Елена Аверьянова - Бабочка на огонь

• Название: Бабочка на огонь
• Автор: Елена Аверьянова
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2005

Семья Басмановых добилась всего: признания, славы, богатства. Убийство ее главы, режиссера Артема Басманова, разрушило жизнь этого хрупкого мирка. Молодая вдова Леночка занималась только маленьким сыном, брат Артема Василий, тоже известный режиссер, впал в черную печаль, одна дочь Злата не опустила руки, а с головой погрузилась в работу над своим первым фильмом. Но ей не давала покоя мысль о пропавших черновиках отцовской книги. Любвеобильный Басманов был женат целых семь раз. Возможно, кто-то из оставленных им женщин имеет отношение не только к исчезновению рукописи, но и к гибели режиссера?

---

«Устроюсь в «Полянке», подружусь с отставным генералом, который своим детям не нужен, и будем с ним заботиться друг о друге, как лебеди», — денно и нощно думала Кассандра Юльевна, вздыхала и завидовала своей покойной сестре Сабине, Сопочке, как называл ее отец — главный герой-любовник Любимского драмтеатра.

Сопочка закончила свою жизнь в «Полянке». Ей повезло: десять лет перед смертью она ходила по мягкой траве газонов, дышала воздухом соснового бора, любовалась летом — розами, осенью — астрами, Новый год и все праздники встречала не одна, а в компании интеллигентных, заслуженных людей — бывших военных, артистов, чиновников. Чтобы попасть в «Полянку», многие из них — те, которые не имели близких родственников, продали свои квартиры в тихих зеленых двориках центра столицы или с видом на Москва-реку.

После противного дождя на небо вылезло такое же противное солнце, заулыбалось широко. Кассандра Юльевна подошла к окну, чтобы закрыть солнце шторами, но, подняв руку, передумала. Ее отвлекло, заворожило движение людей и машин на улице. Всем им было куда идти, ехать, торопиться мимо окна ее дома, мимо нее в окне дома: в доме она родилась, в нем — все шло к тому — в определенный судьбой час и умрет.

— А вот шиш вам, — сказала прохожим, машинам, улице и заодно самой себе Кассандра Юльевна.

Задернув шторы, она стала пробираться из одной комнаты в другую, думая по дороге: «Это раньше все проходило мимо меня. Красота — Сопочке, талант — Сопочке, любовь отца — Сопочке, знаменитый муж — Сопочке, ребенок…»

Кассандра Юльевна дошла до спальни, окно которой выходило во двор, и посмотрела на лавочку у подъезда.

«Ребенок, образно говоря, был мой, а достался, образно говоря, опять Сопочке».

За образным ответом крылась тайна.

«Хочу в «Полянку», — наслоилось на тайну прошлого невзрачное настоящее Кассандры Юльевны. — Хочу цветов, сосен, свободы, бесед с умными людьми. Мне тоже есть что им рассказать о себе — актрисе провинциального театра. Хочу вкусную еду пять раз в день, принесенную в комнату с розовыми занавесками заботливым персоналом с радостными лицами. Хочу личного врача — доброго доктора Айболита».

На лавочку сел бомж, скорчил Кассандре Юльевне рожу, показал палец. Она не задернула штору, смотрела на бомжа в упор с неожиданной для себя какой-то личной ненавистью.

«Не хочу жить здесь, считая дни и копейки», — закрыла тему и шторы Кассандра Юльевна и пошла рыться в старой записной книжке, которая еще вчера была ею найдена в чемодане на антресолях среди пожелтевших бумаг и документов.

Найдя нужный ей адрес и телефон, Кассандра Юльевна собралась и отправилась на переговорный пункт, чтобы для конспирации позвонить оттуда.

В одном из маленьких любимских магазинчиков одежды с претенциозным названием «Бутик» тихо веселились две юные продавщицы. И было отчего гримасничать и прыскать смешком в ладошку. В дальнем углу, там, где находилась примерочная, маячила монашка, вот уже целый час выбирала себе наряд.

— Батюшка велел рабе божьей приодеться, — с серьезным лицом ехидничала черненькая продавщица с ямочками на розовых щеках.

— Или матушка, — вторила ей более смешливая крашеная беляночка и валилась на плечо подружки. — Ой, не могу! Она к нижнему белью направилась. Надо бы ей объяснить, для чего оно.

Сестра Ксения пересмешки продавщиц слышала, но не реагировала на них, не отвлекалась от важного дела — в толпе поклонниц творчества Груни Лемур ей нельзя будет выделяться.

«Одежда должна соответствовать праздничной обстановке концерта», — сосредоточенно думала сестра Ксения, перебирая маечки, юбочки и прочие модненькие вещи, от которых она давно отвыкла, отказалась по собственной воле.

В руке ее оказалось что-то, похожее на шелк, — названия многих тканей она не знала, и сестра Ксения остановилась.

«Надо же, — удивилась она собственным чувствам, вызванным прикосновением материала, — не думала, что мне будет так тяжело».

Сильно захотелось курить. Сестра Ксения посмотрела на продавщиц, те быстро отвели от нее глаза и попытались придать своим лицам чрезвычайное равнодушие.

