Гай Кей - Повелитель императоров

• Название: Повелитель императоров
• Автор: Гай Кей
• Издательство: В. Секачев, Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004
• ISBN: 5-88923-089-1, 5-699-08638-2

Хотя мозаичник Кай Криспин и не находит в Сарантии того, за чем он ехал в столицу через полстраны, — покоя и забвения, странный мистический город приносит ему свои дары — внимание императоров, дружбу простолюдинов, любовь лучших женщин, радость творчества и возможность стать участником невероятных событий. Однако один удар кинжала меняет все — как в судьбе Империи, так и в жизни многих людей. Начинается новое время, рождается новая вера, разгорается новая война. Перед Каем Криспином открывается новая дорога, и он вступает на нее, пережив самое страшное для художника — гибель собственного творения, которому были отданы душа и талант, — и еще не веря тому, что можно жить дальше…

---

Гизелла снова вошла первой. Криспин в нерешительности остановился в дверях. Зал оказался меньше, чем он ожидал. На стенах висели пурпурные ткани, стояло искусственное дерево из кованого золота, у дальней стены — кровать под балдахином, а в центре теперь находился погребальный помост с закутанным в саван телом на нем. Повсюду горели свечи, и один человек стоял на коленях — на подушке, как заметил Криспин, — а два священника тихо пели похоронные молитвы.

Стоящий на коленях человек поднял взгляд. Это был Гезий, желтовато-бледный, как пергамент, худой, как стило писаря, он выглядел очень старым. Криспин увидел, что он узнал царицу.

— Я очень рада, что нашла тебя, господин, — сказала Гизелла. — Я хочу помолиться о душе Валерия, который нас покинул, и поговорить с тобой. Наедине. — Она подошла к кувшину на столике и полила воды на руки, выполняя ритуал очищения, потом вытерла их тканью.

Криспин увидел, как на лице старика, который смотрел на нее, что-то промелькнуло.

— Конечно, повелительница. Я полностью к твоим услугам.

Гизелла бросила быстрый взгляд на священников. Гезий махнул рукой. Они прервали свои песнопения и вышли через дверь в дальнем конце зала, рядом с кроватью. Дверь закрылась, огоньки свеч мигнули от ветра.

— Ты можешь идти, Кай Криспин. — Царица не обернулась. Криспин взглянул на евнуха, который их сопровождал. Этот человек невозмутимо повернулся и вышел. Криспин собрался уже последовать за ним, но потом заколебался и повернул назад.

Он прошел вперед мимо Гизеллы и, в свою очередь, налил воды, бормоча слова, которые принято произносить в присутствии покойников. Потом вытер руки. Затем он опустился на колени у погребального возвышения, рядом с телом мертвого императора. Ощутил сквозь аромат благовоний в комнате запах чего-то горелого и обугленного и закрыл глаза.

Существовали слова молитвы, подобающие этому моменту. Но он их не произнес. Сначала в голове у него было пусто, потом в его воображении возник образ Валерия. Человека честолюбивого до такой степени, что Криспин и представить себе не мог. Круглолицего, с мягкими чертами лица, голосом и манерами.

Даже сейчас Криспин понимал, что ему следовало бояться и ненавидеть этого человека. Но если и было ему дано понять истину здесь, внизу, среди живых, у подножия помоста, то заключалась она в том, что ненависть, страх, любовь — все это не бывает таким простым, как хотелось бы. Он не произнес никаких официальных слов молитвы, а молча попрощался с образом, возникшим в его воображении. Это все, что он считал своим долгом сделать.

Криспин встал и пошел к двери. Выходя, он услышал, как Гизелла тихо сказала канцлеру — и потом всегда гадал, не нарочно ли она позволила ему услышать эти слова, в качестве своего рода подарка:

— Мертвые покинули нас. Теперь мы можем говорить только о том, что произойдет дальше. Мне надо кое-что рассказать.

Дверь захлопнулась. Стоя в коридоре, Криспин внезапно ощутил невероятную усталость. Он закрыл глаза. Покачнулся. Евнух тут же оказался рядом. И сказал голосом мягким, как дождь:

— Пойдем, родианин. Ванна, бритва, вино. Криспин открыл глаза. Покачал головой. Но одновременно услышал свой голос:

— Хорошо.

У него не осталось сил. Он это знал.

Они прошли обратно по коридору, повернули, еще раз повернули. Он представления не имел, где они находятся. Подошли к какой-то лестнице.

— Родианин!

Криспин посмотрел вверх. К ним приближался мужчина, худой и серый, шагающий быстрой, угловатой походкой. Больше никого в коридоре не было, и на лестнице тоже…

— Что ты здесь делаешь? — спросил Пертений Евбульский.

Он и правда очень устал.

— Вечно я попадаюсь под руку, да?

— Это точно.

— Отдавал дань уважения покойнику, — сказал Криспин.

Пертений явственно фыркнул.

— Умнее отдать ее живым, — сказал он. Потом улыбнулся широким тонким ртом. Криспин попытался вспомнить, улыбался ли этот человек подобным образом раньше, и не смог. — Есть вести с улиц? — спросил Пертений. — Ее еще не загнали в угол? Конечно, она не сможет долго бегать.

