Наталья Александрова - Козел и бумажная капуста

• Название: Козел и бумажная капуста
• Автор: Наталья Александрова
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Иронический детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-05252-6

Анна сидела, тупо уставившись на труп. Она совершенно ничего не понимала. Кто мог убить Пашку в ее квартире, ее кухонным ножом? Конечно, только она. Если даже сама Анна не находила более подходящей кандидатуры в подозреваемые, то что говорить о милиции? Но ведь Аня не убивала этого мерзавца, хотя сегодня она так была зла на Пашку, что просто пришибить его хотелось!.. Так, может, она его и прикончила в помрачении сознания? Но нет, Анна не сошла с ума и прекрасно все помнит. Когда она уходила за сигаретами, Павел был живехонек. А когда вернулась — он уже лежал без признаков жизни в луже собственной крови... Аню передернуло. И тут в ночи раздался оглушительный звонок в дверь…

Ранее повесть «Козел и бумажная капуста» выходила под названием «Чокнутая муза»

---

— Именно это я и хочу выяснить — что могло быть у вашей тети настолько ценное или настолько важное, чтобы из-за этого ее могли убить? И вы могли бы помочь нам. Может быть, в вашей семье хранились какие-то художественные ценности?

— Ничего такого я не знаю, — сухо ответила женщина.

— Но ведь вы же не хотите, чтобы убийца вашей тети остался безнаказанным?

— Естественно, не хочу! — возмутилась Елена Вячеславовна. — Но никаких особенных ценностей у нас в семье не было. Тетя Лида жила очень бедно. До революции, конечно, кое-что было, дед тети Лиды Федор Алексеевич Скавронский был богатый хлеботорговец, но он разорился, а то, что осталось, пропало в двадцатые годы. А уже самые последние крохи продали в блокаду, обменивали на хлеб. Тем только и выжили...

Я, конечно, знаю об этом лишь с маминых и тетиных слов, — уточнила Елена Вячеславовна, чтобы мы, не дай бог, не подумали, что она так стара.

— Значит, от прежних богатств совершенно ничего не осталось? — протянул Овечкин, задумчиво рассматривая вышитую подушечку для иголок.

— Ничего, — твердо ответила женщина, — тетя жила очень бедно. Да и у нас... обстоятельства неважные, если бы что-нибудь осталось, тетя постаралась бы помочь...

— Понятно, — кивнул Овечкин, не дослушав фразу, — ладно, не буду вас утомлять. Слава! — окликнул он Быкова, хозяйничавшего на кухне. — У тебя там все?

Ответить коллеге Быков не успел, потому что в дверь квартиры позвонили.

Быков, как коршун, бросился к дверям, застыл сбоку от входа с пистолетом в руке и страшным шепотом приказал мне:

— Откройте дверь!

Я посмотрела на него, как на идиота, и только что не повертела пальцем у виска. Спокойно открыла входную дверь. Как я и ожидала, на пороге стоял Вадим.

— Вадим, не пугайся, — поторопилась я предупредить его, и тут же из-за моей спины выскочил капитан Быков с яростным криком:

— Стоять на месте! Руки вверх! Милиция! Немедленно предъявить документы!

— Это капитан Быков, — представила я милиционера, — я предупреждала тебя, не пугайся. Он немножко нервный.

— Так что мне все-таки делать? — удивленно спросил Вадим. — Поднять руки или предъявить вам документы? Одновременно сделать то и другое я не смогу.

— Не разговаривать! — рявкнул Быков. — Кто вы такой?

— Это доктор Романов, — пояснила я, — про которого я вам говорила. Он лечащий врач Елены Вячеславовны.

— Что же тогда он молчит? — Быков сбавил тон и убрал пистолет, но выглядел чрезвычайно сурово.

— Потому что вы сами ему только что приказали не разговаривать, — ответила я за Вадима, который в полном изумлении смотрел на истеричного капитана.

— Слава, опять ты перегибаешь, — в коридоре появился Овечкин, — вот ведь какие дела, доктор... да вы проходите. Что вы на пороге остановились... Мы тут с вашей пациенткой разговариваем...

— Да меня ваш коллега так темпераментно встретил, — Вадим опасливо покосился на капитана Быкова и прошел в квартиру, а я захлопнула за ним дверь. — Только я очень прошу вас, будьте осторожны с Еленой Вячеславовной, у нее больное сердце, ей нельзя волноваться...

— Документы предъявите! — вклинился в разговор Быков, по-прежнему с недоверием взиравший на Вадима.

— Да ради бога! Водительские права вас устроят?