«Нет, так не годится. Монашка, выбирающая нательное белье, да еще курящая, — это уж ни в какие ворота не лезет, — решила сестра Ксения. — Это обязательно привлечет внимание продавщиц, заставит их меня запомнить. Впрочем, это не важно. Это все уже не важно».

Мысленно представив, как она закурила — так и будет через несколько минут, когда она выйдет наконец на улицу, купит в палатке сигареты, спрячется в какой-нибудь близлежащей подворотне или в кустах парка на набережной, — сестра Ксения отобрала платьишко, больше похожее на кофточку, юбочку, две маечки, под цвет им нижнее белье и пошла к кассе.

— Поздравляю с покупками, — стараясь не расхохотаться, сквозь зубы сказала черненькая продавщица.

Беленькая, как спряталась под прилавок, нарочно громко шурша пакетами и трясясь от беззвучного смеха, так и не показывалась.

— Как насчет парфюма? — поинтересовалась у монашки черненькая продавщица и показала рукой направо. — Духи, туалетная вода, одеколон для вашего друга.

Беленькая под прилавком засунула себе в рот пакет, но, к сожалению продавщиц, монашка не поняла шутки. Подхватив упакованные в фирменные пакеты покупки, она молча направилась в парфюмерный отдел. «Черненькая» поспешила за ней.

— У вас есть духи «О тебе»? — спросила сестра Ксения продавщицу.

Та не растерялась, усмехнулась:

— Их сколько лет назад выпускали?

— Лет двадцать, — задумчиво, больше себе, чем кому-то, ответила монашка и, заглянув за продавщицу, как за шкаф, изменилась в лице.

— Там детский отдел, — проследив за ее взглядом, пояснила «черненькая». — Вам туда еще рано.

— А это уж не тебе решать, девочка, — глядя не на продавщицу, а на детские вещи, развешанные по размерам, «осадила» «черненькую» монашка. — Ты бы лучше за подружкой подтерла.

В голове сестры Ксении созрел интересный план, и она, не обращая внимания на открывшую рот немую «черненькую», подошла к ползуночкам нежных цветов, кружевным чепчикам, махоньким пинеточкам. Взяв всего из перечисленного по одному, монашка, расплатившись с продавщицами, удалилась.

Тихо звякнул над дверями колокольчик. Черненькая и беленькая, в отсутствие развлечений, сели на подоконник, открыли окно и начали обсуждать монашку, перемывать ей косточки.

— Ну, все, что ли? — грубо спросила Злата любовника и, не дожидаясь ответа, сбросила парня с себя.

Отвлечься от мыслей не по теме кино, которое она готовилась снимать, на этот раз не удалось, и Злата даже немного расстроилась — как не вовремя прозвенел вчера этот дурацкий телефонный звонок.

Парень был из статистов. Злата полюбила его на сегодня за шоколадное от южного загара тело в мускулах. Лицо значения не имело — не крокодил, и ладно. Да Злата его уже и не помнила — лицо статиста.

Парень, видимо, был с ней уже не первый раз, потому что легко ориентировался в лабиринтах квартиры, уверенно нашел ванную, помылся и быстро ушел. Все так, как она любила. Пришел, ушел. Ни чувств, ни слов. Ей — разрядка, ему — моральное удовлетворение от того, что переспал с дочерью Артема Басманова. Господи, когда же ее будут любить за ее собственное имя?

Злата встала со смятой, в пятнах, простынки (ей и в голову не приходило снять простыню, засунуть ее в стиральную машину — вот еще, стесняться домработницы, которая приходила по утрам), прошла в ванную, включила холодную воду, встала под душ. Злость прошла, пришла бодрость.

Злата выпила кофе, элегантно оделась, поехала в ресторан, заказала сок, мясо, картошку и «побольше зелени», на десерт — мороженое с фруктами. Поела, посмотрела на часы, в хорошем настроении вышла из ресторана, где часто обедал ее отец, поехала на природу — домой. Хорошее настроение усилилось еще больше, когда Злата вспомнила, что дом, в который она едет, пуст — Леночка с сыном уехали сегодня утром в Ялту, Василий Сергеевич собирался в Испанию. Еще хороша была машина, в которой ехала Злата, — новая, дорогая, с открытым верхом, подарок отца. Хороши и свежий ветер, щекочущий шею и плечи, малое количество машин на правительственной трассе, пение птиц и покой зеленого леса, в который она, свернув с дороги, съехала, ища отдохновения от суматошной Москвы и повинуясь естественному для нее любимому чувству одиночества. Одиночество всегда было ее защитой, границей, которую никто не смел переходить без ее разрешения. Никто, кроме отца. Как ей сейчас его не хватает!

Злата закрыла глаза, послушала лес. Запустив руки в волосы, взлохматила их — с таким же тихим шумом звучали на ветру листья. Подняв лицо навстречу небу, она увидела высокие деревья и, ощутив их величие, пропиталась им. Голубое, на фоне редких белых облаков, небо должно было снабдить ее чистотой, которой у людей мало. Над ухом противно загудел комар. Злата вспомнила, что на семь часов у нее назначена встреча с «дурочкой» из Любимска.