Нил Аду - Подумать только

• Название: Подумать только
• Автор: Нил Аду
• Жанр: Юмористическая фантастика

---

Нил Аду Подумать только

Сейчас этого еще не видно, но Пирр уже никогда не будет таким, каким был до того, как ты сюда явился.

Гарри Гаррисон «Неукротимая планета»

Карамельно-прозрачное море время от времени посылало к песчаному пляжу игрушечную, кокетливо кудрявившуюся пеной волну, но и та, лениво прокатившись вдоль бухты, разглаживалась задолго до берега. Матово-белое, яркое, но не обжигающее солнце, отвисев положенный срок в зените, устало скатывалось к горизонту. Лёгкий бриз, в полдень спасавший от жары, теперь осознал свою ненужность и тоже успокоился. Тишину летнего вечера нарушала лишь негромкая, заунывная, чем-то неуловимо похожая на родную, русскую, и оттого приятная песня, доносившаяся из рыбацкой деревушки, что располагалась рядом с базой. Или правильнее было бы сказать, что это база располагалась рядом с деревней? Ведь рыбаки жили здесь всегда, а учёные прилетели чуть больше месяца назад.

А могли же — подумать только! — и вовсе пролететь мимо. Многие до сих пор не верили собственному везению. Бывает же такое — после шести лет бесплодных поисков, после десятков мёртвых, не приспособленных для жизни планет, уже возвращаясь домой, вдруг наткнуться на обитаемый мир, населённый человекоподобными разумными существами. Да не просто подобными, а тождественными, вплоть до хромосомного набора. А уж в каком райском уголке они обитали! Тяготение чуть меньше земного, содержание кислорода — на полпроцента больше нормы, ни одного опасного для человека вида микроорганизмов, да ещё и климат идеальный. Не в общем и целом, а постоянно, каждый день. Вчера, сегодня, завтра — всегда одно и то же: ленивый прибой, ласковое солнце и освежающий ветерок.

Затевать серьёзный разговор в такой идиллической обстановке Николаю Скопинцеву не очень хотелось. Шторм или тропический ливень подошли бы для него гораздо лучше. Но здесь, на Эгипане, похоже, попросту не бывает плохой погоды, а поговорить с начальником экспедиции следовало уже давно.

Собственно, он и пытался, и не раз, но днём профессор Боухилл неизменно оказывался занят, а после ужина Николая так же, как и всех остальных, накрывала сонная умиротворённость, связывающая язык, смягчающая резкость слов и уводящая разговор в сторону, на обсуждение частных, второстепенных вопросов. Поэтому сегодня он начал с самого главного, опасаясь, что опять не решится испортить старшему товарищу приятный вечер. И у него получилось высказаться до конца, не сбиваясь и не миндальничая, но при этом пришлось пожертвовать некоторыми промежуточными рассуждениями, и кажется, профессора его пламенная речь не проняла, не впечатлила. Хорошо хоть задуматься заставила.

— И всё-таки я не понимаю вашей логики, Скоп! — Боухилл, наклонился, нелепо отставив в сторону негнущуюся левую ногу, и подобрал с песка причудливо завитую перламутровую раковину. — Возможно, мы и в самом деле не заслужили такой сказочной, невероятной удачи. Но ведь это ещё не повод отказываться от исследований, не воспользоваться предоставленным нам шансом. Иначе зачем мы вообще сюда прилетали?

— Да пользуйтесь, ради бога, Керк! — Николай раздражённо пнул ногой ковыляющего к воде краба. — Я всё равно не могу вам этого запретить, не имею права. Но и промолчать тоже не могу. Как начальник технической службы я требую ограничить общение с аборигенами до необходимого минимума.

Скопинцев поморщился, ощутив привычный кислый привкус только что произнесённых фальшивых слов. Вообще-то он с некоторых пор исполняет обязанности капитана звездолёта «Кастор». Но это в космосе. А в полевых условиях — при высадке на планету — отвечает за исправность техники, обеспечивающей безопасность корабля и экипажа. Точнее, уже и не экипажа, а персонала экспедиции. И сам он из капитана превращается в начальника технической службы, подчиняющегося руководителю научного отдела, то есть, тому же профессору. Почему-то составители регламента постеснялись сказать прямо: «начальника службы безопасности». Как будто есть в таком названии нечто постыдное. Как будто на самом деле может быть что-то важнее жизни и здоровья людей и готовности корабля к дальнейшему полёту.

За корабль Николай особо и не волновался — его надёжно стережёт автоматика. А вот люди… Как прикажете их охранять, если аборигены наведываются на территорию базы, как к себе домой, и проф даже распорядился отключить защитный периметр, чтобы случайно не напугать какого-нибудь неожиданного посетителя?

