Иржи Марек - Паноптикум Города Пражского

• Название: Паноптикум Города Пражского
• Автор: Иржи Марек
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-05002555-9

Иржи Марек (род. в 1914 г.) - известный чешский прозаик, широко популярный и в нашей стране.

Сборник объединяет избранные рассказы из трех книг Марека: "Паноптикум старинных детективных историй" (1968), "Паноптикум грешников" (1971) и "Паноптикум Города Пражского" (1979). Это своеобразный юмористический детектив в новеллах бытового и психологического содержания, написанных на материале старой судебной хроники.

Используя острозанимательный сюжет, колоритные фигуры персонажей: обывателей, преступников, полицейских, - автор воссоздает неповторимую атмосферу жизни старой Праги.

---

За окном послышался свист. Лойзка выглянула и помахала рукой. Внизу стоял Длинный Тони с объемистым свертком под мышкой.

Вот так в то утро проснулись два человека, которые никогда не были да и не будут знакомы, поскольку пути-дороги их не могли пересечься. Тем не менее нити людских судеб неустанно прокладывают основу, а уток переплетает ее по законам прихотливой случайности. В конце концов и параллельные прямые, как нас учит наука о пространственных формах мира, где-то в бесконечности пересекаются. События, начавшиеся в то утро, окажутся значительными и приобретут масштабы государственных. Произойдет это, как уже не раз бывало в истории человечества, когда под угрозой оказывались троны, не без причастности дам с сомнительной репутацией.

Длинный Тони, а точнее, Антонин Длоугий был мужчиной средних лет, недурно разбиравшийся в жизни и не строивший себе на ее счет никаких иллюзий. У него была мечта - жениться на особе примерно его возраста и солидных пропорций, обладающей, помимо этих достоинств, еще и лавочкой. Предпочтительнее всего - табачной, потому что из табака, осыпавшегося с сотни "зорок", как известно, можно свернуть пяток сигарет. Но на Жижкове такая партия ему пока что не подвернулась, В момент, когда после кражи на Подоли[ 53 ] у него в руках оказалось потрясающей красоты атласное платье, все блестящее, и длинный белый меховой шарф под названием боа, он сообразил, что стоит придумать себе другую мечту, тоже довольно интересную. Тони разложил платье и боа на неубранной постели Лойзки и невольно залюбовался. Он, конечно, мог смотреть и на Лойзку, еще не успевшую одеться и уставившуюся на платье с выражением немого восторга; она выглядела, как маленькая девочка, вдруг получившая игрушку, о которой и не грезила. До меха она вообще боялась дотронуться.

- Валяй, накинь и то, и другое, чтоб можно было оценить как следует. Ты должна выглядеть в этом туалете великолепно, если понимаешь значение таких слов.

Лойзка, вдоволь налюбовавшись нарядом, осторожно осведомилась:

-Ладно, а сколько ты хочешь за это?

Тони улыбнулся:

- Ничего. Когда обоснуешься и дело у тебя двинется, то половину. Это ведь немного, а?

-Если каждый день, то много, - возразила Лойзка. - Даже за такие шмотки больно много.

- Я же даю тебе не только шмотки, я буду режиссировать твоими действиями, если понимаешь, что я имею в виду. Изображать гранд-даму в одном платье невозможно, ясное дело. Но

Сижков, с этой шкурой можно протянуть дольше. Платье я тебе еще достану. Как говорится, было бы на кого напялить, а тряпки найдутся. Тебя я нашел, найду и во что одеть. И, само собой, введу тебя в фешенебельные заведения. Там женщины идут по сотне, не меньше. А ты можешь оторвать и поболе.

Они говорили обо всем прямо и откровенно, зная цену жизни.

Лойзка велела ему отвернуться, пока одевалась, - потому что она не шмара какая-нибудь. Платье сидело на ней преотлично.

- Может, сделать вырез поглубже, как ты считаешь? Тони покачал головой:

- И не подумай. В заведениях, куда мы с тобой пойдем, надо соблюдать приличия. До полуночи хотя бы, пока будешь на людях, до сепарё, в общем. А теперь накинь мех. Не знаю точно, как его полагается носить, попробуй-ка обмотай вокруг шеи.

Лойзка тоже не знала, как носят боа, но то ли когда-то видела это в кино, то ли в мечтах - она накинула боа на плечи, а один конец перебросила назад; получилось так элегантно, что Тони лишь молча всплеснул руками и сел, уставившись на Лойзку.

- Я тебе нравлюсь? - тихо спросила она, поняв его молчание.

Он кивнул.

Она подступила к нему поближе:

- Так что тебе хотелось бы и раздеть меня, а? Тони покачал головой и усмехнулся:

- Знаешь, Лойзка, я ведь учился на кондитера, правда, иногда этим так и не занимался, но на всю жизнь запомнил за-оведь: кондитер никогда не ест того, что печет сам. Он покует себе еду у колбасника. Поняла?

Лойзка пристально посмотрела на Тони. Она была удов-етворена. Затем переоделась, накинула халат и сварила кофе, "огда они сидели за столом, прихлебывая кофе, Тони объяс-ял, как он все представляет себе.

