Ани Сетон - Очаг и орел

• Название: Очаг и орел
• Автор: Ани Сетон
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995

Трогательная и волнующая история семьи Ханивудов — старожилов Америки с 1638 года. Мужественные женщины и отважные мужчины, составившие костяк американской нации, обрисованы в романе с исключительной полнотой и силой.

---

Эспер повернула голову, ища мужа взглядом. Ивэн прохаживался по галерее с мистером Дюраном, останавливаясь перед каждой картиной и со страстным оживлением что-то объясняя. Сейчас рядом с ними, в том же конце галереи, стояла группа людей. Эспер увидела молодую темноволосую девушку в фиолетовом шелковом платье, подошедшую к коллекционеру. Мистер Дюран познакомил ее с Ивэном. Ивэн наградил девушку чарующей улыбкой, и Эспер заметила, как та, польщенная вниманием молодого художника, кокетливо рассмеялась, изящно касаясь его руки.

«Это никуда тебя не приведет, моя овечка, — подумала Эспер, — что бы ты ни возомнила, если только он не захочет рисовать тебя. И даже тогда…»

Она оторвала взгляд от этой троицы, и вдруг ее скрутил приступ тошноты. Галерея с висящими на стенах цветными полотнами завертелась бешеной каруселью. Эспер задержала дыхание, и желудок успокоился. Она облизала губы и крепко прижала ко рту платок.

«Боже мой, еще и это! — подумала она с сарказмом. — Очевидно, действительно ЭТО».

Эспер повернула голову налево, снова посмотрела на картину с «Очагом и Орлом». «Высшая степень выносливости — следовать за своим мужем повсюду». Но предположим, что ему это не нужно. Что тогда? Что бы ты делала тогда, Фиб? Боролась за то, чем никогда по-настоящему не обладала?

Картина Ивэна оставалась безмолвной.

Глава двенадцатая

Мистер Дюран купил небольшую акварель с болотной травой и написанную маслом картину с изображением деревенской школы. Ивэн получил за них триста долларов, что было очень кстати, поскольку остальные полотна остались непроданными. Надменный джентльмен должным образом разгромил Ивэна Редлейка в своей газете, и ни один из критиков не потрудился зайти на выставку.

Непроданные картины заняли место в студии на чердаке, а Ивэн исчез на всю ночь. Вернулся он на следующее утро в одиннадцать, довольно трезвый, но с сильным запахом виски. Как и в подобном же случае накануне их свадьбы, он не дал никаких объяснений, но Эспер видела, что муж в хорошем настроении. Ивэн поцеловал ее, когда она молча встретила его на лестничной площадке. Он принес ей в подарок литую серебряную брошь странной треугольной формы с камнем, напоминающим по цвету кошачий глаз. Эспер, изумленная и обрадованная его вниманием, поблагодарила Ивэна, подумав про себя, что вещь очень странная. Но он, приколов брошь к ее фартуку, восхитился:

— Очень идет тебе, моя дорогая. Серебро и коричневое с зеленым, совсем как твой родной Марблхед.

— Марблхед кажется мне таким далеким, — сказала она непроизвольно.

Ивэн откинул байковое покрывало и бросился на постель.

— Тоскуешь по дому? — спросил он лениво.

— Нет, — равнодушно ответила Эспер, но этот вопрос встревожил ее. В эту ночь и утро, ожидая его возвращения, размышляя, вернется ли он вообще, она представила себя в своей прохладной чистой комнате родного дома и, казалось, ощутила южный ветер, дующий с моря. Этим утром, когда Эспер сползла с постели и ее вырвало в помойное ведро, она подумала о своей матери совершенно по-новому, остро тоскуя по ловким пальцам Сьюзэн на своем горячем лбу, даже по ее резкой гортанной речи.

— Ивэн, — сказала Эспер, подходя к кровати и глядя на мужа сверху вниз, — видимо, у меня будет ребенок.

Боже, я ведь знала это, — подумала она горько, наблюдая, как меняется его лицо.

— Ты уверена? — голос Ивэна был холодным, ровным и резким.

— Я так думаю. Все признаки налицо. — Эспер прошла к комоду и начала перебирать щетки, расчески и прочие мелочи. — Мне это нравится не больше, чем тебе. Но я думаю, если бы тебе понравилось, то и мне тоже, — добавила она про себя.

Ивэн вскочил с кровати и принялся вышагивать взад и вперед по скрипучему полу.

— Извини, Ивэн, — Эспер услышала свой собственный молящий голос, и ее вдруг охватил гнев. Она вскинула голову и встала перед мужем. — Я знаю, что ты чувствуешь себя пойманным в ловушку. Тебе не обязательно расхаживать по комнате, как по клетке, чтобы показать это. Я знаю, что ты считаешь меня камнем на своей шее, хотя я делаю все, чего хочешь ты. Я знаю, что ты не имел ни малейшего желания жениться на мне. Но ты женился. Я не знаю, почему. Я сомневаюсь, что ты сам это знаешь. Но ты все-таки женился.

Ивэн был поражен. Они стояли, молча глядя друг на друга. Темный румянец покрывал пятнами лицо Ивэна, его кулаки сжимались и разжимались.

