Иржи Марек - Паноптикум Города Пражского

• Название: Паноптикум Города Пражского
• Автор: Иржи Марек
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-05002555-9

Иржи Марек (род. в 1914 г.) - известный чешский прозаик, широко популярный и в нашей стране.

Сборник объединяет избранные рассказы из трех книг Марека: "Паноптикум старинных детективных историй" (1968), "Паноптикум грешников" (1971) и "Паноптикум Города Пражского" (1979). Это своеобразный юмористический детектив в новеллах бытового и психологического содержания, написанных на материале старой судебной хроники.

Используя острозанимательный сюжет, колоритные фигуры персонажей: обывателей, преступников, полицейских, - автор воссоздает неповторимую атмосферу жизни старой Праги.

---

Через час после того, как он пробежал глазами эту второстепенную заметку, в полицейское управление пришла срочная телеграмма:

"В качестве чехословацкого гражданина требую перевода в тюрьму Праги Тчк Сепековский"

Дело в том, что под действием подземных толчков в некоторых камерах старой тюрьмы Санта Мария Маджоре осыпалась штукатурка. Арестантам это нисколько не мешало, но из камеры, в которой сидел пресловутый клиент из Праги и в которой с потолка рухнул целый пласт штукатурки, раздавался душераздирающий рев. С подследственным Й. Сепековским случился нервный припадок, и вызванный судебный врач распорядился перевезти его в больницу. Там выяснилось, что пациент душевно полностью выбит из колеи, а когда после лечения его хотели снова водворить в тюрьму, он потерял сознание от ужаса.

Неапольская полиция рассудила, что спокойнее будет от него избавиться.

Учитывая телеграмму, которую он послал, а также желание итальянского правительства поддерживать дружественные отношения с правительством Чехословакии, просьба подследственного была удовлетворена: его доставили под конвоем на границу.

Вот почему пан Рудольф дождался-таки обещанного вознаграждения, а пан Сепековский из-за сорока геллеров и осыпавшейся штукатурки на долгие годы сел за решетку.

УБИЙЦА

Убитая лежала в редком лесочке у реки, руки раскинуты, словно она хотела обнять кого-то, ноги подогнуты, летнее пальто задралось высоко над коленками, а лицо скорее удивленное, чем негодующее.

Так как была поздняя осень, над ее посиневшим лицом жужжали мухи, кое-где в ветвях серебрилась нетронутая паутина бабьего лета, а тишину, ту глубокую тишину, которая окружает мертвых, не могли нарушить ни шаги збраславских жандармов, тщательно осматривавших место преступления, ни щелканье фотоаппаратов, после которого в неподвижном воздухе зависал едкий запах магния.

Весть об убийстве летела над краем, как туча: убийство молодой девушки всегда наводит на мысли о жестоком возмездии, люди мечтали только о том, как бы схватить убийцу, тогда бы и суд никакой не понадобился.

Первыми приехали на велосипедах люди из Давле, вскоре об этом узнают в Модржанах, а соседки из Бржезан уже заламывают руки на деревенской плошади.

В тот же вечер в трактире пан вахмистр Роштлапил доверительно сообщал своим знакомым, что убийство вот-вот будет раскрыто, потому что нашлась гильза от патрона, а это все равно, как если б вы уже держали убийцу за шкирку. Кроме того, если иметь в виду положение тела, опять повторилась вечная история с красивыми женщинами: то ли она не захотела, то ли причиной всему ревность - тут разобраться пара пустяков, достаточно припереть к стенке парней, с которыми покойная имела дело, они и расколются. Один из них уже с плачем признался, что любил Миладку, ну, его сразу и оставили в участке.

Но только прошу вас, господа, никому ни гугу, сами понимаете, пока не будет сообщения в газетах, официально никто ничего не знает!

Но вот и в газетах написали, однако по-прежнему никто ничего толком не знал, и пан вахмистр Роштлапил вытирал вспотевший лоб, потому что на допрос вызывали уже восемнадцатого парня. Окрестных жителей в этом редком лесу на Зависти все прибывало, а поскольку место уже было основательнейшим образом обыскано, жандармы позволили и как-то удовлетворить свое любопытство. Женщины плакали и отламывали на память веточки с дерева, под которым вчера лежала убитая. Мужчины вели разговоры о том, что у таких выродков надо бы ремни на спине вырезать и только потом вешать.

Пан советник Вацатко прочел об убийстве в утренней полицейской сводке и помрачнел. Вот она доля криминалиста: с раннего утра узнавать неприятные вести, такая уж у него профессия. Вроде бы это его не касалось, Збраслав к нему отношения не имеет, и расхлебывать эту кашу придется местным, но он-то знал жизнь - и потому вызвал к себе пана Бружека.

Есть тут подарочек и для нас, снесите-ка это вниз, пусть ознакомятся в дежурной комнате.

Так вы изволите думать, - осторожно спросил пан Бружек, - что это свалится на нас?

Золотой вы мой, если кто-нибудь прикончит в Зависти женщину, как вы думаете, куда он скорее всего побежит прятаться? В Давле? В Збраслав? Ну, вот видите... Прага - она Прага и есть!

