Дмитрий Карманов - Я всемогущий

• Название: Я всемогущий
• Автор: Дмитрий Карманов
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-904919-50-4

Однажды он понимает, что умеет управлять вероятностями. Он способен остаться невредимым в авиакатастрофе. Он может сделать состояние на продаже снега. Ему достаточно пожелать — и президент называет его своим преемником. Террористы сдаются ему без боя, а Папа Римский становится ярым проповедником его идей.

И тогда у него остаётся лишь один достойный противник…

---

Сразу же вспомнились рассказы знакомых парашютистов о необычайном, волнующем ощущении свободного полёта. Я мысленно выругался. Какой, к чертям собачьим, полёт, какая там лёгкость или парение! Я чувствовал, каждой клеточкой тела чувствовал, что не лечу, а падаю — в прямом смысле, — падаю, вывалившись из самолёта. Воздух бил в лицо тугим холодным потоком, но казалось, что лёгким его не хватает. Я приоткрыл рот и стал делать глубокие вдохи.

Ледяной молнией по позвоночнику пробежала мысль, что купол до сих пор не раскрылся — а я продолжаю падать. И тут же раздался негромкий хлопок, лямки напряглись, и сверху — я задрал голову — расцвёл оранжевый кружок, показавшийся совсем маленьким.

И стало тихо. Тихо и холодно. Пальцы окоченели, а нос щипало, как на морозе. Я попытался разглядеть местность внизу. Земля была располосована на зелёные и коричневые прямоугольники. По правую руку виднелись строения, правда, достаточно далеко. Во все остальные стороны тянулись поля, кое-где перемежаемые полосками деревьев или кустов.

Пока я крутил головой, отыскивая, куда направиться после посадки, земля стала приближаться пугающе быстро. На мгновение я даже подумал, что не лечу на парашюте, а падаю. Пытаясь смягчить удар, я поджал ноги.

При посадке я запутался в стропах, неуклюже перевернулся, больно ударившись ягодицами, и оказался лежащим навзничь на липком от дождя поле, лоснившемся глинистыми пластами вспаханной земли.

Какое-то время я не двигался, постепенно осознавая, что подо мной твёрдая почва, а я — спасся. Спасся взаправду, на самом деле.

Было холодно и мокро, и это подвигло меня действовать. Я освободился от объятий оранжевой амёбы, в которую превратился спасший меня парашют. Поднялся на ноги и огляделся, непроизвольно пытаясь отыскать место падения самолёта. Насколько хватало глаз, вокруг были одни лишь поля. Обзор затрудняли холмы, однако во все стороны вплоть до горизонта не было видно никаких следов крушения — ни пожара, ни дыма. И тихо, лишь посвистывал ветер.

Может, самолёт всё-таки не упал, а сумел дотянуть до аэродрома и приземлиться? В этом случае мой головокружительный прыжок был напрасным.

И тут меня накрыло. Господи, да это же всё происходит на самом деле! Ещё несколько часов назад я ехал в такси по знакомому утреннему Петербургу, отправляясь в банальную командировку. И вдруг я выпрыгиваю — подумать только! — выпрыгиваю с парашютом из гибнущего самолёта и оказываюсь в грязи посреди вспаханного поля, даже приблизительно не понимая, где нахожусь.

Меня затрясло — то ли от пережитого, то ли от холода. Нужно идти.

Но куда идти? Где я? Перевернувшись при приземлении, я потерял ориентацию в пространстве и уже не понимал, в какой стороне были увиденные сверху дома.

Брюки и свитер испачкались в глине. Я скосил глаза вниз. Капли грязи, устилавшие ворот нежно-голубой рубашки, выглядывающей из-под свитера, делали мой вид ещё более жалким. Я ощупал ушибленный зад. Бумажник в заднем кармане брюк остался при мне, паспорт под свитером — тоже.

Надо уже двигаться, хоть куда-нибудь. Я решил взобраться на вершину небольшого холма и сориентироваться уже там.

Мгновенно обнаружилось, что ходить в городской обуви по глинистому, разбухшему от влаги полю — весьма нетривиальное занятие. После каждого шага туфлю, застрявшую в почве, приходилось вытаскивать чуть ли не вручную. Я хотел разуться и пойти босиком, однако земля оказалась слишком холодна для подобных прогулок, да и ощущение вязкой грязи, ползающей между пальцами ног, было не самым приятным.

Добравшись таки до вершины возвышенности, я, к своему сожалению, так и не обнаружил никаких строений. Тем не менее с холма был виден край поля и дорога за ним.

Путь до этой дороги занял у меня не менее получаса; за это время я с ног до головы перемазался в грязи и проклял всё на свете, включая авиационную промышленность и сельское хозяйство. Дойдя до края поля, я увидел глубокую колею в грунте. Идти по ней было немногим легче, чем по вспаханному полю.

Я наугад выбрал направление. Противно крича, в небе кружились вороны, дождь то начинал накрапывать, то прекращал, а я механически месил туфлями комья грязи, передвигаясь с черепашьей скоростью и тупо, в такт шагам, пережёвывал в голове слова привязавшейся популярной песенки.

