Тим Северин - Острова пряностей

• Название: Острова пряностей
• Автор: Тим Северин
• Издательство: Эксмо, Мидгард
• Жанр: Путешествия и география
• ISBN: 978-5-699-35121-3

Вдохновленный дневниками прославленного исследователя А. Р. Уоллеса, он совершает плавание по Островам пряностей на индонезийской прау.

---

В начале лета 1858 года, когда письмо Уоллеса к Дарвину еще шло в Англию, он бился над вопросом о том, как происходит дивергенция (разделение) видов; работа шла очень медленно. И вот 8 июня 1858 года он написал своему другу и доверенному лицу доктору Джозефу Гукеру, что нащупал «краеугольный камень» теории — сформулировал принцип дивергенции видов. Позднее он писал, что помнит каждый камень у дороги, по которой проезжал в своей коляске, когда, к его великой радости, пришло решение.

Подозрение о том, что «краеугольный камень» Дарвин мог обнаружить в статье Уоллеса, связано с тем, что посылка из Тернате с большой вероятностью была получена им как раз в начале июня. Сам Дарвин утверждал, что получил ее 18 июня, но, как ни странно, еще одно письмо, отправленное Уоллесом брату своего старинного друга Бейтса, который тогда проживал в Лестере — и предположительно отправленное с той же почтой из Тернате, — прибыло в Лестер 3 июня.

Непонятно, с какой стати письмо, адресованное брату Бейтса, проживавшему в одном из центральных графств, было получено двумя неделями ранее, чем письмо Дарвину в Кент. Точную дату получения письма Дарвином установить не удалось, потому что конверт не сохранился, в то время как конверт письма брату Бейтса Фредерику остался в целости и сохранности. Почтовые штампы на нем позволяют проследить путь через Сингапур и Лондон в Лестер, причем два последних пункта промаркированы одной и той же датой — 3 июня. Таким образом, на той же неделе или максимум в течение двух недель с того момента, как Дарвин нашел решение задачи о дивергенции видов, он получил по почте письмо Уоллеса со статьей, озаглавленной «О наклонности разновидностей безгранично удаляться от их первоначального типа». В статье была изложена основная идея теории эволюции путем естественного отбора, и совпадение является, по меньшей мере, подозрительным.

Даже если Дарвин нашел решение задачи не на страницах статьи Уоллеса, что невозможно, если верить дарвиновской версии последовательности событий, оригинальность идей Уоллеса все равно подрывала доселе незыблемый авторитет Дарвина. Двумя с половиной годами ранее Уоллес послал из Индонезии другую статью — об эволюции видов, которую он направил в «Журнал по естествознанию». Обстоятельства написания этой статьи были очень похожи на те условия, в каких шла его работа на Тернате; но в этот раз он жил на острове Саравак в горной хижине, которую ему сдал «белый раджа» Джеймс Брук. Уоллес в это время выздоравливал после приступа лихорадки и жил один, даже без своего повара-малайца, так как Брук и его помощники отсутствовали. Предоставленный самому себе и будучи не в состоянии заниматься полевой работой, Уоллес использовал образовавшееся свободное время для пересмотра своих записей и книг и для обдумывания «великой загадки».

Он набросал список «десяти широко известных географических и геологических фактов». В частности, к таковым было отнесено утверждение, что в сходных ландшафтах, даже разнесенных на большие расстояния, обитают одни и те же виды; также утверждалось, что «никакой вид или группа видов не может дважды возникнуть в ходе эволюции».

На основании этих фактов Уоллес сформулировал гипотезу, которую назвал «законом, управляющим возникновением новых видов», а именно: что «каждый вид появляется в природе в одно время и в одном месте с близкородственными видами». Другими словами, Уоллес предположил, что все виды на Земле появились в ходе непрерывного постепенного эволюционного процесса. Он еще не успел продумать, как конкретно может работать механизм изменений — об этом зайдет речь в следующей статье; но гипотеза стала самым существенным шагом вперед в теории эволюции видов за период времени с публикации трудов Ламарка и до появления труда Дарвина.

Как ни странно, сам Дарвин, прочитав в «Журнале по естествознанию» статью, написанную Уоллесом на Сараваке, не сумел по достоинству ее оценить — хотя дарвиновский экземпляр этого журнала сохранился до сих пор. Напротив одного из перечисленных Уоллесом «десяти фактов» стоит пометка «Неужели это так?». Когда Уоллес изобразил процесс эволюции как дерево, тянущееся вверх и выпускающее ветви в стороны, Дарвин свысока отметил: «Использует мое сравнение с деревом». Он в целом не придал значения этой статье, решив, что «в ней нет ничего нового». Однако Саравакский закон, как в конце концов стали называть гипотезу Уоллеса, внес важный вклад в теорию эволюции путем естественного отбора[13].

