Андрей Попов - Дверь в сказочный ад

• Название: Дверь в сказочный ад
• Автор: Андрей Попов
• Жанр: Научная Фантастика

Психологический хоррор. Меланхоликам, пессимистам и людям разочаровавшимся в жизни посвящается…

---

Может, в этой бессмыслице заложен какой-нибудь шифр? Или аллегория. Я с подозрением покосился на страницы, стал вспоминать всех этих Мувров, Лектувров, чем они там занимались, и пытался найти хоть какую-то связь между событиями идиотской сказки и моими личными кошмарами. Бесполезно.

Ну так что, стоит ли продолжать чтение? Я еще раз тяжело вздохнул и уже в большей степени просто от тоски, чем от любопытства, вновь уткнул взор в пожелтевшие страницы.

«Стувр поймал большую рыбу и никак не мог донести ее до дома. Он позвал Мувра на помощь. Рыба была очень длинная. Они ее взяли с разных концов и поволокли. Грувр разрезал ее на несколько частей и испек пироги с рыбой. Они их ели целую неделю. Но про волшебника Маклина забыли, и не дали ему пирогов с капустой, ни рыбы. А у того дракона, который жил за горой и который умер от зелья был маленький детеныш. Пока он был маленьким, его никто не боялся. Он жил в траве и ел цветы. Но потом он вырос и стал большим, и уже научился пускать из пасти огонь. У него было одиннадцать голов и три хвоста. Головы спали по очереди, а те головы, которые не спали, сторожили. Потому что дракон боялся, что его тоже отравят. Но он был добрый дракон и не хотел ни с кем драться. Когда Лектувр узнал, что у дракона есть детеныш, и что он вырос, он сказал:

— Пойдемте сразимся с новым драконом, пока он не вырос еще больше.

И они пошли.

— Дракон, выходи из пещеры , — сказал Мувр.

— Выхожу, — сказал дракон и вышел.

Они достали мечи и копья. Лектувр достал большую дубину.

— Давайте не будем сражаться, — сказал дракон, — я добрый.

— И ты не будешь никого есть? — сказал Кхнувр.

— Нет, — сказал дракон.

Так они помирились и пошли домой. А дракон пошел в свою пещеру и лег спать…»

Я уже начал утомляться от удовольствия познавать Маклина в качестве литератора, перевернул несколько листов и продолжал чтение более поверхностно, особо не вдаваясь в смысл. Должен сказать одно: чтобы выдумать идеальную бестолковщину, нужен тоже своего рода талант и, конечно же, величайшее терпение. Объем рукописи-то довольно приличный. На протяжении ста с лишним страниц драконы рождались, умирали, погибали либо в бою, либо от злоумышленного отравления. Одни из них были «добрыми», другие «злыми», одни «не хотели сражаться», другие «хотели». Эти эксцентричные мувры, стувры, грувры, которых я всех без исключения называл хренуврами, порою жили «весело», порой — «печально». То они дрались из-за какого-нибудь пирога, то потом мирились. Жизнь, впрочем, не баловала их разнообразием. Каждый день они занимались одним и тем же: пилили дрова, собирали грибы, ловили рыбу, а если с кем-нибудь сражались, то всегда выходили победителями. Автору, да будет мне позволительна некоторая критика, не хватило сообразительности хоть пару строк написать о том, что ОНИ вообще из себя представляют. Я почему-то воображал их в образе маленьких гномов, бегающих между гигантскими деревьями и неуклюже махающих своими громоздкими мечами. Был, впрочем, в сказке один момент, вызвавший во мне некий интерес и даже озабоченность. На семьдесят пятой странице читаем следующий текст:

«Как-то уже вечером, когда солнце зашло, они сели играть в карты. Грувр постоянно проигрывал и от этого плакал. Потом часы пробили двенадцать ночи. Оттуда вылезла маленькая кукушка и прокуковала двенадцать раз.

— Достаньте мне кукушку, я хочу на нее поглядеть, — сказал Грувр, — пусть она постоянно кукует.

— Сейчас я ее достану, — сказал Лектувр.

Лектувр залез на табуретку и попытался снять часы, но они упали и сломались. Тогда время остановилось. Грувр хотел что-то сказать, но не мог. Никто из них не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Потому что время остановилось. Потом пришел волшебник Маклин и наладил время.

— Зачем вы сломали часы? — сказал волшебник Маклин.

— Это я нечаянно, — сказал Лектувр.

— Теперь каждую ночь в двенадцать часов время будет останавливаться. До тех пор, пока я не разрешу ему идти снова. Это будет вам в наказание, — сказал волшебник Маклин.

