Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 14

• Название: Миры Роджера Желязны. Том 14
• Автор: Роджер Желязны
• Издательство: Полярис
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1995
• ISBN: 5-88132-135-9

В 14-й том собрания сочинений Р. Желязны включены два авторских сборника его рассказов: «Вариант единорога» и «Мороз и пламя». Подавляющее большинство этих произведений никогда прежде не публиковалось на русском языке.

Содержание:

ВАРИАНТ ЕДИНОРОГА

Вариант единорога (пер. В. Гольдича и И. Оганесовой)

Последняя из Диких (пер. К. Королева)

Сольный концерт (пер. В. Гольдича и И. Оганесовой)

Голый матадор (пер. М. Михайлова)

Свет Угрюмого (пер. С. Сухинова)

Беззвездной ночью в пути (пер. С. Сухинова)

Но не пророк (пер. С. Сухинова)

Рука через Галактику (пер. С. Сухинова)

Та сила, что через цепи гонит ток (пер. Е. Доброхотовой-Майковой)

Огонь и лед (пер. С. Сухинова)

Все уходят (пер. С. Сухинова)

Очень хороший год (пер. С. Сухинова)

Моя леди на диодах (пер. С. Сухинова)

И спасся только я один, чтобы возвестить тебе (пер. Е. Доброхотовой-Майковой)

Кони Лира (пер. С. Сухинова)

Глаз ночи (пер. С. Сухинова)

Ангел, Темный Ангел (пер. С. Сухинова)

Вальпургиева ночь (пер. С. Сухинова)

Бизнес Джорджа (пер. С. Сухинова)

Мой пристрастный взгляд на особенности научной фантастики (пер. В. Задорожного)

Проблемы Цирцеи (пер. А. Волнова)

Приди ко мне не в зимней белизне (пер. И. Гуровой)

МОРОЗ И ПЛАМЯ (пер. В. Самсоновой)

Нечто вроде экзорцизма

Вечная мерзлота

Локи 7281

Песня чужого мира

Сам себя удивил

Дневная кровь

Создание научно-фантастического романа

Ленты Титана

Манна небесная

Короли ночи

Конец поисков

24 вида горы Фудзи кисти Хокусая

Фэнтези и научная фантастика: взгляд писателя

---

Спокойствие нарушается, и моя мечтательность проходит, когда маленький самолет желтого цвета спускается к воде откуда-то слева от меня. Мгновением позже его комариное жужжание достигает моего слуха. Он быстро теряет высоту, скользит низко над водой, разворачивается и устремляется назад, на этот раз двигаясь вдоль береговой линии. Когда он приближается к точке, наиболее близкой ко мне, я замечаю вспышку отраженного света в его кабине. Бинокль? Если так, слишком поздно прятаться от его любопытных глаз. Моя рука проникает в нагрудный карман и вытаскивает оттуда маленький серый цилиндр. Я сбиваю легким ударом колпачки, подношу его к глазам. Секунда на поиск цели, другая на фокусировку…

Пилот мужчина, и, так как самолет улетает прочь, я схватываю только его незнакомый профиль. Что это за золотая серьга в его левом ухе?

Самолет улетел в том направлении, откуда появился. Он не вернется.

Я дрожу. Кто-то прилетел с единственной целью бросить на меня взгляд. Как он нашел меня? И что он хочет? Если он решит, что я очень испугана, то атака последует в совсем другом направлении, чем то, к которому я приготовилась.

Я сжимаю руку в кулак и тихо ругаюсь. Не готова. Это история всей моей жизни. Всегда быть готовой не к тому. Всегда пренебрегать тем, что имеет наибольшее значение.