Лойзка внимала со счастливым видом, словно сказке о том, как из обыкновенной девчонки она превратится в принцессу.

А пан Гарманек рассказывал пану премьер-министру свою казку. Шевеля тонкими бескровными губами, он говорил тихо монотонно. Под его рассказ впору было уснуть, если б время т времени он не произносил цифры, которые следовало принять во внимание, ведь цифры в подобных обсуждениях - самое главное.

- Все это, пан премьер-министр, предельно просто, и нет ничего, что можно было бы квалифицировать как непорядочность, - упаси боже, нечто подобное я не посмел бы даже предложить человеку, который давно стал любимцем нации. Электростанции работают на самом некачественном буром угле из фалькновского бассейна. Ничего другого в своих печах они и не могут сжигать. А здесь, в министерстве, об этом не знают и знать не обязаны. Их дело - оплачивать фактуры. И если мы отправим на электростанции для необходимого бесперебойного производства электроэнергии уголь низшего качества, бурый и угольный штыб, а по фактурам заприходуем его как уголь черный и качественный, никто от этого не пострадает.

Пан Гарманек даже позволил себе улыбнуться бескровными губами:

Уголь, в конце концов, всегда черный - бурый ли, первосортный ли, добывать его одинаково тяжело, и горняки при этом одинаково черны и грязны, так что остается неясным, почему за него платят по-разному. Если деньги валяются на дороге и ты нагнешься и подберешь их, это стоит расценить скорее как хозяйское отношение к добру, чем злой умысел...

И сколько вы за это хотите? - строго перебил его пан премьер.

Ничего. Это всего-навсего моя услуга вам, уважаемый пан премьер-министр, я слишком многим вам обязан, а народ вас очень ценит и уважает. В будущем, когда появится случай, вы сможете что-либо сделать для меня.

Сейчас вам ничего не нужно? Понимаете, в данный момент, накануне выборов, у меня связаны руки.

Пан премьер-министр, - почти прошептал пан Гарманек,-мы, финансисты, никогда не затеваем сделок, которые дали бы немедленный результат. Всему свое время.

-Кто об этом знает? - снова строгим голосом произнес политик.

- Если вы не соблаговолили кого-либо информировать, значит, только мы - вы да я. Я предложил бы, чтобы так оставалось и впредь. Все трансакции мое предприятие проведет исключительно конфиденциально и откроет новый счет. Вот его номер. Счет безымянный, как вы изволите видеть.

Чудесный день, сказал про себя политик. Просто расчудесный. И налил коньяк.

Пан Гарманек посмотрел на свет через темно-желтую жидкость, и сердце его наполнилось блаженством при мысли, что этот коньяк налил ему лично пан премьер-министр.

На другой же день на тайный счет частного банкирского дома Й. Гарманека начали поступать деньги.

В тот же день в "Каскад-бар" вошла дама; на ней было белое боа. Даму сопровождал мужчина. При ее появлении даже искушенный метрдотель Рогачек обратился к ней по-французски. Как выяснилось позже, даму звали Лулу...

Пан доктор Новак, личный секретарь пана премьер-министра, благодаря своей должности состоял членом правления в двух банках... Новак был уже немолод, а если выражаться точнее, никогда молодым и не был. Зато сделал карьеру. Дома у него была жена, такая же скучная, как и он сам, и пан Новак никуда не брал ее с собой. Сам же проводил время на службе или в "Каскад-баре", где был завсегдатаем. Девицы тут болтались дороговатые, зато аристократичные. Все они были ему хорошо известны и давно надоели, чего он не скрывал.

Новая девица, Лулу, появившаяся в баре, заинтересовала его. Он пригласил ее вместе отужинать, а обнаружив, что она - в сопровождении спутника, пригласил и его. Тот, правда, отказался, попросив извинить его, ему, мол, надо отлучиться по неотложным делам. Антонин Длоугий, когда это требовалось, умел держаться в обществе. Он откланялся. Длинный Тони и Лойзка-Лулу расстались в первый же день, как встретились, намереваясь покорить мир.

А пан доктор от скуки решил покорить Лулу. Наивный чудак, задумав покорить Лулу, он сам стал легкой добычей. Впрочем, уточним: в таких случаях мужчины все же не бывают внакладе. Наоборот, они счастливы, тем более что воображают себя завоевателями.

Пан доктор был совершенно очарован новой знакомой. Она в свою очередь рассмотрела и оценила его основательно и профессионально. Отметила, что у него торчат уши и наливается

краской шея - верный признак апоплексичности, что он пьет, но при этом остается противно настороженным и трезвым. Солидно раскуривая толстую сигару и подливая даме шампанское, воображает себя невесть каким интересным.

Лойзка привыкла к другой обстановке. В трактире "На курьих ножках" всегда бывало оживленно и весело, хотя порой в воздухе носились пивные кружки. В "Каскад-баре" Лойзка скучала. Чтобы не заснуть под глубокомысленное молчание док-торишки, она принялась развлекать его сама. До сих пор еще ни одна женщина не развлекала пана Новака - жена на такое была неспособна, а дамы в баре служили для иных целей. Развлечения с ними были односторонними; в последнее время пан доктор с ужасом обнаружил, что ему даже неинтересно расстегивать их корсажи.