Вадим протянул суровому капитану документ. Быков посмотрел на права, отдал их хозяину и недовольно пробурчал:

— Лучше бы паспорт. В правах прописка не указана.

— Вот паспорта, извините, с собой не ношу, — Вадим развел руками, — вдруг потеряю? А потом восстанавливать очень хлопотно, вы знаете, как ваши коллеги работают?

— Ну ладно, Слава, — Овечкин потеснил своего коллегу к дверям, — доктору нужно заняться своей пациенткой. Пойдем, пожалуй. Я в комнате все вещи осмотрел...

Быков явно был недоволен тем, что не смог разоблачить преступный заговор, но тем не менее сделал под конец лицо сурового следователя и проговорил сквозь зубы, повернувшись в мою сторону, но упорно не глядя в глаза:

— А с вами, Соколова, мы еще встретимся. Мне положительно не нравится, что вы постоянно оказываетесь у нас на пути. Положительно не нравится!

Дверь за двумя капитанами захлопнулась, Вадим подсел к Елене Вячеславовне, осторожно обломил верхушку ампулы и подготовил шприц для инъекции.

Я ходила по комнате, разглядывая в беспорядке разбросанные вещи. Как у всякой старушки, у покойной Скавронской накопилась прорва совершенно ненужного хлама, который ей было просто жалко или недосуг выкинуть.

Теперь новые хозяева квартиры быстро решат эту проблему, и большая часть старушкиных вещей отправится на помойку.

На стенах комнаты были развешаны выцветшие фотографии в скромных деревянных и картонных рамочках — коричневатые дореволюционные снимки, на которых все люди выглядели удивительно значительными и интересными.

Больше всего было парных семейных фотографий — внушительный бородатый мужчина сидит в глубоком кресле, рядом стройная дама в шляпке с вуалью...

Были здесь и блеклые, выгоревшие предвоенные фотографии — мужчины почти наголо обриты, с торчащими ушами, в грубых толстовках или гимнастерках с кубиками в петлицах, женщины с короткими спортивными стрижками...

Тени прошлых лет, осколки минувшей жизни, от которой не осталось уже ничего.

Среди этих фотографий висел на стене большой красивый документ на дорогой гладкой бумаге с золотым тиснением и гравированным изображением мчащихся по белому полю борзых.

Я из любопытства прочла сделанную от руки каллиграфическим почерком надпись:

«Удостоверяется сим происхождение чистопородной суки именем Элеонора Дузе, породою швейцарский сенбернар, происходящей от родителей:

Отец — кобель Вольфганг фон Ротгаузен.

Мать — сука Амелия Людендорф.

Заверено в канцелярии Императорского общества собаководов...»

Ниже стояла дата и размашистая подпись какого-то главного дореволюционного собаковода.

«Интересно, — подумала я, — почему у покойной старушки собачий сертификат висел на видном месте среди фотографий предков и родственников? Конечно, занятный документ, но все же...»

— Я вижу, вы заинтересовались Норочкиным дипломом? — послышался голос Елены Вячеславовны.

Я обернулась. Женщина заметно порозовела, в глазах ее появился живой блеск. Вадим сидел рядом с ней, держа двумя пальцами запястье и вслушиваясь в ее пульс.

— Норочки? — удивленно переспросила я. — Какой Норочки?

— Это собака, полное имя ее — Элеонора Дузе, но сокращенно ее звали Норой, Норочкой. В нашей семье о ней ходили настоящие легенды, она была просто членом семьи.

— Но ведь это было очень давно.

— Конечно. В самом начале двадцатого века... Я обязательно вам расскажу...

— Подождите, Елена Вячеславовна, — прервал ее Вадим, — я плохо слышу тоны...

Женщина замолчала, и на несколько минут в комнате наступила полная тишина.

Наконец Вадим встал и сказал с явным облегчением:

— Ну, теперь опасность миновала. Минут через десять вы уже сможете встать. Я отвезу вас домой на машине, но сегодня вы обязательно должны полежать. Обещайте мне, что ни в коем случае не станете сегодня никуда выходить и отдохнете.

— Да, я постараюсь, — ответила женщина, пряча глаза.

— Не постараетесь, а в точности выполните мое предписание! — строго проговорил Вадим. — Ваш муж должен наконец понять, что вы серьезно больны, и взять на себя большую часть домашних дел!

— Но он совершенно ничего не умеет...

— Пора бы уже и научиться — как-никак взрослый и даже немолодой человек, отец двоих детей, между прочим...

— Но он такой беспомощный, такой неприспособленный... — тихо проговорила женщина.