Теперь между Дарвином и Уоллесом установились отношения, которые иногда возникают между почтенным университетским профессором и наиболее одаренным учеником-студентом. С одной стороны — огромная масса знаний, годы исследований, профессиональная репутация, высокое положение в ученом мире и возможности воздействия на будущность своего подопечного. С другой — уважение к старшему, готовность уступать, но также и оригинальность мышления, возможно, результат того, что Уоллес был самоучкой, или того, что в это время он занимался непосредственной полевой работой. Подобный расклад часто ведет к тому, что старший игнорирует вклад младшего, или — еще хуже — пользуется плодами его усилий. Конечно, фактически Дарвин и Уоллес не были парой «профессор — ученик»; это были два независимых человека, большую часть времени разделенные огромным расстоянием и — что, вероятно, более существенно — социальной пропастью: к трудам Уоллеса вряд ли отнеслись бы с таким же вниманием, как к работам Дарвина.

Дарвин мог занимать весьма покровительственную позицию, когда речь заходила о чужаках вроде Уоллеса и других, менее квалифицированных исследователях. Он вложил столько труда и потратил столько времени на изучение эволюции видов, что постепенно стал рассматривать эту область науки как свое частное владение и принимать все возможные меры к тому, чтобы границы этих владений не нарушались. Когда ученый мир оставил саравакскую статью практически без внимания, Уоллес имел неосторожность написать Дарвину и спросить, читал ли он ее и что о ней думает. Дарвин начал мягко и любезно: «Я хорошо вижу, что у нас сходные мысли и что мы пришли к сходным, до некоторой степени, заключениям». Но затем он недвусмысленно выступил в защиту своих завоеваний: «Этим летом исполнилось двадцать лет (!) с того момента, как я открыл свою первую тетрадь, куда вписывал свои соображения по вопросу дивергенции видов… Сейчас я готовлю к публикации работу, но тема столь обширна, что… вероятно, я смогу ее опубликовать не ранее чем через два года… На самом деле невозможно объяснить мои воззрения в рамках одного письма… Но у меня имеется четкая и вполне определенная идея — насколько она соответствует действительности, не мне судить». В этом весь Дарвин. Он указывал Уоллесу на то, что он, Дарвин, работал над вопросом о теории эволюции гораздо дольше, чем этот молодой человек, что он знает об этом предмете гораздо больше, но не собирается рассказывать, что именно, и что планирует в скором времени опубликовать свою теорию. Смысл заключался в том, что Уоллесу нужно подождать, когда до него дойдет очередь.

Можно себе представить, какое потрясение испытал Дарвин, когда из Тернате прибыла новая статья Уоллеса. Дарвин был в шоке. Здесь, на нескольких страницах, излагалась фактически вся теория эволюции, которую он пытался сформулировать в течение стольких лет. Дарвин сразу же понял, что далее игнорировать или замалчивать существование молодого натуралиста-самоучки невозможно. Он не мог предполагать, что Уоллес позаимствовал какие-либо из его идей, так как тот находился на краю света, за пределами цивилизации, и в его распоряжении была лишь дюжина книг.

Также он не мог скрыть факт получения письма из Тернате, так как Уоллес вскоре должен был послать свою статью друзьям вроде Бейтса.

Дарвином овладели противоречивые чувства — жалость к себе, благородные намерения и ужас. Кроме того, он плохо себя чувствовал — с ним случился очередной приступ таинственной болезни, которую он, возможно, заработал во время путешествий по Южной Америке; члены его семьи также в это время болели. Год за годом Дарвин собирался опубликовать свою теорию эволюции, но не делал этого — из-за опасения показаться вольнодумцем перед своими друзьями, почитавшими церковь, или быть уличенным в мелких фактических ошибках. Сейчас у него был выбор — либо уступить Уоллесу право и риск первым представить теорию естественного отбора, либо наконец преодолеть страхи, сомнения и навязчивую скрытность и вынести свои труды на суд публики.

Усложняло проблему то, что Дарвин не успел дописать «большую книгу» по эволюции, и на самом деле у него не было готовых к публикации материалов. Он так глубоко завернулся в кокон своих дел и проблем, исследований, раздумий, плохого самочувствия и комфортной жизни, что перестал понимать, что кому-то другому могут прийти в голову те же идеи.