альбоме и… веришь ли, Жан-Люк, на меня снова смотрела моя милая и как прежде юная жена. Ты можешь мне не поверить, но во второй раз за месяц на меня смотрела Эва, улыбающаяся и со взором, словно вопрошающим: «Ну, Эдвард, куда же ты делся?» Я ее нашел!

14

Лидия Клавдина высвободилась из-под простыней, совершила несколько телефонных звонков и начала сбрасывать голыми ногами с постели одну за другой подушки. Взгляд ее, вначале задумчивый, стал сердитым, наконец она улыбнулась.

— Сегодня в восемь вечера вас будут ждать по этому адресу, — сказала она, вкладывая мне в руку бумажку, исписанную таинственными буковками. — Как, кстати, у вас с деньгами?

Согласно нашему контракту, на этот момент я должен был ей тысячу долларов. А затем еще две тысячи, если рандеву пройдет успешно.

— Они у вас есть?

— О, — ответил я, — денег у меня достаточно, вполне…

Я постучал по своему нагрудному карману — вот здесь, в этом кармане, за которым бьется мое, разом встрепенувшееся, подобно певчей пташке, сердце, лежит половина суммы в восемь тысяч долларов, деньги, которые я взял с собой из З*; вторая половина надежно спрятана в моей постели под подушкой.

— Наличные — это самое лучшее, — вздохнула Лидия Клавдина.

Взмахнув своими руками, усеянными желтыми пятнами, она прошептала:

— Auf wiedersehen, mein Kind.[20] Приятно повеселиться!

Спустя несколько часов — времени, проведенного мной в состоянии блаженного дурмана в номере — я вышел из такси на неизвестной мне улице. Чтобы вспомнить сейчас ее название, я не пожалел бы целого миллиона гульденов и даже десяти миллионов, если бы такие деньги у меня были! Улица пролегала по ту сторону реки, где-то за крепостью, в которой этим летом были погребены кости царя и его семьи. Да, эту географическую примету я запомнил хорошо. Только вот сам дом никак не мог найти.

Шофер оказался бедолагой без языка во рту. Помимо всего прочего он не умел водить. Вначале он чуть не врезался в трамвай. Потом мы остановились, но парень мимикой дал понять, что мы заехали не туда. Потом он начал петлять, сворачивал то вправо, то влево, меня мотало из стороны в сторону, а за окном в порывах ветра, лоскутом черного бархата с неровными краями, билась темнота.

— У-у-у! — промычал шофер, когда мы в очередной раз где-то остановились.

Мы приехали? Я дал ему денег и выполз из машины на тротуар. Несчастный высунул из окна черепашью голову. Он нервно побарабанил по непонятной для меня записке, которую я ему вручил в самом начале, и показал на дверь.

— Dort?[21] — спросил я.

— У-у! — провыл шофер, энергично кивая, подняв вверх стекло, он шумно включил зажигание и вихрем умчался прочь.

Я вошел в подъезд, в котором воняло гарью; лепнина на потолке свидетельствовала о славном, с французским налетом прошлом. Я действительно попал туда, куда собирался? Моя записка осталась у того парня. Какой это номер дома? Я поднялся наверх и очутился на лестничной площадке, на которой двое мальчишек наблюдали, как тлеет кучка подожженного ими же мусора. Над головой у них качалась лампочка, бросавшая пучок света на поврежденное лепное украшение — двух с половиной безносых амуров.

— Соня… Соня Туманова? — с вопросительной интонацией произнес я.

Они начали хихикать, потом тот, что поменьше, как заправский уличный рабочий бросив в огонь окурок, потребовал:

— Ten dollars.

— I look for Соня Туманова.

— Yes, yes, we know[22] Соня, — отозвался гадкий мальчишка и снова повторил: ten dollars.

