Тамара Уманская - Граница. Таежный роман. Пожар

• Название: Граница. Таежный роман. Пожар
• Автор: Тамара Уманская
• Издательство: Олимп : АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-013235-2

Как перепутано все в этой жизни! Он — известный и знаменитый певец, окруженный поклонницами, избалованный успехом. У него есть все. Кроме любви. И вдруг он встретил ее — нежную и чуткую, верную и любящую. Увел от мужа, увез далеко-далеко. Но счастье лишь мелькнуло для них во всей своей полноте и… растаяло. Ведь слаб человек, и страх — особенно страх перед смертью — часто бывает сильнее любви.

Но чего стоит жизнь, если она потеряла смысл? Зачем жить, когда впереди — пустота и одиночество? И два любящих человека преодолеют обман, обиду, зло и снова, назло всем и вся, будут вместе…

Произведение создано на основе телесериала «Граница» (авторы сценария: А.Н. Митта, 3.А. Кудря).

---

Вот и теперь, едва сойдя со сцены, он попал в разгоряченную толпу. Восторженные девчонки визжали, дамы посолиднее протягивали блокнотики и его фотографии, вырезанные из журналов, — для автографов. Вадим улыбался, пожимал чьи-то руки, расписывался…

Расталкивая поклонниц, пробилась к нему растрепанная журналистка с местной радиостанции, протянула микрофон.

— Такой успех! Такой успех! — застрекотала она. — Вы дадите еще концерты в нашем городе?

Вадим покосился на Альбину. Она чуть заметно опустила ресницы.

— Да, еще два… нет, три концерта. И я выступлю в музыкальной школе — специально для юных вокалистов. Бесплатно, разумеется.

Журналистка задохнулась от восторга. Какой материал! Она заглянула в блокнотик: так, какой там следующий вопрос, согласованный с главным редактором?

— В чем секрет вашего успеха?

Так, сейчас он скажет, что внимание партии и правительства, оценивших его скромные успехи высокой премией… советы и критика товарищей…

Она сама сроду бы об этом не спросила. Есть кое-что в жизни Вадима Глинского, что интересует и ее, и радиослушателей гораздо больше. Например, кто эта эффектная странноватая блондинка, которую он так нежно обнимает за плечи.

Вадим ответил очень серьезно:

— Своим успехом я обязан любимой женщине. У меня открылось второе дыхание.

Журналистка вспыхнула. Ничего себе ответ! Как пить дать вырежут. А, пропадать — так с музыкой. Она обратилась к Альбине:

— Вы согласны с вашим… э… возлюбленным?

Журналистка знала, что официально Вадим не женат, девочки из гостиничной обслуги сказали. Разведен, и довольно давно.

Альбина глубоко вздохнула и произнесла тихим, ломким голосом (как осенняя льдинка на темной реке — вот какой у нее был голос, Вадим мог слушать его часами):

— Я только скромная помощница. Вы же сами знаете, какой Вадим талантливый. Я счастлива, что он разделяет свой успех со мной.

— Альбина, не скромничай, — пожурил ее Вадим. — Если бы не ты, я бы просто пропал.

Он сдержанным кивком и извиняющейся улыбкой дал понять журналистке, что интервью закончено, и двинулся к выходу, увлекая за собой Альбину.

— Альбина!

Она выскользнула из-под руки Вадима, оглянулась.

Парень в форме с погонами старшего лейтенанта протягивал ей букетик полевых цветов. Альбина ахнула и бросилась ему на шею.

— Иван! Как я рада тебя видеть!

— Ну, здравствуй! — Тот просиял счастливой улыбкой. — Как ты? Рассказывай. Хотя я и так вижу, что все в порядке. — Он взглянул на нее с таким восхищением, будто видел впервые. — Как там наши? Как… сама знаешь кто?

Альбина на мгновение задумалась и кивнула своим мыслям и своей решительности:

— Марина ждет ребенка.

Иван задохнулся:

— Что-о?

Альбина радостно кивнула:

— Мы все ждем.

Иван пошатнулся, прислонился к стене.

— О-о… Вот так… Вот…

Он бормотал что-то бессвязное, потом до него дошло, он забегал, заметался, как тигр в клетке.

— Я все понял! Я все понял! — выкрикивал он. — Теперь я все понял. Ой, глупая… Какая же она глупая, твоя подружка! — Он уставился на Альбину с таким осуждением и упреком, будто это она скрыла от него самую важную в его жизни вещь.

Альбина смотрела на него с тревогой и жалостью, словно боялась, как бы он не натворил чего-нибудь в таком состоянии.

Неожиданно Иван перестал метаться, схватил Алину за плечи и встряхнул:

— Так это она из-за ребенка порвала со мной! Так это мой ребенок-то!

Альбина кивнула. Иван покрутил головой и воскликнул требовательно, будто не Альбине, а всему враждебному миру объяснял:

— Мой ребенок, понимаешь ты?!

Альбина еще раз кивнула и засмеялась. Иван облегченно вздохнул: Альбина всегда все понимала, ей можно было не объяснять. Ему казалось, что она понимает даже то, в чем он сам еще не разобрался.