Спускаясь по лестнице, пан Бружек насвистывал какую-то давно позабытую песенку о том, что Прага - всем чехам рай, да здравствует Байкайлай... при этом ему пришло в голову, что он понятия не имеет, что такое этот Байкайлай и почему он должен здравствовать.

Господа детективы восприняли информацию как официальное указание на то, что неизвестный преступник может скрываться в Праге. '

- Страсть как люблю этих неизвестных преступников, - ворчал пан Мразек. - Не знаешь, где он, кто он, какой он,- но твое дело ловить его. Получается вроде того, что наш пес ловит свой собственный хвост, это же фактотум.

С этими словами, напомнившими ему его безобразного, но очаровательнейшего песика, пан Мразек покинул здание на Бартоломейской улице.

К тому времени на столе у пана советника уже лежала копия детального протокола судебно-медицинского вскрытия трупа, и документ этот полностью опровергал все то, о чем под большим секретом сообщал пан вахмистр Роштлапил в трактире под Збраславским замком. Убитую никто не насиловал и вообще ничего с ней не делал; более того, она была virgo intacta[ 6 ]; убили ее выстрелом в упор из пистолета калибром 9 мм, убили, судя по всему, совершенно неожиданно, на теле не было ни малейших следов борьбы, она явно не сопротивлялась. Если б уже не была так известна "утопленница из Сены", вполне могла бы прославиться и эта мертвая девушка из Збраслава; она удивленно улыбалась, словно в тот миг, когда ее настигла смерть, услышала что-то смешное или неправдоподобное. Выстрел был сделан с расстояния нескольких сантиметров... Просто кто-то приставил пистолет к ее боку и нажал на курок, пуля пронзила верхушку сердца, и смерть наступила мгновенно...

Пан советник недовольно покачал головой. Ему ведь неспроста сегодня утром пришла в голову мысль, что полезно будет на всякий случай просмотреть полицейскую картотеку на тех, за кем были замечены сексуальные извращения. А вот смотри-ка, дело обстоит иначе... Чего не любят в полицейском расследовании - так это когда дело обстоит иначе, чем обычно. Полиция любит иметь дело с обычными делами. Необычные дела придумывают авторы детективных романов. Полиция - это учреждение, любит работать надежно, с картотеками, списками, знакомыми лицами. Конечно, убийство всегда в некоторой степени дело исключительное, но опять же не настолько, чтобы за него нельзя было взяться с какого-то конца. Но здесь все выглядело даже как-то неприятно непривычно. Пан советник легко мог представить себе, чем сейчас занимаются жандармы: они охватывают круг людей, знавших убитую, - и правильно делают, ведь это поможет исключить из числа подозреваемых тех, кто совершенно невиновен. Однако убийцу таким способом они вряд ли поймают.

Но тогда что же им делать?

И опытный пан советник вздохнул: остается только ждать.

К такому же выводу приходили и жандармы, которые выслушивали с утра десятки свидетелей, бегали по всей округе и записывали своими неуклюжими пальцами многословные свидетельства, которые в итоге сводились к одному: убитая - очень порядочная девушка, по профессии портниха, на работу ездила в Давле, иногда возвращалась в Зависть поездом, иногда ее подвозили по шоссе знакомые - чаще всего подбрасывал пан Роула, который возит в Прагу овощи.

К пану Роуле жандармы наведались аж ночью, в результате у него сорвалась выгодная ездка с молодой морковью, и он еще долго не мог жандармам простить этого. Отчасти пана Роулу утешало, что он смог сообщить полезную информацию, но, когда его имя появилось в газете, возмутился и сказал себе: ну, это уж слишком. Вдруг теперь кто-нибудь заявит ему на рынке, что не желает покупать овощи у человека, возившего убитую?

- На что мне ваша сраная слава, если из-за нее я могу лишиться денег? - бушевал пан Роула в редакции газеты (правда, только внизу, у вахтера, - дальше его не пустили). На следующий день в "Живностенских новинах" появилась заметка о том, что журналисты из социалистической газетенки легкомысленно разорили ни в чем не повинного представителя сословия мелких предпринимателей, на котором, как известно, только и зиждется преуспевание государства.

Итак, вокруг молчаливой убитой нарастали не только страх и ужас, но и сумятица, споры и свары, и все это смешивалось с плачем, звучавшим на похоронах. Если приплюсовать к этому еще нетерпение, охватившее даже жандармов, стоит ли удивляться, что люди начали подозревать друг друга и анонимные доносы в участке стали швырять в корзину, даже не читая.

У каждого из жандармов была своя точка зрения на это убийство. Вахмистр Роштлапил держался своей теории, что в деле замешан мужик и без разврата тут не обошлось; а то, что девушка оказалась невинной, так это, считал он, еще ничего не доказывает. Штабс-вахмистр Костргоун, круглый как шар, вопреки своей фамилии, означающей "скелет", и известный непримиримым преследованием каждого, кто появлялся на берегу с удочкой (сам страстный рыболов, он был одержим навязчивой идеей, что весь мир сговорился подчистую выловить рыбу вокруг Збраслава),- так вот, штабс-вахмистр Костргоун твердил свое: ему, мол, давно не нравится, что такая уйма чужаков наладилась ездить на выходные в Збраслав, словно к себе домой, и неудивительно, что здесь происходят всякие нехорошие дела.