Казалось, что на целой планете, сплошь покрытой вязкой глиной, я остался один.

Когда откуда-то спереди донёсся слабый шум проезжающей машины, я чуть не заплакал от радости. Автомобиль, впрочем, так и не показался, зато я вскоре добрался до трассы.

Впрочем, «трасса» — это слишком громкое название для ещё одной грунтовой дороги, бывшей, однако, гораздо шире той колеи, по которой я пришёл. Более того, по этой трассе изредка проезжали в одну и ту же сторону большие груженые КамАЗы, водители которых не желали останавливаться и подбирать меня, несмотря на мои умоляющие жесты. Они знаками показывали, что им запрещено брать попутчиков.

Отчаявшись остановить хоть кого-нибудь, я сел на корточки на обочине и застыл в каком-то тупом оцепенении…

— Так почему ты просто не позвонил по мобильному телефону? — спросила Катя, расчёсывая волосы.

— Я пытался. Но телефон там не брал никакую сеть. Да и потом, куда бы я позвонил?

Катя улыбнулась:

— Набрал бы случайный номер. И чудом попал бы на меня…

На дороге показалась очередная машина — на этот раз не грузовик, а новенькая белая «Нива». Я воспрял духом, вскочил и отчаянно замахал. Машина остановилась.

— Довезёте? — выдохнул я, открыв дверцу.

За рулём сидел мужчина лет сорока, судя по одежде, возвращавшийся с рыбалки.

— Довезу, — просто ответил он.

Я забрался в вымытый салон, испытывая мучительную неловкость за комья грязи, сыпавшиеся с одежды и обуви. Водитель, казалось, не заметил этого.

— А куда довезёте? — спросил я, когда машина уже тронулась в путь.

— До Мурома довезу. А тебе куда надо?

— Вообще-то, в Самару.

Я почувствовал его удивлённый взгляд.

— Нет, брат, до Самары ты как-нибудь сам.

«Нива» с задорным упорством преодолевала все неровности дороги, а водитель смотрел вперёд, не особенно заморачивая себя беседой со случайным пассажиром.

И к лучшему. На разговоры меня сейчас, пожалуй, не хватило бы. Я прикрыл глаза, радуясь, что не нужно куда-то ползти, идти или карабкаться. Только ждать.

Я никогда не прыгал с парашютом. Ни разу в жизни. Как-то не довелось. Иногда и подумывалось, что неплохо бы испытать такой полёт, но какие-то иные дела оказывались важнее. Кроме того, я считал, что прыжок с парашютом — это непросто. Нужно проходить долгие инструктажи, знать, что и когда делать, как управлять спуском и как дёргать за кольцо.

Мой же реальный прыжок, произошедший всего пару часов назад, оказался неправдоподобно лёгким. Не зная ничего, я удачно выпрыгнул из «тушки». Хотя раньше мне не доводилось слышать, чтобы кто-то прыгал из больших пассажирских самолётов. Приземлился я тоже благополучно.

Слишком просто всё сложилось. Так не бывает. Наверное.

Я мысленно открутил в памяти сегодняшний день до той минуты, когда заговорил с бортпроводником в самолёте. Возбуждённый до предела, я тогда не придал особого значения одной его фразе. Но она меня задела. Он сказал, что парашюты не предусмотрены — но сразу же после этого вытащил для меня этот самый непредусмотренный парашют. И было что-то в голосе этого человека, в его взгляде. Неуловимо… неправильное.

Да и вообще всё это теперь, при здравом размышлении, казалось нереальным. Спокойный бортпроводник, который вместо того, чтобы усадить нервного пассажира на место, ведёт с ним беседу — это уже само по себе странно. Но полная нелепица — то, что бортпроводник просто так, за здорово живёшь, отдаёт мне парашют, рассказывает, как им пользоваться, и открывает люк. С какой стати он отдал средство спасения именно мне? Не сам им воспользовался, не женщину какую-нибудь или ребёнка спас, а меня?

Я покрутил мысль так и этак, но ни к чему не пришёл. В машине было тепло, и я постепенно согрелся и успокоился.

Дверь. Ты понимаешь, откуда-то знаешь, что не все двери стоит отворять. Но дверь манит. Манит возможностью открыть, увидеть, что там, за ней. Она как яркая обёртка подарка — и тебе не терпится её сорвать, раскрыть, обнажить содержимое.

На этот раз за дверью была просторная институтская аудитория с полукруглым амфитеатром, обнимающим маленькую площадку для преподавателя. Внизу стояли стол и стул рядом с коричневой доской, белёсой от следов мела.

Пусто и гулко. Я поднялся на верхний ряд и сел за крайнюю парту. Наверху было забавно — потолок казался совсем близким, и создавалось ощущение, что ты как будто висишь над аудиторией. Из окон лился грязноватый свет. Там, на улице, было лето, вовсю летел тополиный пух.