Они опечалились…»

Конец цитаты. Я глубоко разделяю печаль хренувров, поверьте, потому что каждую ночь испытываю то же самое. Наконец-то эти два сумасшествия соприкоснулись в общей точке. Но увы, это маленькое открытие не привело ни к дальнейшему осмыслению, ни даже к проблеску какого-то понимания происходящего. Абсолютно все: то, что творится внутри, то, что снаружи, а заодно и то, что на страницах этой бредовой сказки в один момент вдруг стало казаться чьим-то глупым и жестоким розыгрышем. Возникало почти болезненное предчувствие, что вот-вот опустится огромный занавес, из-за кулис выйдут улыбающиеся актеры и скажут: «Извините, мистер Айрлэнд, мы просто репетировали перед вами спектакль. Простите, если это доставило вам некоторое неудобство. Теперь вы можете спать спокойно.». Я даже вообразил себе эту картину в деталях: вот выходят на сцену Голбинс и Миссис Хофрайт, снимают свои маски, именуемые лицами, и я, к изумлению, вижу совсем других людей. Кланяются и уходят. Потом из-за кулис появляются свинья, медведь, бегемот, волк, рысь и кот. Снимают маски, нелепые одежды. Кланяются и уходят. Представление закончено. Раздаются громкие аплодисменты. И я обнаруживаю себя в огромном зале среди толпы зрителей…

Увы! Мечты лишь разжигали жажду покоя, но не утоляли ее. Я тщетно вслушивался в глубину и тишину мироздания, все еще надеясь, что чей-нибудь слабый голос даст мне какую-то подсказку. Но еще раз — увы! До моего слуха доносились лишь звуки, исходящие от постукивания далекого молотка: Грум уже стеклил окна, заглаживая следы моего неистовства. Я повертел в руках старинную книгу, еще раз прощупал взором ее потемневшие от веков страницы, поворачивал их под разным углом зрения, думая все-таки отыскать некий таинственный смысл к пониманию этой бессмыслицы. Все бесполезно. Простая дряхлая книга, простой кожаный переплет. Легче, наверное, увидеть крупицы золота в куске обыкновенной грязи.

Поняв столь очевидную истину, я спустился на нижний этаж и без лишних раздумий бросил фолиант на съедение своему прожорливому камину, куда совсем недавно отправил портреты. Дочитать до конца эту феерию с неподражаемым и непредсказуемым сюжетом у меня так и не хватило терпения. Потом вновь уселся в кресло, обхватил голову руками и надолго онемевшим, бесчувственным взором уставился в стену напротив, где на гобеленах был нарисован охотник с аркебузой, преследующий убегающую лань. Охотник уже прицелился, чтобы произвести выстрел и, казалось, одно-два мгновения — раздастся залп, лань падет, а ее преследователь победоносно вскинет свою аркебузу и, сотрясая ее рукой, издаст торжествующий возглас. Но художник решил запечатлеть свою картину именно за эти два мгновения до смерти лани, навеки даруя ей жизнь и навеки лишая охотника столь близкого триумфа. А зрители картины вынуждены постоянно испытывать напряжение этого момента: то им передается страстный азарт охотника, то страх загоняемой лани. Картина, мертвая красками, была жива передаваемыми ею чувствами.

– Извините, сэр… — я услышал грубоватый голос своего привратника и очнулся.

– В чем дело, Хортс?

– Пришел опять этот… юродивый Чарли. Просит, наглец, аудиенции. Что прикажете: гнать в шею или…

Я даже подскочил с кресла:

– Ага! Он принес портреты! Немедленно зови его сюда! Сейчас я вытрясу его из собственной шкуры, но допытаюсь, где он их, черт побери, достает!

Хортс кивнул и удалился. Во мне тем временем пробуждался голодный зверь. Я готов был придушить этого оборванца собственными руками, если он не сознается, кто на самом деле пишет эти картины, и что за чудовищная сила в них сокрыта. Вот черт! Он словно чувствует тот момент, когда ему необходимо появиться! Я посажу его в горящий камин! Я прикажу его пытать! Надену эти «шедевры» на его собственную голову!

Но вот что странно…

Ничего подобного на самом деле не произошло. Да, Чарли вновь появился с большим саквояжем, вновь стал убеждать меня купить за смехотворную сумму полотна «гениального» мастера. По-моему, он сегодня даже был по приличней одет. На какой-то помойке нашел себе новую шляпу без дыр и утепленные крестьянские сапоги. Я посмотрел на портреты, потом приказал Голбинсу отсчитать бродяге определенное количество шиллингов и повесить картины на их прежнее место, то есть в гостиную.

Лишь много позже, когда Чарли удалился, я, кажется, сообразил в чем дело. В его присутствии я находился как бы под внушением чужой воли. Мной словно манипулировали. И вот результат: свинья, волк, бегемот, медведь, рысь и плешивый кот — вся эта незаурядная компания снова смотрела на меня с полотен своими нарисованными глазами. Борьба как с самими зверями, так и с их образами была заведомо бессмысленной и обреченной. Я тяжко-тяжко вздохнул.