Я порылся в заднем кармане и отдал попрошайке двадцатидолларовую бумажку — мельче у меня не нашлось. Он, не глядя, спрятал ее и показал на дверь несколькими ступеньками выше. Как описать то, что случилось потом? Это так странно, так таинственно и в то же время банально, так невероятно вульгарно. Я даже не знаю, с чего начать…

— Начни с самого начала, — подсказал бельгиец, — а конец придет сам собой.

Мой отец раньше тоже всегда так говорил, какое совпадение!

— Да, налей мне еще немного. Хоп-хе-хе!

(Я опрокинул стаканчик).

Итак, я позвонил. Дверь открыл старик в марокканских тапочках, он проводил меня в просторное помещение, в котором стоял празднично накрытый стол. Жестом он пригласил меня сесть, а сам удалился. И тут, Жан-Люк, меня ожидал главный шок моей жизни. Ты веришь в теорию двойников? Говорят, что у каждого человека есть двойник, а может быть был или когда-нибудь будет. Возможно, второй Жан-Люк такого же телосложения и с такими же точно усами жил однажды в раннем средневековье, во времена эпидемии чумы… (О Боже мой, что это? Сейчас я чихну). Ну, или, — продолжал я, — вполне возможно, что твоя копия явится на свет лишь два столетия спустя, когда вымрет вся фауна и ему придется довольствоваться лишь искусственным сексом и искусственным питанием. Но не исключено, что твой двойник живет где-нибудь уже сейчас. Во Фландрии, в Буэнос-Айресе, здесь, в России либо где-нибудь еще…

— Ты слишком вдаешься в детали, — перебил меня Жан-Люк, — подробности — это хорошо, но ты уж слишком увлекся.

А я ведь только хотел сказать, что в этот момент в комнату вошла копия моей покойной жены, в омоложенном виде. Только и всего. Из вышеизложенного он ведь уже мог об этом догадаться, не так ли?

— И да и нет, — парировал я, подавляя следующий «чих».

Ну-с, стало быть вошел я в эту самую комнату и стал с удивлением рассматривать все эти блюда и тарелки с салатами, блинами, красной и черной икрой, колбасой и фаршированными яйцами. Обо всем, видно, славно позаботились «Петербургские сновидения». Еще там стояла лабораторная колба с сероватой как галька водкой. Я взял ее в руки, понюхал у горлышка и поставил обратно. И затем в комнату вошли двое: бледный мужчина лет пятидесяти с рыжими волосами — летний костюм салатного цвета сидел на его костлявой фигуре довольно мешковато — и Соня Туманова. На ней были блузка и юбка и туфли на шпильках; от вида ее ног в этих самых туфельках у меня сразу же перехватило дыхание. Да, я должен признаться: по моему телу прокатилась волна физической ностальгии; я буквально себя не помнил.

— Простите, что заставили вас так долго ждать, — приветствовала она меня густым альтом на ломаном немецком, — но у нас с папиком были дела. Меня зовут Соня Туманова. А это Игорь Борисович.

— Йоханнес Либман, очень приятно, — выпалил я, пожимая ей руку.

Я был на десятом небе, не в силах осознать, как такое возможно. Прямо передо мной, источающая яблочный аромат духов того сорта, которыми никогда не стала бы пользоваться Эва, стояла копия моей жены. Шея, как у жирафа, обалденные ноги, лицо с художественно вылепленными скулами. Она была точь-в-точь Эва Финкельштейн, 1943 года рождения, заснятая в определенный момент определенного отрезка европейской истории. Да, это была на сто процентов Эва, только вот…

— Только что? — нетерпеливо поинтересовался Жан-Люк.

Глаза. Радужки ее глаз были не оливково-зеленого, как у Эвы, цвета, а стального, как у моего отца. Это была, вне всякого сомнения, копия моей жены, но смотрела она на меня глазами моего отца.

— Давайте присядем, — предложила Соня, предприимчиво разворачивая свои божественные бедра в сторону стола. — Либман, красивое имя. Но Голландия, это на севере или на западе Германии?