Изумленная администраторша концертного зала наблюдала издалека, как блондинка, которая так властно распоряжалась на концерте знаменитого Глинского и на которую он смотрел с обожанием, обнимает молодого взъерошенного лейтенанта, а тот смотрит на нее безумными глазами и твердит:

— Да даже если и не мой, он все равно мой, понимаешь ты?!

А она тихо, радостно смеется и гладит его по голове.

— Все хорошо, все будет хорошо, — шептала Альбина и сама в этот момент верила, что иначе и быть не может. Все будут счастливы — она, Вадим, Марина, Иван, Галя…

Что-то стукнуло в стекло. Альбина подняла голову. За окном, пристроившись на откосе, большая ворона постукивала клювом в стекло и смотрела на Альбину. Немигающим веселым и в то же время злым глазом. Птица была похожа на Никиту Голощекина. Она крутанула головой, и Альбине на миг показалось, что ворона ей подмигнула, — ну точь-в-точь Никита.

Вздрогнув, Альбина обхватила себя за плечи. И ощущение пусть не близкого, но возможного в будущем счастья исчезло так же внезапно, как и возникло.

Голощекин вел солдат к фанзе. Шли быстро, но бесшумно, держали визуальный контакт, переговаривались условными жестами. Никита был доволен. Он сам их учил.

Подобрались к фанзе с трех сторон. С четвертой была топь, непроходимое болото. Кто бы там ни был, в избушке, деваться ему некуда.

…В фанзе двое китайцев ловко, сноровисто вспарывали рыбьи тушки, извлекали пакеты с белым порошком и ссыпали порошок в миску. Один насвистывал, другой работал молча и сосредоточенно. Свист напарника раздражал его, мешал прислушиваться к звукам леса.

И он действительно не услышал, что птицы вокруг фанзы замолчали.

Дверь, с грохотом выбитая чьей-то ногой, упала внутрь.

— Всем стоять!

В полутемное тесное пространство ворвались двое русских.

Один из китайцев ошалело уставился на нежданных гостей, и только летящий в лицо кулак заставил его очнуться. Он инстинктивно уклонился, и удар пришелся по плечу. Китаец и русский покатились по полу, опрокинув миску с порошком. Микроскопическая дурманящая пыльца повисла в воздухе, дрожа в потоке света, бьющего сквозь дверной проем.

Второй китаец оказался проворнее. Он кошкой подпрыгнул к закопченному потолку и, рухнув сверху на врага, цепко обхватив ногами, сдавил его шею. Русский захрипел. Пытаясь сбросить с себя верткое тело китайца, он извернулся, выхватил штык-нож и всадил ему в бок. Тело выгнулось от боли и обмякло, русский навалился, занес руку для удара… Китаец, пытаясь удержать эту несущую смерть руку, в которой был зажат нож, слабея от первой, хоть и не смертельной раны, заверещал тонко, пронзительно:

— Голощекин, не надо! Голощекин, не на…

Для него все русские были на одно лицо, и только одного из них он знал по имени.

Штык с хрустом проломил грудину и вошел в сердце. Китаец дернулся, кровь хлынула из его разинутого в предсмертном крике рта.

В фанзу ворвались солдаты. Они скрутили контрабандиста, который сильно подрастерял силы в схватке, а потому уже не сопротивлялся. Он только тяжело дышал и косил узким глазом в угол, где остывало тело напарника.

К нему подошел Голощекин. Твердое лицо Никиты кривила чуть заметная злая усмешка, ноздри чутко вздрагивали. Он любил погоню, любил загнать противника в угол, а еще лучше — прыгнуть из засады, загрызть, задавить, насладиться безнадежным предсмертным ужасом в глазах, последним хрипом, запахом застывающей крови… Он был по натуре охотником, веселым и безжалостным убийцей. Не ради звездочек на погоны и благодарностей в приказе часами шел и полз он по тайге. Он любил хорошо поесть и крепко выпить, он любил красивых женщин и деньги. Но больше всего он любил власть в самом высшем ее проявлении — божественную власть над людьми, власть над их жизнями.

Китайца выволокли на улицу. Он торопливо забормотал, как спасительное заклинание:

— Голощекин, не надо! Голощекин, не надо… — Бросился к Никите, затараторил по-китайски, замахал руками.

Голощекин спокойно отвернулся и бросил:

— Умаров! Расстрелять контрабандиста! При попытке к бегству.

Умаров, не раздумывая, вскинул автомат.

— Да не здесь! — поморщился Никита. — К болоту отведи его.

Умаров ткнул китайца в спину стволом и повел в сторону топи. Голощекин присел на корточки возле корзин с рыбой, выбрал рыбину покрупнее, одним движением вспорол ей брюхо и достал пакет с белым порошком. Солдаты обступили его полукругом, вытягивали шеи, глазели на рыбу. Голощекин ножом проткнул пакет, достал щепотку порошка, понюхал, лизнул и удовлетворенно кивнул:

— Как в воду глядел, Братеев! В рыбе они наркотики прятали.

Круглоголовый коренастый Братеев, белобрысый основательный сержант-сибиряк, не выразил ни особой радости, ни благодарности за похвалу. Присел рядом с капитаном, уставился немигающим взглядом на корзины с рыбой.

Голощекин обернулся к солдатам, рявкнул: