Анатолий Черняев - Г. В. Флоровский как философ и историк русской мысли

• Название: Г. В. Флоровский как философ и историк русской мысли
• Автор: Анатолий Черняев
• Издательство: ИФРАН
• Жанр: Религия
• Год: 2009
• ISBN: ISBN 978–5-9540–0156–3

Монография посвящена рассмотрению интеллектуальной деятельности видного мыслителя и ученого послеоктябрьского русского зарубежья Г. В. Флоровского (1893–1979). На основе комплексного анализа с привлечением эпистолярных материалов реконструирован жизненный и творческий путь Флоровского, показана его роль в общественной жизни русской эмиграции. Особое внимание уделено трудам Флоровского по истории русской мысли, раскрыта их методологическая база и оригинальность.

---

Возможно, Флоровский преувеличивал степень этой свободы или добросовестно заблуждался по этому поводу, не отдавал себе отчета в реальном положении вещей, принимал желаемое за действительное. Возможно, он, наоборот, изначально осознавал свое несоответствие той тенденции, которую разделяли остальные евразийцы, но надеялся ее переломить и даже занять лидерскую позицию в движении, добившись его переориентации в соответствии с собственной программой, о чем красноречиво говорят его письма Трубецкому и Сувчинскому. Скорее всего, доля истины есть в обеих версиях, и Флоровский просто до последнего момента питал иллюзию, что сможет наставить своих товарищей на «путь истинный».

В конце концов, для Флоровского, многообещающая университетская карьера которого оборвалась в связи с эмиграцией (где он два года не мог найти себе достойного применения), участие в успешном идеологическом проекте, дававшее возможность печататься во влиятельных изданиях, зарабатывать себе имя и аудиторию, а также деньги, само по себе должно было значить немало. Фактически в софийский период жизни Флоровский как автор находился в зависимости от евразийцев, контролировавших тогда значительную часть издательских ресурсов русской эмиграции. Сувчинский был директором–распорядителем Российско- Болгарского книгоиздательства (где Флоровский сначала подрабатывал корректором, а затем публиковался в составе первых евразийских сборников), а Савицкий, по поручению П. Б. Струве, на первых порах координировал выпуск возрожденного журнала «Русская мысль», где Флоровский также публиковался[81].

Поэтому он не мог не дорожить своим сотрудничеством с евразийцами, а когда оно прервалось, приложил усилия для его возобновления, попытавшись заодно скорректировать евразийскую доктрину. «И сколько бы с Вами мы ни расходились по "принципиальным" вопросам, я твердо чувствую: мы всегда останемся в одном лагере»[82], — заверял Флоровский Трубецкого. По–видимому, последней его попыткой солидаризироваться и восстановить связь с евразийцами стала статья «Окамененное бесчувствие», опубликованная в журнале «Путь» в 1926 г., т. е. спустя почти три года после попытки «возвращения» в евразийство в 1923 г.

Эта статья интересна тем, что в ней Флоровский стремится максимально попасть «в струю» евразийских идей и прямо причисляет себя к евразийцам: «мы, "евразийцы"»[83]. Впоследствии Блейн, ссылаясь на самого Флоровского, создал версию, что изначально статья была написана в третьем лице, а все высказывания в первом лице — это результат бесцеремонной редакторской правки, однако, как наглядно показал Н. К. Гаврюшин, эта версия малоубедительна[84]. Статья «Окамененное бесчувствие», а также переписка с Трубецким и Сувчинским опровергают позднейшее утверждение Флоровского, что его «окончательный» разрыв с евразийцами произошел в августе 1923 г.[85] Он на протяжении еще нескольких лет предпринимал попытки вернуться, притом что de facto перестал быть реальным участником движения значительно раньше.

Судя по всему, объективно Флоровский мог иметь значение как некая весомая фигура в евразийском кружке только в период его зарождения и подготовки сборника «Исход к Востоку» (1921), где были опубликованы сразу три его статьи: «Разрывы и связи», «Хитрость разума», «О народах не–исторических». Однако Флоровский психологически был неспособен к работе «в команде», у него почти отсутствовали такие качества, как дипломатичность, умение взаимодействовать с другими и способность с успехом отстаивать свою позицию, хотя лидерские амбиции, безусловно, присутствовали. Поэтому неудивительно, что после «Исхода к Востоку» он быстро утратил какое‑либо реальное влияние на принятие решений в евразийском сообществе. Дополнительно этому могло способствовать и то, что вскоре Трубецкой и Сувчинский территориально оказались вдалеке. Правда, после переезда в Прагу в конце 1921 г. Флоровский жил в одном городе с Савицким, с которым они были женаты на сестрах, однако, несмотря на это (или же наоборот?), между ними сложились конфликтные отношения. Можно предположить, что в 1922–1923 гг. евразийцы в некотором смысле просто использовали Флоровского как философа и религиозного мыслителя, продуцирующего созвучные им идеи, но эта роль вовсе не предусматривала равноправный с ними и «незаменимый» статус. Известно, что уже в 1923 г., когда Флоровский добивался «restitution in integrum» в евразийстве, сами евразийцы активно занимались поисками кандидатуры другого интеллектуала, ответственного за философско–богословскую составляющую евразийской идеологии. В качестве новых кандидатов на данную роль рассматривались, в частности, П. И.Новгородцев[86], А. В.Карташев, И. А.Ильин и Л. П. Карсавин, который и стал в итоге «преемником» Флоровского[87].

Что давало евразийство самому Флоровскому кроме внешних преимуществ — союза с влиятельными идеологами, возможности публиковаться? Изложенная в письме Иваску мотивация его участия в этом проекте, который воспринимался Флоровским как очередная «лига русской культуры», представляется вполне правдоподобной. «Ударение на темы русской культуры» было естественно для оказавшихся на чужбине русских эмигрантов, ищущих объединяющую идею и основу сохранения духовной идентичности. Очевидно, изначально это и была некая idefix в сообществе будущих евразийцев, которые, однако, разошлись в ее интерпретации.

Для всех них, а для Флоровского в особенности, первоначально эта идея была тесно связана с идеей религиозной, с православием как неким духовным наполнением русской истории и культуры. В свою очередь, сама по себе драматичная обстановка эмиграции не могла не способствовать значительному усилению религиозных настроений. Таким образом, у Флоровского было достаточно стимулов для возврата к религиозной тематике и возобновлению переживания своей религиозной миссии, к пафосу религиозного учительства, который на глазах возрастал от одной его статьи к другой в 1920–е гг.

Однако в данном вопросе движение мысли Флоровского и евразийского триумвирата оказалось разнонаправленным. Подход евразийцев к религии можно назвать культурологическим, для них она была по сути дела функцией культурного, исторического, географического факторов, что вскоре привело к таким курьезам, как концепция «потенциального православия». Флоровский же твердо усвоил противоположный взгляд — по крайней мере еще с 1914 г., когда рецензировал работу Глубоковского «Православие по его существу» и подчеркивал вслед за своим заочным наставником «недостаточность… ходячих взглядов», согласно которым православие, во–первых, «квалифицируют как некоторую националистическую форму христианства. Во–вторых, православие сливают до неразъединимости с определенным государственно–народным строем, ибо конкретное обнаружение свое православие находит в жизни определенного народа, в жизни русского народа»[88].

Подобному этнографическому и культурологическому восприятию религии Флоровский противопоставлял бескомпромиссный конфессиональный подход, в рамках которого предлагал евразийцам планы издания «общедоступных сборников о православии» с «целью раздвинуть рамки богословских и церковных знаний и осмыслить обломки, лежащие грудою в благонамеренных головах», а также проект богословского журнала «Устои», призванного «утверждать твердое, конфессиональное, церковное православие». Вот как прокомментировал Трубецкой его предложения в письме Сувчинскому: «Проект Флоровского, по–моему, есть плод… желания где‑нибудь напечатать некоторые задуманные им статьи, не имеющие прямого отношения к евразийству… У Флоровского выходит так, что он задумал несколько статей, а для того, чтобы их напечатать, изобретает журнал, составляет список сотрудников, заказывает им статьи, которые бы обрамили его собственные статьи. Так дело не делается»[89].

Флоровский изложил свое видение расхождений с евразийцами в письме Трубецкому 1924 г., которое служит прекрасной иллюстрацией его «профетического стиля» образца 1920–х гг.: «Смысл моего предметного отклонения от "евраз[ийства]" Вы изображаете неверно. Я не утверждаю, что только церковные (рел[игиозные]) вопросы актуальны и потому вовсе не считаю себя обязанным "выходить из мира" и постригаться в монахи. Я говорю совершенно другое: для меня церковные вопросы есть первые и основные, если хотите, да — единственные, но в том смысле, что они все и вся в себя включают. Поэтому с них надо начинать… Культура должна расти из церкви… Запад есть латино–протест[антская] "страна" и в этом качестве подлежит преодолению — религиозному. Россия есть религиозная задача. Отсюда вовсе не следует, что не надо строить культуру. Но культуру надо строить религиозно. И если я "возражаю" евразийцам, сам будучи одним из них, то потому, что вижу в них поползновение… уйти в мирское делание… Недопустимо оставаться бессознательными, "кустарными" православными. Нужно пережить, вчувствовать прав[ославное] прошлое — Виз[антийское] и Русское, — почувствовать русскую судьбу, как прав[ославную] судьбу — иначе неизбежно впадаете в маниловщину или ноздревщину. "Временник" для меня скучен. Он весь не на тему… У "Врем[енника]" есть своя публика, и очень многочисленная; боюсь, что все это недорезанные буржуи, которые с охотою "потолкуют" — у открытых дверей. Помечтают о будущей Вел[икой] России…»[90].