А Подсосов - Новый Гольфстрим

• Название: Новый Гольфстрим
• Автор: А Подсосов
• Жанр: Научная Фантастика

---

Виктор Николаевич и сам думал так же. Петриченко, наоборот, отрицал всякую связь между взрывами и состоянием Исатая, слово "дневсей" приводило его в ярость.

- Ерунда, - с раздражением говорил он. - Надо искать новые методы испытания и отбора кассет, а не заниматься разгадыванием каких-то загадок. Слово "дневсей" бессмысленно. Это несвязные звуки, вылетевшие из груди умирающего.

- Но если бы ты видел тогда Исатая, - горячо убеждала его Вера Александровна, - если бы видел то усилие, с каким он хотел во что бы то ни стало раскрыть какую-то тайну, тот ужас и отчаяние, которое он переживал. Ужас не перед смертью, а перед тайной, перед тем, что он не может открыть ее. Если бы ты видел все это, ты не умом, а сердцем понял бы, что это не бред, что действительно существует какая-то тайна, поверил бы, что слова о могущих быть катастро.фах и "дневсей" не были бредом.

Петриченко только что вернулся с подводного участка. Со всей присущей ему энергией он устремился в исследование и опыты, чтобы, доказав техническую возможность использования койперита, снова вернуться на строительство.

Он уже не говорил о риске, как четыре года назад, а сам убеждал Горнова провести тот или другой опасный метод работы.

Там под водой стоят машины-гиганты, которые готовы начать поднимать из морских глубин атлантические воды. Эти машины требуют ядерное горючее, и он с нетерпением ждал того момента, когда задвигаются огромные лопасти водоподъемных башен.

Как только будет закончена работа в лаборатории, он снова помчится туда.

Горнов отклонял его рискованные предложения.

- Четыре года назад, когда шло открытие койперита, я рисковал собой, тобой, моими помощниками и лабораторией, - отвечал он. - Теперь мы рискуем сорвать смелые, огромные планы, которые уже приняты или разрабатываются в Москве. Новый Гольфстрям будет достроен и пущен в действие, хотя и в меньшей против проекта мощности. Но за ним пойдут строительства второй и третьей очереди - отепление зоны вечной мерзлоты во всей Сибири. Решение этой хозяйственной проблемы потребует огромных количеств энергии. Койперит будет очень нужен, и мы должны очень тщательно проверить кассеты. Всякая спешка, горячность в таком деле вредны...

Вскоре после этого разговора в Чинк-Урт приехала экспертная комисия.

Как-то вечером, когда все работники лаборатории собрались в доме Академии наук, в комнату вошел профессор, член комиссии.

Разговаривая с одним из своих коллег, он сказал между прочим:

- Я нашел чей-то дневник в сейфе.

Вера Александровна была недалеко.

- Дневник в сейфе?!..-повернувшись и испуганно взглянув на профессора, спросила она. - Извините, пожалуйста... - И не слушая ничего больше, в необычайном волнении подбежала к мужу.

- Витя, - теперь мне понятно, что хотел сказать Исатай... Это слово "дневсей". Да, да... Я знаю... "Дневсей" - это днев-ник в сей-фе, - с расстановкой проговорила она. - Понимаешь, дневник.

- Погоди, милая. Я ничего не понимаю. Какой дневник? В каком сейфе?

Профессор был удивлен, когда к нему подошли Горновы.

- О каком дневнике вы говорили, профессор? Где он? - спросил Виктор Николаевич.

Глядя на взволнованное лицо Горновой, профессор добродушно усмехнулся.

- Будьте спокойны, я не прочел в дневнике ни одного слова. Я отложил его в сторону. Мне понадобились в архиве некоторые справки по койпериту, я заглянул в сейф. И там наткнулся на толстую тетрадь с надписью "Дневник".

- Где, где вы его обнаружили? В каком кабинете? - спросил Горнов, не менее взволнованный, чем его жена.

Профессор назвал номер комнаты и номер сейфа. Поблагодарив, Горновы торопливо направились в дальний блок серого здания, где находился обширный архив научно-исследовательского института.

ДНЕВНИК ИСАТАЯ САБИРОВА

Ночь нависла над каменным плато Чинк-Урта. Вдали темнел массив серого здания, на шпиле высоко в небе светилась и мигала золотая звездочка. С черных столбов, широким кольцом окружавших лабораторию, оскалив зубы, смотрели черепа, горели фосфорическим светом грозные надписи: "Не подходи! Смертельно!" Слышалось тихое жужжание электромагнитного кольца.

Пройдя по бесконечным коридорам серого здания" Горновы вошли в зал, где хранился архив.

Виктор Николаевич молча открыл указанный профессором сейф. Там лежали пустые кассеты, а на них толстая тетрадь.

- Исатай! - сказала Вера Александровна, взглянув на первую страницу.

Это не был в полном смысле дневник. Тут были записи работ, которые Исатай выполнял в Москве, потом здесь, в лаборатории. Деловые записи перемежались, личными заметками всякого рода.