Как Кендра? Я отвечаю за нее, она одна из причин моего присутствия здесь. Если я преуспею в этом, я, по крайней мере, выполню часть моего долга перед ней. Даже если она никогда не узнает, даже если она никогда не поймет…

Я выталкиваю все мысли о дочери из своего сознания. Если он только подозревает…

Настоящее. Вернуться в настоящее. Не расплескивать энергию в прошлое. Я стою на четвертой стоянке моего паломничества, и кто-то проверил меня. На третьей станции эпигон попробовал обрести форму. Я приняла исключительные меры предосторожности при возвращении в Японию. Я здесь по фальшивым документам, путешествую под чужим именем. Годы изменили мою внешность, и я помогла им в том, чтобы усилить темноту моих волос и лица, изменить манеру одеваться, манеру речи, походку, привычки в еде — что было для меня легче, чем многим другим: у меня уже была практика в прошлом. Прошлое… Снова, черт побери! Может быть, оно работает против меня даже таким образом? К черту прошлое! Эпигон и, возможно, человек-наблюдатель объединяются вместе. Да, я нормальная сумасшедшая и была ею много лет, если хорошенько поразмыслить.

Однако я не могу позволить моему знанию действительности повлиять на мои нынешние суждения.

Я вижу три возможности. Первая в том, что самолет ничего не значит, что он мог появиться, если бы кто-нибудь другой стоял там, или никого бы не было. Просто прогулка или поиски чего-нибудь еще.

Это может быть и так, но мой инстинкт выживания не может позволить мне принять это. Таким образом, кто-то разыскивает меня. Это либо связано с появлением эпигона, либо нет. Если нет, то большое искушение жизни появляется передо мной, и у меня нет идеи, как начать расплетать переплетенное.

Третья возможность наиболее страшная: существует связь между эпигоном и летчиком. Если дела дошли до того, что задействованы оба агента, тогда я обречена на неудачу. И даже более того, это будет означать, что игра приняла другой, устрашающий характер, который я не принимала во внимание. Это будет означать, что население Земли находится в большей опасности, чем я предполагала, что я единственная, кто знает о ней, и поэтому мой персональный поединок вырастает до глобальных масштабов. Я не могу рисковать, отнеся это сейчас к моей паранойе. Я должна предполагать худшее.

Мои глаза переполнились. Я знаю, каково умирать. Однажды я узнала, каково проигрывать с изяществом и отрешенностью. Я не могу больше позволить себе такое роскошество. Если у меня и были какие-то скрытые мысли, теперь я изгоняю их. Мое оружие хрупко, но я должна владеть им. Если боги спустятся с Фудзи и скажут мне: «Дочь, мы хотим, чтобы ты прекратила все это», я должна продолжить это до конца, хотя бы мне грозили вечные муки ада. Никогда прежде я не осознавала так силу судьбы.

Я медленно опускаюсь на колени. Ведь я должна победить бога.

Отныне я плачу не о себе.

5. Вид горы Фудзи от Фукагавы в Эдо

Токио. Гиндза и неразбериха. Движение и грязь. Шум, краски и лица, лица, лица. Когда-то я любила подобные сцены, но я не была в городе уже очень давно. И возвращение в город, такой, как этот, обессиливает, почти парализует.

Старый Эдо на картине совсем не тот, и я пользуюсь случаем прийти сюда, хотя осторожность угнетает каждое мое движение.

Трудно найти подходящий мост, чтобы увидеть Фудзи под тем углом, под которым она изображена на картине. Вода не того цвета, и я закрываю нос от запаха. Этот мост — не тот мост. Здесь нет мирного рыбака. И зеленщик ушел. Хокусай смотрит, как и я, на Фудзи под металлическим пролетом. Его мост был грациозной радугой из дерева, произведением ушедших дней.

Что-то останавливающее и мечтательное есть во всех мостах. Харт Крейн находил в них поэзию. «Арфа и алтарь, переплавленные в неистовстве…»

И мост Ницше — человечность, простирающаяся до идеи сверхчеловека…

Нет. Мне этот мост не нравится. Лучше было бы не смотреть на него. Пусть это будет мой pons asinorum.