— Ты совершенно права, — наконец сказал он медленно, — прости меня, Эспер.

— О, Ивэн, дорогой, я не хотела…

Слезы, которые теперь появились так быстро, хлынули из ее глаз. Ивэн обнял жену, и она прижалась к нему, уткнувшись лицом в его плечо. Он нежно гладил ее по волосам.

Эспер перестала плакать, она потянулась и поцеловала Ивэна в щеку:

— Я думаю, что нервничаю из-за ребенка.

Она прошла к тазу и умылась.

Ивэн промолчал. Через минуту он поставил блокнот для эскизов на мольберт и начал рисовать карандашом. Эспер подошла к нему сзади, ободренная их новым взаимопониманием.

— Что ты начинаешь? — спросила она, видя, как на листе проявляется девичье лицо.

Ивэн подрисовал непомерно длинные ресницы, стер рот и нарисовал губы бантиком.

— Очередную пастораль, я думаю, — ответил он, — с ворохом фиалок для разнообразия. Мне придется купить сельскохозяйственный журнал — позарез нужны ягнята.

Эспер приросла к полу. Ивэн быстро пририсовал к хорошенькому личику локоны и изобразил двух птиц, сидящих на ветке.

— Все любят голубей, — пояснил он.

— Ивэн, не надо. Я знаю, как ты ненавидишь их, — Эспер с мольбой сжала руки, — я слышала, как ты говорил о них мистеру Дюрану.

— Говорил о чем?

— О… пастушках…

— Действительно, моя дорогая, но видишь ли, триста долларов, а практически двести семьдесят, за вычетом комиссионных Гупила, не очень долго смогут поддерживать нас. Нам обоим нужна одежда: приближается зима. А потом и ребенок потребует содержания. Нужно быть практичными.

— Но должен же быть и другой путь, — голос Эспер дрогнул. — Ивэн, мы могли бы вернуться домой, в Марблхед Ма примет нас, мы поживем у нее, пока не родится ребенок…

— Нет, — Ивэн работал короткими размашистыми штрихами, я покончил с Марблхедом. А ты… ты так рвалась уехать оттуда! Твое предложение удивляет меня.

— Да, — сказала Эспер, — но… — она посмотрела на затылок мужа, его плечи, правую руку, мускулистую и пластичную, быстро порхавшую над белым листом.

— Я хотела бы быть с тобой повсюду, Ивэн.

Его рот скривился в вежливой улыбке человека, отвлеченного от дела случайным комплиментом. Он сменил угол наклона карандаша и стал заштриховывать шею пастушки под правой скулой.

Эспер отвернулась и прошла в угол, где стояла кровать. Боже милостивый, подумала она, что я делаю с тобой, Ивэн? Но что мы можем делать — мы оба, кроме того, чтобы стараться изо всех сил… — она сжала руки и с отвращением посмотрела на свой живот. Ей казалось, что он уже округлился. Эспер оглядела чердачное помещение: спальный угол с умывальником и комодом, печка и полка над нею, угол-мастерская, где Ивэн молча склонился над мольбертом, вплотную к нему из-за сгрудившихся полотен за его спиной. Тесная и захламленная комната. Если бы здесь было окно вместо этой ужасной застекленной крыши. Но, поскольку они не могли найти помещение, выходящее окнами на север, Ивэн предпочел верхний свет. И к тому же, ничего другого они не могли себе позволить.

Эспер сняла фартук, дергая запутавшиеся завязки, пока не оборвала одну из них. Накинув на плечи маленькую вязаную шаль, она сказала:

— Я выйду, хочу немного погулять.

Ивэн только хмыкнул в ответ. Эспер заметила облегчение, промелькнувшее на его напряженном лице. Она быстро вышла из дома. Улицы были пыльными и шумными. По Бродвею шли модно одетые дамы, явно направляющиеся за покупками к Лорду, Тэйлору или Стюарту, мужчины в сюртуках, спешащие на ленч к Дальмонико, сновали торговцы, клерки и туристы, все поглощенные своими делами. Эспер обнаружила, что всматривается в прохожих, ища знакомых. Но таких не было. Безразличные лица плыли мимо нее неумолимым потоком. Если бы только было с кем поговорить, подумала она. Эспер остановилась и уставилась невидящими глазами в витрину, полную часов и разного рода безделушек. Неожиданно она почувствовала полную опустошенность. Усталость окутала ее густой черной пеленой, колени дрожали. Эспер повернулась и пошла обратно по Бродвею, тяжело переставляя ноги. Ей стоило больших усилий взобраться на их чердак.

В осенние и зимние месяцы Ивэн продавал свои иллюстрации в журналы. Он получал от десяти до сорока пяти долларов за свои рисунки, и на эти доходы Редлейки жили, сохраняя двести пятьдесят долларов в банке на крайний случай.

Чердачное помещение уже не было жарким и душным. Продуваемая сквозняками, комната стала холодной. В ноябре начались снегопады, и снег толстым слоем лежал на стеклянной крыше, погружая все в серый фантастический полумрак, пока Ивэн не вскарабкивался по лестнице на крышу и не скидывал его. Маленькая печка, казавшаяся такой горячей в августе, теперь едва согревала половину комнаты, и по полу гуляли ледяные сквозняки.