И ладно бы на базе находились только учёные, непосредственно занятые в исследованиях, те, без кого здесь никак не обойтись. Но постепенно сюда переселился весь экипаж корабля. Да, понять ребят можно — после стольких месяцев заточения в замкнутом пространстве появилась возможность побродить босиком по настоящей траве, искупаться в настоящем море, поваляться на настоящем пляжу. Да на здоровье — только знайте меру. Пару дней отдохнули на курорте — и возвращайтесь на корабль. Но ведь никого теперь и палкой туда не загонишь! Все пытаются выпросить у профа какое-нибудь задание — хоть на рыбалку с местными отправиться, хоть горшки им помогать лепить, лишь бы на базе задержаться.

— Помилуйте, Скоп, как я могу ограничить контакты, если нам достался такой богатый материал? — продолжал оправдываться Боухилл. — Мы не выполнили пока и половины запланированных работ. А если бы не добровольная помощь технического персонала, нам и бы и вовсе нечем было похвастаться. И давайте уж на чистоту — я не понимаю, чем вам не угодили автохтоны? Они же такие безобидные, гостеприимные, миролюбивые.

— Да не верю я в их миролюбие! — взорвался Николай. — С чего им быть гостеприимными? Чужаков либо уничтожают сразу, либо выгадывают подходящий момент, чтобы с ними расправиться. Это закон природы. А мы не просто не ждём нападения, мы его ещё и провоцируем.

— Какой-то у вас варварский взгляд на мир, Скоп! — покачал седой головой профессор.

Не понимает. Не хочет понять. Быстро же он позабыл, как заработал себе эту седину, и отчего не сгибается его нога. Позабыл и плюющиеся кислотой гейзеры Несса, и чудовищные приливы Харибды, и вызывающие ужасную головную боль магнитные бури Алкида. И первого капитана «Кастора» — Мацея Курковски — тоже, наверное, давно не вспоминал. А ведь тот тоже лишь смеялся, когда Скопинцев говорил ему о враждебности космоса к человеку. Так и умер с улыбкой на лице, не успев даже осознать грозившую ему опасность. И не он один, между прочим. В экипаже было восемьдесят два человека, осталось — шестьдесят шесть. Сколько ещё нужно смертей, чтобы люди приучились к элементарной осторожности?

— Лучше быть живым варваром, чем мёртвым профессором, Керк! — не удержался от колкости Николай. Но тут же спохватился: — Хотя лично я предпочёл бы, чтобы профессор тоже остался в живых. Но если вы меня не послушаете, я ни за что не ручаюсь.

Однако его великодушие не произвело на Боухилла никакого впечатления.

— Поймите же, я не могу пожертвовать интересами науки ради ваших необоснованных подозрений, — затянул учёный старую песню.

— А я не могу жертвовать жизнью людей, ради ваших научных амбиций, — жёстко ответил Николай. — Завтра же на планёрке потребую восстановить защитный периметр и ввести круглосуточное патрулирование.

— Вы с ума сошли, Скоп! — Профессор взвизгнул так, что даже певцы на мгновение приумолкли. — Вы же так замедлите нам работы вдвое, если не второе. Нет, я не допущу этого!

— Посмотрим, — процедил сквозь зубы Николай. — И вот ещё что — раз уж вы не варвар, потрудитесь впредь выговаривать мою фамилию полностью.

Жаль, что поблизости не нашлось ни одной двери. Скопинцев сейчас с удовольствием бы ею хлопнул.

В деревне опять пели. На этот раз что-то бодрое, развесёлое, немного даже насмешливое. И ведь действительно, было над чем посмеяться.

На планёрке Скопинцева всё-таки выслушали, но так, как врач обычно слушает больного. И диагноз тут же поставили — паранойя. Не в укор ему, с пониманием и сочувствием. Ясное дело — устал человек, переволновался. И все устали. Но ничего не поделаешь, надо терпеть, работать. Недолго уже осталось. Николай прицепился к этому «недолго», сказал, что они даже не представляют насколько недолго, и напомнил о своей ответственности за жизнь экипажа. Но добился только того, что Боухилл предложил этот груз ответственности временно, до отлёта, с него снять, освободить от занимаемой должности. На том и порешили. И разошлись по своим неотложным, жутко важным делам. А Скопинцев остался стоять посреди складской площадки, как оплёванный, в мучительных раздумьях: что же он опять не так сказал, почему его снова не поняли?

— Вы очень хорошо говорили, капитан! — Лингвист Эспиноса словно подслушал его мысли. — Эмоционально, ярко, убеждённо. А вот время выбрали неудачно. Если бы вы прочли свой апокалипсис вечером, уверяю вас — многим этой ночью снились бы кошмары. А сейчас — нет, не подействует. Люди слишком увлечены работой, чтобы думать о чём-то ещё.