Легким движением головы я уточняю перспективу Теперь кажется, что Фудзи поддерживает мост, и без ее поддержки он может быть разрушен, как Бифрост, чтобы удержать демонов прошлого от нападения на наш теперешний Асгард, — или, может быть, демонов будущего от штурма нашего древнего Асгарда.

Я снова двигаю головой. Фудзи опускается. Мост остается целым. Тень и материя.

Задние огни грузовика заставляют меня вздрогнуть. Я только что приехала и чувствую, что была здесь слишком долго. Фудзи кажется слишком далекой, а я слишком незащищенной. Я должна вернуться.

Что это, урок или только прощание?

Урок, ибо душа конфликта висит у меня перед глазами: я не хочу, чтобы меня тащили через мост Ницше.

Приди, Хокусай, покажи мне другой вид Фудзи.

6. Вид горы Фудзи от Кайиказавы

Туманная, таинственная Фудзи над водой. Чистейший воздух входит в мои ноздри. Здесь есть даже рыбак почти на том месте, где он должен быть, хотя его поза менее драматична, чем на оригинале, а одежда более современна.

По пути сюда я посетила маленький храм, окруженный каменной стеной. Он посвящен Каннон, богине милосердия и прощения, утешительнице во времена страха и скорби. Я вошла. Я любила ее, когда была девочкой, пока не узнала, что на самом деле это мужчина. Тогда я почувствовала себя обманутой, почти преданной. В Китае ее звали Гуаньинь, и там она тоже была утешительницей, но пришла она из Индии, где была бодисаттвой по имени Авалокитесвара, мужчиной — «Господином, Который Взирает с Состраданием». В Тибете он был Чен-ре-ци — «Он с Сострадательными Глазами» — тот, кто регулярно перевоплощается, как Далай Лама. Я не верила во все эти чудеса с перевоплощением, и Каннон потеряла для меня часть своего очарования после того, как я получила эти поверхностные знания по истории и антропологии. Но я вошла. Мы мысленно возвращаемся в обстановку детства во времена тревог. Я провела там некоторое время, и ребенок внутри меня танцевал, затем все прошло.

Я наблюдала за рыбаком на этих волнах, маленьких копиях большой волны Хокусая, которая для меня всегда символизировала смерть. Маленькие смерти сворачиваются вокруг него, мужчина тащит серебряную сеть. Я вспоминаю сказку из «Тысячи и одной ночи» и другую — американских индейцев. Я могла бы увидеть христианскую символику или архетип Юнга. Но я помню, как Эрнст Хемингуэй сказал Бернарду Беренсону, что секрет величайших произведений в том, что в них нет символизма. Море есть море, старик есть старик, мальчик — это мальчик, марлин — это марлин и акула такая же, как и остальные.

Люди домысливают все сами, заглядывая за поверхность, всегда ищут большего. Для меня это, по крайней мере, непонятно. Я провела детство в Японии, отрочество в Соединенных Штатах. Во мне есть часть, которая любит видеть намеки и соприкасаться с тайной. Но американская часть никогда ничему не доверяет и всегда ищет материальный источник.

В целом я должна сказать, что лучше не доверять, хотя перед тем, как перестановка причин, которой я предаюсь, переполнит мой разум, следует наметить какие-то линии интерпретации. Я все та же, не отказываюсь от этого качества характера, которое хорошо служило мне в прошлом. Это не противоречит точке зрения Хемингуэя, так же как и моей, ибо ни одна не претендует на полную истину Однако в моей теперешней ситуации, я уверена, моя дает больший потенциал для выживания, так как я имею дело не только с «вещами», но и с отмеченными временем Державами и Княжествами. Я хотела бы, чтобы это было не так и эпигон был бы простым артефактом, сродни шаровой молнии, которую изучал Тесла. Но за всем этим что-то стоит, вне всякого сомнения, так как у желтого самолета был пилот.