Клод Дюфрен - Мария Каллас

• Название: Мария Каллас
• Автор: Клод Дюфрен
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-235-03384-9

Выдающаяся оперная певица Мария Каллас еще при жизни стала легендой, а после смерти для миллионов почитателей превратилась в миф, достойный поклонения. Клод Дюфрен, лично знавший певицу, в своей книге ведет читателя не только по ее звездному маршруту — от юной гречанки из скромной квартиры в Бруклине до первой оперной дивы на мировой сцене, — но и задается вопросом: а какой в жизни была артистка, достигшая вершины славы? И другим, более важным: как случилось, что певица, жертвующая личной жизнью ради искусства, вдруг, влюбившись в богатого судовладельца Онассиса, спустилась с Олимпа, возжелала земного счастья, а обрела трагедию? Автор приводит воспоминания многих выдающихся людей, знавших Марию Каллас, и дополняет ее жизнеописание редкими фотографиями.

---

В таком настроении Мария отправилась в турне по Канаде и Соединенным Штатам. Конечным пунктом ее гастролей был Даллас, где она чувствовала себя совсем как дома. И все же, несмотря на настойчивые напоминания Рудольфа Бинга, она не изменила своего отношения к «Метрополитен-опере». Как помним, Менегини утверждал, что гонорары этого театра были не столь значительными, чтобы пренебрегать другими контрактами. Если верить его воспоминаниям, супруги решили найти вескую отговорку, однако вынуждены были соблюдать осторожность. Вспомним, как по причине нездоровья Мария отказалась от выступления в Сан-Франциско. Тогда она еле унесла ноги. К тому же ей не следовало бы дразнить «AGMNA», весьма влиятельную среди артистов организацию в Соединенных Штатах. И тут Менегини проявил поистине лисью хитрость, о чем признался в своих воспоминаниях:

«— Мы должны во что бы то ни стало освободиться от «Метрополитен-оперы», — сказал я.

— Если это удастся тебе, то я сниму перед тобой шляпу! — ответила, засмеявшись, Мария. Ее рассмешила мысль о том, какой коварный план я разработаю, чтобы достигнуть своей цели…

Бинг испытывал ко мне лютую ненависть. Он обвинял меня в скупости и говорил, что я думаю только о деньгах. Он рассказывал всем, что я провожаю жену в театр, а затем держу ее под ключом в гримерной до тех пор, пока он не расплатится со мной наличными…»

Менегини решил во что бы то ни стало освободить Марию от обязательств, уже не представлявших в тот момент большого интереса. Супруги встретились в Нью-Йорке с Рудольфом Бингом на совместном обеде. Они начали с того, что в пух и прах раскритиковали его театр. Некоторые из этих критических замечаний были справедливыми. Многие спектакли, которые шли в «Метрополитен-опере», безнадежно устарели.

Встреча с супругами Менегини-Каллас заставила директора театра крепко задуматься. «Я вышел после этого обеда с ощущением: что-то тут не так. Но я еще не знал что, — писал он некоторое время спустя. — Я всегда думал, что наши разногласия возникли из-за турне, когда Марии пришлось петь в городах, выступления в которых не находили отражения в таблоидах, и не в самых лучших условиях. Во время обеда супруги без конца жаловались на сопровождавшие гастроли неурядицы: неудобные гостиницы, запрет проносить собачку Той в салон самолета, вонючие вагоны поездов, перегруженную программу выступлений…»

Менегини избрал свою излюбленную тактику: он тянул время.

«В начале ноября, — писал он, — Бинг позвонил в Даллас, чтобы сообщить о том, что выслал нам контракт. Он просил подписать его и отослать обратно.

— Я должен сначала изучить его, а затем Мария поставит свою подпись, — ответил я.

Мои слова тотчас вызвали у него раздражение.

— Там нечего изучать, — сказал он. — Контракт включает только те условия, которые уже были согласованы и подписаны.

— Посмотрим, — ответил я и положил трубку».

На протяжении нескольких дней Менегини продолжал играть в кошки-мышки с директором театра. Когда Бинг звонил ему по телефону, Баттиста был либо крайне немногословен, либо просил ответить, что его нет. Бинг начал все больше и больше волноваться. Это было именно то, чего хотел добиться коварный сын Вероны. И, наконец, письмо Марии, написанное на итальянском языке — почему бы не написать его на английском? — окончательно добило директора «Метрополитен-оперы»:

«Вы говорили, что Тебальди в прошлый сезон потребовала, чтобы я не пела в ее «Травиате», и она пригрозила, что ее ноги больше не будет в «Метрополитен-опере», если вы не выполните этого требования. Вы также сказали мне, что ответили на ее абсурдную просьбу со всей твердостью и не в самой любезной форме и что Тебальди не посмеет больше перечить вам. Между тем несколько дней назад вы сообщили, что Тебальди отказалась петь в этом сезоне в «Травиате», несмотря на то, что у нее ангажемент, и что вы, чтобы сохранить отношения с ней, не стали возражать ей. Вполне логично, что и я не буду играть эту роль, поскольку Тебальди посчитала возможным аннулировать свое выступление. Я хотела бы сказать еще об одном: я говорила вам, что к тем ролям, которые вы мне предлагали, мне бы хотелось добавить Баттерфляй. Почему вы не сделали это? Может быть, потому, что моя Баттерфляй могла бы смутить Тебальди, которая и в самом деле показала себя перед вами не с лучшей стороны в прошлом сезоне? Вполне возможно, что она еще раз навяжет вам свою волю, как это сделала в случае с «Травиатой»».

