Розмари Горинг - Шотландия. Автобиография

• Название: Шотландия. Автобиография
• Автор: Розмари Горинг
• Издательство: Мидгард : Эксмо
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-41533-5

Шотландия всегда находилась в тени могущественной южной соседки Англии, в борьбе с которой на протяжении многих столетий страна пыталась отстоять собственную независимость. Это соседство, ставшее причиной бесчисленных кровопролитных сражений, определило весь ход шотландской истории. И даже сегодня битва продолжается — уже не вооруженная, а экономическая, политическая, спортивная.

Впрочем, борьбой с Англией история Шотландии вовсе не исчерпывается; в ней немало своеобычных ярких и трагических страниц, о которых и рассказывает автобиография этой удивительной страны, одновременно романтической и суровой, сдержанной и праздничной, печальной и веселой.

---

Мои надежды в первые несколько дней были на апелляционный суд, и я обратился к тюремным властям: дескать, хочу обжаловать приговор. Я продумал все очень тщательно, поскольку это было мой последний шанс, и я не собирался передавать свою судьбу в чужие руки. На сей раз, обращаясь в суд, я хотел сам говорить за себя…

В тюрьме заключенный должен попросить начальника, чтобы тот разрешил так называемые «апелляционные посещения». Это посещения сверх положенного, чтобы собрать свидетельские показания. Я пошел к начальнику блока и попросил, чтобы ко мне допустили мистера Дэвидсона. Я сказал, что хочу защищать себя сам, а посещение мне требуется, чтобы узнать кое-что поточнее. Он задумался, помешкал, а потом сказал, что даст ответ. Вот так. Я не сдержался. Разве он не понимает, что это значит для меня? Гнев затуманил мне глаза, и я нанес удар, от которого он свалился со стула на пол. Я схватил деревянную чернильницу, но на меня навалились сзади и оттащили в камеру по соседству. Я отломал деревяшку от книжной полки и стоял с ней в руке, пока начальника блока относили в лазарет. Они выждали некоторое время, чтобы я успокоился, а затем осторожно открыли дверь, причем явились целой толпой. Вертухаи сказали, что все в порядке и новых обвинений мне предъявлять не станут. Я ответил, что память у меня хорошая, а застрял я тут надолго, так что, если кто ко мне прикоснется хотя бы пальцем, я это запомню. Меня поместили в одиночку и оставили в покое, даже ничего не сломав.

Немного позже я услышал лязг тяжелого засова, и дверь распахнулась. Там стояла толпа в цветных комбинезонах, и мне велели раздеться. Я отказался, мол, если хотят драться, то какая разница? Мне сказали, что никто меня бить не будет, просто полиция затребовала мою одежду. Я обдумал это и решил, что они не врут, ведь их и так достаточно, чтобы избить меня и в одежде. Едва я разделся, как один ударил меня кулаком, а другой ногой. Я пытался защищаться, кричал, что они трусы и куски дерьма. Они не обращали внимания на мои крики, но в конце концов ушли, оставив меня в луже крови на полу. Есть кое-что бесконечно унизительное в том, что тебя ожесточенно избивают, когда ты голый. Нагота заставляет ощущать свою беспомощность; и даже при том, что я отбивался, мои удары словно не причиняли боли тем, кому доставались. Жуткое чувство бессилия. Я лежу на полу, разрываясь от ярости, ненавидя себя за то, что оказался последним глупцом и поверил вертухаям.

Быть осужденным пожизненно означает воспринимать тюрьму совершенно иначе, чем очутившись в ней на короткий срок. Этот опыт, связанный с нападением на начальника блока, показал, что я должен продумать все заново. Для меня было очевидно, что мой образ жизни должен измениться, чтобы я мог выжить в этих джунглях. Конечно, я потерял прежнюю жизнь, но не желание жить. Все мои чувства обострились, мысли разительно переменились. Мне впервые пришло в голову, что мой пожизненный приговор фактически начал действовать в тот день, когда я покинул материнскую утробу. Как ни странно, я нашел новую свободу, какой никогда не испытывал прежде; и это было важно для меня. Я решил, что буду теперь жить в соответствии со своими законами, наплевав на общество и его установления. Люди из этого общества называли меня «животным», «маньяком» и много кем еще. С того дня я полностью отказался от контактов с обществом, которое про себя называл «опасным большинством» и «новыми нацистами». Кто составляет общество?

Для меня это что-то вроде военизированной организации на балансе правительства, орава глупых и невежественных ублюдков, которым промывают мозги и которые принимают каждое слово власть предержащих как святую истину. С того времени мир перестал меня интересовать Я ненавидел всех и не доверял никому. Мне однозначно дали понять, что эти чувства взаимны; таким образом, все знали, как обстоят дела.