Это было неразумно. Крайне неразумно. Криспин это понимал, уже начиная движение. Это было, по правде говоря, чистейшим, саморазрушительным безумием. Но в тот момент, кажется, он все-таки обрел свой гнев, и в то мгновение, когда он его обрел, он размахнулся и изо всех сил обрушил кулак на лицо секретаря только что помазанного императора. Тот от удара отлетел назад и неподвижно растянулся на мраморном полу.

Воцарилось почти невыносимое, тяжелое молчание.

— Бедная, бедная твоя рука, — мягко произнес евнух. — Пойдем, пойдем, полечим ее. — И повел Криспина наверх, не оглядываясь на лежащего без чувств человека. Криспин покорно шел следом.

Его приветливо встретили в комнатах на верхнем этаже, где жил канцлер со своей свитой. Многие со смехом вспоминали его первый вечер здесь, полгода назад. Его выкупали, как и обещали, дали вина и даже побрили, хотя сегодня обошлось без шуток. Кто-то играл на струнном инструменте. Он понимал, что эти люди — все люди Гезия — сами стоят на пороге очень больших перемен. Если канцлер падет, а так почти наверняка и произойдет, их собственное будущее под угрозой. Он ничего не сказал. Да и что он мог сказать?

В конце концов он уснул в мягкой постели в тихой комнате, которую ему отвели. Так он провел одну ночь своей жизни в Аттенинском дворце Сарантия, совсем рядом с живым императором и с мертвым. Ему снилась жена, которая тоже умерла, но также и другая женщина, все бегущая и бегущая, убегающая от преследования по бесконечному открытому берегу из гладких твердых камней под слишком ярким лунным светом, а из черного сверкающего моря выпрыгивали дельфины.

Когда двери закрылись за спиной Криспина и евнуха, в зале с задрапированными стенами, золотым деревом и почерневшим телом в саване, старик, который и сам ожидал, что сегодня ночью встретит смерть, и был преисполнен решимости встретить ее с достоинством в том самом зале, где он молился о трех умерших императорах, слушал молодую женщину — женщину, о которой сегодня забыл, как забыли они все. С каждым произнесенным словом ему казалось, что его воля оживает, а разум постигает новые возможности и создает их.

К тому моменту, когда она замолчала и теперь смотрела на него, оживленная и энергичная, Гезий снова обрел надежду на возможность продолжения жизни после восхода солнца.

Для себя, если не для других.

И как раз в это мгновение, не успел он еще ничего сказать в ответ, маленькая внутренняя дверца в Порфировом зале открылась без стука и, словно притянутый туда чем-то сверхъестественным, предопределенным в ночи, полной могущества и тайн, вошел высокий широкоплечий золотоволосый человек. Он пришел один.

Трижды возвышенный Леонт, ставший теперь наместником Джада — бога Солнца на земле, только что провозглашенный императором, благочестивый, как священник, пришел помолиться при свечах с солнечным диском в руке о душе своего предшественника, которая отправилась в путь. Он остановился на пороге и быстро взглянул на евнуха, которого ожидал увидеть, а потом на женщину, стоящую у возвышения, которую совсем не ожидал увидеть.

Гезий распростерся на полу.

Гизелла, царица антов, не последовала его примеру, по крайней мере — не сразу.

Сначала она улыбнулась. А затем сказала (по-прежнему стоя, дочь своего отца, храбрая и прямая, как клинок):

— Великий властитель, хвала Джаду, что ты пришел. Милосердие бога далеко превосходит наши заслуги. Я здесь для того, чтобы сказать тебе, что запад теперь твой, мой повелитель, как и пожизненная свобода от черного безбожного зла, свершившегося сегодня. Тебе стоит лишь сделать выбор.

И Леонт, который не был готов ни к чему подобному, после долгого молчания сказал:

— Объяснись, госпожа.

Она смотрела на него, не двигаясь, высокая и прекрасная, сверкающая, как бриллиант. Она сама — объяснение, подумал канцлер, храня полное молчание и почти не дыша.

Только тогда она все же опустилась на колени, очень грациозно, и прикоснулась лбом к полу в знак покорности. А затем, выпрямившись, но по-прежнему стоя на коленях перед императором с драгоценностями в волосах, на руках, на шее, всюду, — она объяснила.

Когда она закончила, Леонт долго молчал.

Его красивое лицо оставалось мрачным, когда он в конце концов посмотрел на канцлера и задал один вопрос:

— Ты согласен? Лекан Далейн не мог сам осуществить этот план со своего острова?

И Гезий, про себя сказав богу, что недостоин такой милости, ответил лишь, с видом спокойным и невозмутимым, как темная вода в безветренное утро:

— Да, мой великий господин. Наверняка не мог.

— И мы знаем, что Тетрий — трус и глупец.

На этот раз это не был вопрос. Ни канцлер, ни женщина не произнесли ни слова. Гезий дышал с трудом и пытался это скрыть. У него возникло ощущение, что в воздухе этой комнаты над пламенем свечей парят весы.