«Игра» продолжалась еще некоторое время. 6 ноября Бинг отправил Марии срочную телеграмму с требованием, чтобы она немедленно согласилась выступить в трех представлениях «Лючии ди Ламмермур», предназначенных для замены трех спектаклей «Травиаты», в которых Мария отказывалась петь. Свой ультиматум директор дополнил звонком Менегини. Последний по-прежнему отделался ничего не значившими фразами.

«Мария, слушавшая наш разговор по параллельной трубке, хохотала до слез, — поведал весьма довольный собой Баттиста.

— Наш план удался, — сказал я. — Он будет еще долго ждать от меня ответа.

Я знал, что выиграл. Этот упрямец решил продемонстрировать свою несговорчивость и таким путем включился в мою игру».

Никогда еще злая воля не была предметом такой высокой гордости. Газеты и в самом деле вышли с крупными заголовками: «Бинг выгоняет Каллас за дверь!»

Оперная дива, в глубине души весьма довольная подобным ходом событий, охотно отвечала на вопросы журналистов во время интервью и ссылалась на плачевное состояние, в которое привел театр Рудольф Бинг: «Он хотел, чтобы я пела в этих ужасных постановках «Травиаты»! Они чудовищны, действительно чудовищны!.. Мы живем на земле, чтобы дарить людям искусство; за это нас любит публика. Бинг не захотел сотрудничать с нами. Тем хуже для него!»

Со своей стороны, чтобы не оставаться в долгу, Рудольф Бинг не скрывал от общественности своего мнения: «Каллас не способна влиться в какую-либо систему, где она не станет для окружающих центром вселенной… Я не собираюсь вступать в публичную дискуссию с певицей, поскольку мне хорошо известно, что в этих делах она имеет намного больше опыта, чем я. Если артистические заслуги Каллас являются предметом ожесточенных споров между ее друзьями и врагами, то разногласий относительно ее деловой репутации ни у кого не возникает. Она давно присвоила себе право изменять или аннулировать контракты в зависимости от настроения или какой-либо прихоти, что и привело к настоящему положению вещей. И это только повторение печального опыта почти всех оперных театров, где выступала эта певица».

Далее Бинг напомнил истории с «Ла Скала», Венским оперным театром и совсем недавний случай, произошедший в Риме.

Само собой разумеется, что нью-йоркская пресса не могла пройти мимо этого инцидента. «Необузданная дива бросает вызов директору «Метрополитен»», «Циклон Каллас», «Ураган Каллас» — вот только некоторые заголовки газет, появившиеся после разрыва контракта Каллас с «Метрополитен-оперой». И только одна Максвелл примчалась на помощь своей подопечной и предала анафеме злого директора театра.

Возникает вопрос: действовал ли Менегини, как он утверждал в воспоминаниях, в соответствии с пожеланиями самой Марии? Конечно, певице пришлась не по душе перспектива петь, не переводя дыхание, в опере «Макбет» вслед за «Травиатой». И все же, когда 7 ноября она узнала новость о разрыве контракта с «Метрополитен-оперой» и затем сгоряча выступила с заявлением по этому поводу, было видно, что Мария не особенно обрадовалась этому событию. Могло ли случиться, что Менегини в погоне за деньгами и, как ему казалось, действовавший в интересах своей жены, спровоцировал этот достойный сожаления инцидент? Достойный сожаления еще и потому, что после Милана, Вены и Рима для Марии закрылась еще одна, и не самая узкая, дверь. Драматический парадокс: самой знаменитой певице в мире запрещено появление на некоторых из самых престижных оперных сцен.

Бурные овации, которые сопровождали выступления певицы в «Травиате» и «Медее» в Далласе, а также откровенная лесть некоторых партнеров по сцене помешали Марии оценить масштабы последствий этих повторявшихся досадных событий. Каллас, она ведь такая великая! Богиня, недосягаемая на вершине Олимпа! Казалось, между певицей и ее недругами яростные поклонники таланта Каллас возвели непреодолимый ров. Стоило ли тогда чрезмерно волноваться из-за того инцидента, который представлял, в сущности, такой пустяк по сравнению со всем остальным? И все же остается только сожалеть, что многие знаменитые оперные сцены оказались отныне закрытыми для Каллас. Кроме того, освободившись от некоторой опеки и покровительства, оперная дива, не отдавая себе отчет в том, что стала отдаляться от своего искусства и не соблюдать правила, которыми ранее неукоснительно руководствовалась, начала думать, что могла бы жить не только пением и для пения. Смертельная ошибка, последствия которой она осознает слишком поздно.