Трагедия «Айброкс», 2 января 1971 года «Глазго геральд»

Одна из самых страшных катастроф в современной шотландской истории произошла на стадионе «Айброкс» в Глазго незадолго до окончания традиционного новогоднего дерби между «Рейнджере» и «Селтиком». Когда зрители хлынули к выходам, лестница подломилась, и люди посыпались на тех, кто стоял ниже. Шестьдесят шесть человек погибли в давке. Как явствует из приводимого ниже репортажа, прошло некоторое время, прежде чем остальные зрители осознали, что, собственно, случилось.

В ложе прессы все комментировали, как хорошо ведет себя толпа, и думали, что гол «рейнджеров», сравнявших счет на последних секундах, обеспечил зрителей хорошим настроением, гарантируя, что никаких инцидентов не произойдет.

Тут на дальнем конце поля, в северо-восточном углу — сектор 13, — появились четверо или пятеро полицейских, которые всматривались в трибуну. Кто-то сказал: «Видимо, драка». Но это казалось необъяснимым, поскольку все мы ощущали благодушие толпы после волнительного финала игры.

Затем через поле, залитое светом прожекторов, донеслись крики и вопли. Двое из нас спешно кинулись по винтовой лесенке на трибуну. Мы проталкивались через довольных болельщиков, выскочили на площадку, проскочили через другой выход и помчались через утоптанную траву, по которой всего мгновениями ранее Колин Стейн послал мяч, сравняв счет.

Пустынное поле будило фантазии наподобие этой: «Вот, значит, каково играть на „Айброксе“». Мы до сих пор не догадывались о трагедии.

Даже когда мы достигли дальнего угла, все еще не было никаких признаков катастрофы. Только двоим или троим людям помогали спуститься с трибуны. И лишь когда полиция и медики побежали на трибуну, мы поняли, что произошло нечто страшное.

Установилась напряженная тишина, нарушаемая разве призывами нести носилки. Мы попробовали подняться на трибуну, но всякий раз возвращались, помогая покалеченным зрителям. В желающих помочь недостатка не было.

В конечном счете мы поднялись наверх, и нам открылся истинный ужас ситуации. Полдюжина безжизненных тел на трибуне. Спасатели спотыкались о мертвых и раненых, вынося все новые и новые жертвы.

Клин пустоты возник на длинном и крутом лестничном пролете, что вел к выходу на Кэйрнли-драйв. Там виднелись искореженные стальные конструкции. Они деформировались под тяжестью рухнувших на них человеческих тел.

Повсюду на ступеньках валялась обувь, сорванная с ног в давке. Дальше ступени были усеяны стонущими людьми. Мы помогли еще одному раненому спуститься с трибуны. Тут появился сэр Дональд Лиддл, лорд-провост, который смотрел игру из ложи почетных гостей. Он поднялся наверх и подошел к обвалившейся лестнице, пытаясь успокоить раненых. Он опустился на колени рядом с человеком, которому под голову в качестве подушки подсунули несколько пивных банок, а сверху набросили куртки и пальто. Этот человек был мертв. Лорд-провост уезжал со стадиона в слезах.

На ступенях командовал сэр Джеймс Робертсон, начальник полиции. Тела были повсюду. Один человек, накрытый курткой с головой, все еще лежал на полпути вниз. Стояла почти полная, потрясенная тишина. Изредка раздавался звон монет, которые выпадали из карманов жертв, когда тех поднимали.

На поле вереница носилок с телами протянулась от углового флажка до стойки ворот. Санитарные и патрульные машины, сверкая огнями, сновали по беговой дорожке. Мистер Уильям Уодделл, тренер «рейнджеров», и мистер Уильям Торнтон, его помощник, вместе с мистером Джоком Стейном, тренером «Селтика», направляли людей с носилками в раздевалки команд, где развернули временные травмопункты.

Полицейские, врачи и санитары работали отчаянно, увы, зачастую тщетно, стараясь вернуть пострадавших к жизни.

Два часа спустя в секторе 13 остались только чиновники; одну молодую медсестру увели в слезах. Она все повторяла: «Господи, я ничего не могу сделать».

Забастовка на верфях Верхнего Клайдсайда, 18 августа 1971 года Джимми Рейд

Летом 1971 года и в следующем году верфи Глазго, некогда гордость шотландской промышленности, столкнулись с необходимостью массовых сокращений персонала. Рабочие отказались покидать предприятие. В тот день, когда они объявили об этом, Джимми Рейд, уполномоченный профсоюза, решительно заявил своим сподвижникам: «Никакого хулиганства, никакого вандализма, никакого пьянства; весь мир смотрит на нас». В ближайшие месяцы Рейду предстояло сыграть ведущую роль в защите верфей, хотя в конечном счете все усилия оказались напрасными. Ниже цитируется речь, которую он произнес в Глазго перед 30 000 рабочих, через восемь недель после начала забастовки.

Сегодня говорит Шотландия. Не Шотландия Эдварда Хита, Гордона Кэмпбелла, сэра Алека Дугласа Хоума, прочих лэрдов и их лакеев. Они никогда не представляли Шотландию, настоящую Шотландию, Шотландию рабочих. Никакой титул, никакой ранг, никакая почесть не сравнятся с привилегией принадлежать к шотландскому рабочему классу.