Нетерпеливость, стремительность, страстность Исатая проглядывали в каждой фразе. Наедине со своим дневником он не стеснял себя и в изобилии сыпал любимые поговорки и изречения: "Пока умный думает, решительный сделает". "Дерзновенье разбивает или камень, или свою голову". "Сомнения и колебания - море, пропадешь. Риск - лодка, сядешь и поплывешь".

Горновы много раз слышали от него изречения, порой забавные, а нередко и мудрые.

При виде Исатая, у Веры Александровны иногда мелькала мысль в духе его афоризмов: "Когда в нем говорят чувства - ум и воля его молчат".

Читая страницы, исписанные неровным торопливым подчерком, она видела, что все последнее время, быть может, весь год, работая в Москве, в проектном отделе Гольфстримстроя, Исатай больше всего жил сердцем, волнуясь, приходя в экстаз, болезненно реагируя на всякие неудачи и препятствия.

Дневник был исповедью человека со слабой волей, не умевшего сдерживать страсть и порывы своей неистовой натуры в моменты, требующие твердости и спокойствия.

Горновы еще не знали, какую тайну раскроет дневник, но слова умирающего Исатая: "Не успею сказать, произойдут катастрофы", - звучали сейчас как что-то угрожающее и страшное.

По дневнику Исатай был таким, каким они его знали, и любили, энтузиастом Нового Гольфстрима.

Он негодовал на всех, кто не понимал идею Горнова, кто пытался затормозить утверждение проекта. А когда проект был принят, в эти дни страницы дневника были полны торжества.

"Как бы я хотел отдать жизнь свою за это прекрасное дело. И я отдам ее когда-нибудь!" - писал он.

Но в проектном отделе, где работал Исатай, нелегко разрешались встающие леред ним научные и технические проблемы. Были трудности, были и неудачи.

Исатай проявлял нетерпение. Страницы дневника пестрели неожиданными переходами от восторгов и радости к гневу, к жалобам на медлительность, на придирчивость каких-то экспертов. Иногда он впадал в пессимизм, граничащий с отчаянием.

"Так мы и за сто лет не построим Нового Гольфстрима", - писал он.

Но эти мрачные страницы скоро прерывались новыми восторгами.

- Сдан для производства проект тучегона для Центрального влагопровода, - писал он. - Машинагигант, каких еще не видывал свет. Она должна будет вести борьбу с ветрами, создавать движение воздушных масс, продвигать влагу, которая начнет подниматься сосвобожденного от льда Полярного моря. Дух захватывает, когда я представляю в действии этот гигант!

С каждым месяцем резкие скачки в настроении Исатая, переходы от тревожного или раздраженного настроения, к радости становились более и более частыми. Он преувеличивал неудачи и трудности и по самому незначительному поводу приходил в отчаяние.

Нервозность, психическая неустойчивость Исатая все резче и резче выступали в дневнике по мере приближения к его концу.

"Не могу спать", "Опять кошмары", "Сегодня готов был побить..." Исатай приводил фамилию товарища по работе. Такие и подобные фразы стали встречаться на каждой странице.

Исатай, видимо, и сам замечал ненормальность своего состояния.

За несколько дней до наступления морозов на севере он писал: "Боюсь, что я не совсем здоров. Надо посоветоваться с невропатологом".

А в день, когда пришло сообщение о надвигающемся на Полярный порт циклоне, в дневнике было написано:

"Все погибло! Природа Заполярья обрушила на строительство свою огромную мощь. Уваров предлагает спешно выводить подводников наверх, и он прав, Горнов настаивает на продолжении работ".

Перед вылетом в Чинк-Урт Исатай был настроен по-боевому.

"Виктор Николаевич включил меня в свою бригаду.

В десять дней мы должны заготовить кассеты с койперитом и переключить отеплительные галлереи Полярного порта на ядерное горючее. Мы выполним это и, хотя бы всю зиму стояли пятидесятиградусные морозы, не дадим замерзнуть гавани. Еду в лабораторию, где родился койперит. Чувствую себя здоровым, бодрым, полным энергии. К чeрту болезнь, нервы, переутомленке!"

Но уже с первых дней работы в лаборатории, как только началось усиление морозов, Исатая охватил страж за подводников. Снова он оказался во власти отчаяния.

"Не могу отогнать страшные видения гибнущих в батисферах подводников, - писал он. Не сплю третью ночь. Лишь только закрываю глаза, передо мной посиневшие лица, помутневший взор умирающих юношей. В камере лаборатории, когда выключаю свет н остаюсь в темноте, опять они. Хочу отогнать страшные картины, сосредоточиться на экране, на лампах и не могу... Сегодня мне показалось, что на экране блеснуло бледнозеленое свечение. Я подумал, неужели кассета пропустила лучи. Но ночью в глазах плавали те же светящиеся экраны, неоновые лампы - результат утомленного мозга. Могу ли я продолжать вести наблюдения"...